Перед каждой уборкой урожая проводится собрание с механизаторами, участниками уборки урожая. Один из главных вопросов – оплата труда механизаторов и всех участников. Вопросов всегда много, механизаторы хотят заработать, экономисты всегда хотят фонд оплаты труда сэкономить. С первого же дня работы в сельском хозяйстве я не переставал удивляться роли экономиста в колхозах и совхозах. Должность называлась главный экономист, почему главный? Он всего один в колхозе, но главный – непонятно. Мне думалось, что назначение экономиста в том, чтобы экономить деньги колхоза за счёт снижения себестоимости зерна, молока, мяса путём выбора самых экономически выгодных, с этой точки зрения, технологий, за счёт повышения производительности труда в растениеводстве и животноводстве. А что видел на самом деле? Все действия экономиста сводились только к сокращению фонда оплаты труда: меньше денег за вспаханный, убранный гектар, за надоенный литр молока, за полученный килограмм привеса мясного. И получался всегда парадокс: чем больше ты уберёшь, вспашешь гектар, тем меньше он будет стоить, также и с литрами молока и килограммами мяса (находил экономист причины для снижения расценок).
Поняла мою позицию Нина Алексеевна Оденбах, экономист колхоза, где я работал главным инженером. Мы с ней разработали и в жизни воплотили оплату за экономию запасных частей и топлива, которая позволила колхозу экономить десятки, а то и сотни тысяч колхозных рублей.
Что я мог тогда изменить в этом порочном круге? Да и не только экономисты виноваты в такой ситуации – они только воплощали в жизнь решения партии и правительства. Заметьте, что я ничего не перепутал, поставив слово «партия» на первое место, всем - всем она умудрялась руководить. Надо было мне трубы для водопровода, я ехал не в облисполком, а в промышленный отдел обкома партии. Казалось бы, ну причём здесь идеологическая организация и трубы (читай кирпич, техника, и прочие мат. средства), но так было - всё решала партия, она же у нас руководящая и направляющая сила..
И ещё об одном; всегда и во всём, и со всем была борьба: за урожай, за надои, за успеваемость, за чистоту, за трезвый образ жизни, с пьянством, с тунеядством, много ещё с чем и за что. Меня не покидала мысль, почему за всё надо обязательно бороться? Почему нельзя просто пахать и сеять? И что это за планы партии на пятилетку, если их можно выполнить за три года? Планы плохие или те, кто так планирует? А ответ прост, очень прост – ну если бы не борьба, зачем такая туча бездельников – аппаратчиков нужна? Функции власти партийцы отобрали у Советов, давным-давно, отобрали сразу после переворота октябрьского, а борьба навязывалась народу с самим собой.
Нашли мы вместе с Шабаевым Валерием Александровичем, умным и толковым экономистом, лазейку среди постановлений и распоряжений властей – не было ограничений по применению натуральной оплаты труда. А времена наступали уже рыночные, и продать ту же пшеницу или ячмень тому же государству право имели тогда уже и сами колхозники. Осенью, сдав по тридцать, двадцать тонн заработанной натуральной оплаты (пшеницы) на элеваторы, механизаторы получили приличные деньги за свой труд.
И ещё тогда новшество мы совершили: отказались от московских и ленинградских автомашин, которые обычно присылают на уборку урожая. Зачем отдавать заработок чужим, когда его свои же люди могут заработать? Отремонтировали все тракторные тележки, они нас и выручили – с полей зерно увозили трактора, а на элеваторы – автомобили, но в дождливую погоду и трактора совершали рейсы на элеватор, комбайны-то не работали в дождь.
Я потому рассказываю обо всём этом, что по тем временам это всё было в новинку. Да многое тогда было в новинку, мы сами могли уже решать, куда и за сколько продавать зерно, мясо молоко: зашаталась тогда власть коммунистическая (до закрытия райкомов и обкомов оставался ровно год). Звонит мне первый секретарь РК КПСС: «Почему не сдаёшь зерно на элеватор?» - А мне нечего сдавать, купил всё Бузулукский комбинат, деньги уже перечислил, цена выше элеваторной вдвое. - Крякнул секретарь, демократом обозвал, но сделать уже не мог ничего.