Прогулка по берегу Ревуна.
В последний день лета, по традиции, в школе была торжественная линейка и классный час, на котором учителя делали перекличку учеников и давали расписание уроков на первую неделю занятий. Новая учительница 3 «А» класса Галина Ивановна не стала нарушать старую традицию, и составила расписание таким образом, чтобы в среду, 1 сентября, после арифметики и русского языка стояли уроки труда и физкультуры, которые она захотела провести с ребятами на природе. Её давней мечтой была экскурсия в рощу на берегу Ревуна. Помимо многочисленных деревьев, здесь можно было обнаружить заросли терновника и шиповника. Тёрн или, как его называли уральцы, торон, уже поспевал и имел своеобразный кисло – сладкий вкус.
Никита возвращался из школы с Юрой Шуковым. На новеньком бетонном заборе автобазы «Водстрой», кто – то написал чёрной краской шесть букв: СНХ – ХНС. После последней буквы стоял значок похожий на поворот на 180 градусов. Получалась какая – то замысловатая головоломка.
– Юр – р! Что за фигня на заборе написана? На «Х…», не похоже…
– Это новый анекдот про Хрущёва. Я в Саратове слышал!..
– Как, это?
– Расшифровывать нужно! Туда – сюда, два раза, подряд. Смотри! Стране Нужен Хозяин! Хозяин Нашёлся Сам! Самый Настоящий Хам! Хрущёв Никита Сергеевич! Ха – ха – ха! Понял?
– Понял! Только, ни грамма не смешно…
Никита помнил, как в прошлом году, в конце октября, из школы пришёл Олег и, со слезами на глазах сказал, что учительница велела заклеить фото в букваре, где был запечатлен Никита Сергеевич Хрущёв с пионерами. Он так не хотел заклеивать эту фотографию, на которой, один из пионеров, уж очень был похож на Олега. Ребятам было тогда невдомёк, что прошедший Пленум ЦК КПСС снял Хрущёва со всех занимаемых высоких постов. Его отправили на заслуженную пенсию, предварительно осудив волюнтаризм и перегибы в управлении страной. Экономическая реформа, начатая им в 1957 году с создания Совнархозов, пошла на убыль, а через год после его отставки Совнархозы (СНХ) ликвидировали.
– Мам, мы завтра с училкой в лес идём, – похвастался вечером Никита. – Она велела спортивные штаны одеть. Мам, можно я сатиновые шаровары одену?
– Одень!.. Я вам с Олегом новые кеды купила. В сельпо, в Серебрякове давали…
– Китайские?
– Да!
– Ура! Пацаны обзавидуются!..
Экскурсия по лесу началась с обзора деревьев. Галина Ивановна показала рукой на ясень и попросила ребят рассказать об этом дереве.
– Дерево твёрдое, – начал свой рассказ Никита. – Из него дрын отличный получится. Ещё, панок для игры в клёк… А, ещё, его метёлка похожа на лопасть самолётного пропеллера… Всё!..
– Ребята, кто дополнит рассказ Никиты? – спросила Галина Ивановна. – Нет, желающих? Тогда слушайте! Ясень необычайно красивое дерево, благодаря его листьям, которые такие тонкие и нежные, что сквозь них проходит солнечный свет. Владимир Иванович Даль производил слово ясень от слова ясный, светлый и связывал это с редкими листьями, сквозь которые видны солнечные лучи…
– Галина Ивановна! Пойдёмте к роднику, пить охота!..
Вблизи родника, на Ревуне, была долина кувшинок. Галина Ивановна пришла в изумление от увиденной красоты. Акваторию речушки Ревунок, здесь, покрывали огромные тёмно – зелёные листья, между которых росли белые цветы – кувшинки или водяные лилии. На плоских листьях сидели огромные зелёные лягушки, и поочерёдно квакали. Сказочная красота.
– Ребята! Посмотрите, какое чудесное место! Прямо, как в сказке! – не переставала удивляться учительница. – Первый раз вижу такую красоту!
– Галина Ивановна! А вон там, в осоке, мы летом щук забродили, – гордо заявил Никита. – Семь штук! Там, всегда щуки водятся!
– Галин Иванвна! Мы бзднику нашли! – закричали девчонки.
– Кого вы там, нашли? – со смехом переспросила учительница.
– Бзднику! Бзднику! – повторили ученицы.
– Вороняжку нашли! – подсказал Никита. – Так, по – научному, эта ягода называется…
– Да нет, Никита, по – научному, эта ягода называется паслён чёрный, – поправила Галина Ивановна. – Вороняжка, как и бздника, это народные названия. Ребята идёмте, посмотрим, что там девочки нашли.
