Поделом им, мордой и в

Михаил Мороз
               

Нет, не затихают ожесточенные словесные схватки меж людьми, узнавшими о содержании выступления уренгойского мальчика в бундестаге.

 Напротив, схватка, казавшаяся мимолетной, преходящей, переросла в словесное сражение людей, представляющих, как оказалось, совершенно непримиримые потоки сознания.

 Например, Познер заявил: «Я рад, что такой мальчик, как Коля Десятниченко, существует». Он добавил, что подобные люди внушают ему «оптимизм в отношении России». Реакцию людей на выступление уренгойского недоросля Познер назвал  «травлей». И «не важно, - поясняет он, - исходило ли это от суперпатриота писателя Захара Прилепина, местного ли депутата или какого-либо СМИ».

Удивительно, что Познер, в сущности, предринял попытку защитить не мальчика, действительно слепленную жертву нынешнего морально-нравственного и политического порядка, а нацистского героя, расчеловеченного, совершенного зверя, пришедшего на нашу землю убивать, насиловать, истреблять «недочеловеков», освобождать территорию от славян, советских людей, в том числе и евреев.

Писатель Прилепин однажды заметил, что советские и западные евреи должны быть обязаны русскому солдату, успевшему сохранить жизнь всем познерам, оставшимся в живых. Иначе от них не осталось бы и костей. Была бы только зола, удобрение для фермерских хозяйств -  куртов, гансов, фрицев... Пепел познеров, славянских братьев готовил бы высокоурожайные земли. В этом нет сомнения. Но Познер намеренно забывает о такой перспективе, которая, без русского солдата непременно случилась бы. По большому счету, его «защита» сравни отрицанию Холокоста. И этого старого журналиста, по западным меркам, судить бы надо…

Конечно, русский человек  умеет прощать. Познер умен и знает, какими великими чертами обладает русский человек. Всеотзывчивость, умение пожалеть даже врага, ели он честен в своих заблуждениях, всегда находят отклик в русском сердце.

Но тут совсем другое дело: возродилось  очень важное свойство у русского человека, затухшее в нем в нашу бессовестную и беспамятную эпоху – способность иметь память о героях и жертвах. Память эта измеряется не только  27 миллионами погибших в те лихие годы, которые «подарил» нам немец, «воспетый» уренгойским недоученным «хлопцем».   А еще и тем, что мы, быть может, потеряли самых качественных людей, которые родили бы нам великих богатырей духа.  Совсем  не тех, кто похож на нынешнее  племя приспособленцев, сомнительных «примиренцев» типа Познера.

Лучше других понял русского человека Л.Толстой. Помните речь  Кутузова в романе «Война и мир», где  полководец хотел призвать к милости к пленным французам?

— А вот что, братцы. Я знаю, трудно вам, да что же делать! Потерпите; недолго осталось. Выпроводим гостей, отдохнем тогда. За службу вашу вас царь не забудет. Вам трудно, да все же вы дома; а они — видите, до чего они дошли, — сказал он, указывая на пленных. — Хуже нищих последних. Пока они были сильны, мы себя не жалели, а теперь их и пожалеть можно. Тоже и они люди. Так, ребята?

Он смотрел вокруг себя, и в упорных, почтительно недоумевающих, устремленных на него взглядах он читал сочувствие своим словам: лицо его становилось все светлее и светлее от старческой кроткой улыбки, звездами морщившейся в углах губ и глаз. Он помолчал и как бы в недоумении опустил голову.
— А и то сказать, кто же их к нам звал? Поделом им, мордой и… в говно.... — вдруг сказал он, подняв голову. И, взмахнув нагайкой, он галопом, в первый раз во всю кампанию, поехал прочь от радостно хохотавших и ревевших ура, расстроивавших ряды солдат.

Поэтому не надо защищать захватчиков, прикрываясь человеколюбием  и «толерантностью» - и к немцу, ик  уренгойскому мальчику.
Захватчиков надо воткнуть в то, что озвучил Толстой устами великого полководца:
«Поделом им, мордой и в…»