Весь класс гурьбой пошёл в лесополосу, где девочки на поляне нашли кусты с крупной чёрной ягодой. Мальчишки тут же, начали обрывать их с куста и горстями класть в рот.
– Ребята! Не ешьте немытую ягоду! Дизентерия будет! Понос! – начала увещевать ребят учительница. – Давайте собирать в кружки!..
– Не – а! С куста вкуснее! Такая вкуснотища!..
Буквально, через пять минут, кусты вороняжки были обобраны полностью. И тут, ребята начали смеяться друг над другом. Лица у них были в грязи, а на губах мелкие семечки и фрагменты от чёрной оболочки ягод.
– Русанов! Где же, родник? И правда, пить хочется, – проговорила Галина Ивановна. – Да, и умыться ребятам, не помешало бы. Ревунок не перестаёт меня удивлять. Надо чаще приходить на его чудесные берега…
– Галина Ивановна! Родник, вон за тем кустом, – показал рукой Никита. – Мой отец и дядя Вася, его в деревянный короб поместили. Щас, увидите.
Через несколько шагов, за тальником, Галина Ивановна увидела, сбитый из свежих досок, деревянный короб, наполненный прозрачной чистой водой. На дне этого водоёма бил подземный ключ – родник. Вода, через низкую стенку короба, постоянно выливалась наружу и стекала в речку. Над этим водопадом ребята умывали лица. Площадка, с трёх сторон от короба, была засыпана глиной и плотно утрамбована ногами. Мальчики упали на колени перед коробом, и стали жадно хлебать холодную воду.
– Ребята! Ну, есть же, кружка! – громко объявила учительница. – Ребята! Пропустите к воде девочек! Ребята! Вода очень холодная, пейте мелкими глотками. Ребята!.. Ребята!.. Ну, просто, детский сад…
– Галина Ивановна! На той стороне Ревунка, когда – то давно, белки жили, – сказал Никита. – Дед Михей рассказывал! Потому остров Беличьим стал. А там, дальше за ним, Чаган, на другой стороне которого, – Ханская роща. В ней памятник есть, возле которого дятел в дупле живёт. Ещё, дуб растёт, в три обхвата, а под ним жёлуди…
– Никита, в следующий раз обязательно сходим в Ханскую рощу, а сейчас нам пора возвращаться в школу, – прервала рассказ ученика учительница. – Ребята! Все идём в школу! По дороге, собирайте листья для гербария!
– Галина Ивановна! – не унимался Никита. – Хотите, покажу вам барсучью нору?.. Она недалеко, напротив вон того дерева. Нора большая…
– Ребята! Уроки закончились! Русанов, барсука посмотрим в следующий раз! Всем в школу! Никита, веди ребят в школу! Экскурсия окончена!..
Ученики подчинились команде учительницы и поспешили в школу, где в классе остались ранцы и портфели, без которых не возвратишься домой…
По дороге домой, Никита зашёл в магазин на Новостройке, чтобы купить пакет кукурузных хлопьев. Возле бочек с подсолнечным и хлопковым маслом, стояли две женщины и в полголоса беседовали между собой.
– Нюр, слышала новость, – шепотом проговорила одна из женщин. – Из Урала, возле горок, утопленника достали. Говорят, Вовка Шибистов.
– Слышала, Шур. Чибис! Болтают, его свои же, жулики, зарезали…
– Милиция сказала, что на браконьерские крючья попал. Даже, свидетель есть, видел, как он в Урал купаться полез… Его голым достали…
– Не знай, не знай… По мне Шур, одним жуликом меньше, одним больше, бары – бер… Как – то, всё безразлично!
Услышав этот разговор, Никита передумал покупать хлопья и поспешил домой. Ему вспомнилось то злополучное утро, когда он и его брат Олег стали невольными свидетелями страшного преступления…
Киоск «Мороженое».
Погода в сентябре стояла солнечная и тёплая. Казалось, что лето никогда не закончится, а зима никогда не наступит. К обеду воздух прогревался до такой степени, что мальчишки возвращались домой из школы в одних рубашках. Школьные форменные куртки вешались поверх ранцев, чтобы не мешали размахивать руками. Стояла, поистине, летняя жара.
– Пацаны! Возле четырёхэтажки поставили киоск «Мороженое», – объявил на большой перемене Валька Кораблёв. – Завтра, начнут торговать!
На следующий день, на большой перемене, у киоска выстроилась очередь из учеников восьмилетней школы. В первых рядах были старшеклассники. Они то успели купить себе по порции вкусного мороженого, а малышня не успела, прозвенел звонок. На следующей перемене киоск был уже, вообще, закрыт. На окошке висела табличка «Мороженого нет».
– Галина Ивановна, а можно нас завтра пораньше отпустить на большую перемену, – обратился Никита к учительнице, – мы сегодня не успели себе мороженое купить. Его мало привозят. Всем не хватает!
– Ребята! Всех я не могу отпустить, – ответила учительница. – Давайте, вы назначите доверенных лиц. Два или три человека. Дадите им деньги, а они купят на всех мороженое. Согласны?
– Да! Пусть идут Никита и Юра! Ещё, от девочек надо назначить! Кого? Катю Маркину! Катю! Катю! Завтра всем принести по 20 копеек! Лучше, одной монетой! Будем брать в вафельных стаканчиках или бумажных? В вафельных вкуснее! А из палочек можно самолётики делать!
– Ребята! Прекратили посторонние разговоры! Урок уже начался!..
Инициатива Никиты увенчалась успехом. Они втроём ушли с урока до звонка и купили без очереди мороженое на весь класс. Все двадцать семь порций были аккуратно уложены продавщицей в картонный ящик из – под вафельных стаканчиков. Даже, молодая учительница соблазнилась на это сливочное чудо – лакомство. На большой перемене никто из учеников не покинул класс. Все ребята со смаком поедали холодную белую сладость. Так, продолжалось всю неделю, пока, ученики из других классов не стали тоже отпрашиваться с урока, перед большой переменой. Пришлось Никите с одноклассниками опять стоять в очереди.
– Никит, пошли, нам не хватит, – потянул его за рукав Юра. – Смотри сколько перед нами стоит.
– Стой! Должно хватить всем, – ответил Никита. – Не веришь? Давай на спор! Если хватит, ты мне своё мороженое отдашь. А не хватит, я тебе свой двугривенный. По рукам? Разбивай!..
Мороженого хватило на всех. Юра, как и договаривались, отдал Никите свою порцию. Никита, буквально залпом, проглотил всё мороженное, и тут же побежал пить холодную воду из крана. На последнем уроке он внезапно закашлялся, а на следующий день заболел и не пришёл на занятия.
– Мам, мам! – прохрипел рано утром Никита. – У меня горло болит и, что – то, знобит меня…
– Да, ты, весь горишь! – воскликнула Раиса. – Открой рот, я посмотрю твоё горло. Ба! Да, у тебя, ангина! На, поставь градусник. Ой – ёй! 38! Сейчас же, пойдём в медпункт. Потом, я на работу, а ты домой придёшь!..
В медпункте, который находился возле школы, фельдшер Анна Бровкина тщательно осмотрела горло Никиты. Потом, смерила температуру его тела и принялась писать рецепт.
– Вот, мамаша, рецепт: анальгин 3 раза в день и полоскание для горла, фурацилин, утром и вечером, – проговорила фельдшер. – Освобождение от школы я дам через неделю, когда придёте на повторный осмотр. Лечитесь!
Выйдя из медпункта, Раиса зашла в аптеку; купила выписанные лекарства. Потом вместе с сыном направилась в магазин № 75, купить продукты для пропитания семьи, чтобы отправить их домой с Никитой. Она сразу зашла внутрь магазина, а Никита остался на улице, возле входа. Его внимание привлёк мальчик – казах, ростом с него, но с каким – то, явно недетским выражением лица. Мальчик курил папиросу «Казбек» и смачно сплёвывал сквозь зубы. Никита его раньше никогда не видел, и с любопытством принялся разглядывать незнакомца.
– Ты чё уставился на меня? – сердито проговорил незнакомец. – Дыру просверлишь! Пасёшь меня, что ли?
– Ты кто? В какой школе учишься? – вопросом на вопрос обратился Никита к незнакомцу.
– Ты чё, пацан, какая школа! – ответил незнакомец. – Я в прошлом году, её закончил...
– А тебе сколько лет? Мы с тобой одного роста…
– Да, я уже паспорт имею!..
– Да, ну? Не может быть! Ты, ещё, маленький…
– В прошлом году получил! Во! – незнакомец достал из внутреннего кармана куртки настоящий паспорт гражданина СССР и показал в нём свою фотографию. – Похож? То – то!
– А ты, где учился? Я не видел тебя в нашей школе, – спросил Никита.
– В пятнадцатой школе учился! В городе, возле стадиона! Знаешь?
– Да, знаю, – ответил Никита, который столько разговоров слышал про школу № 15, как – будто он в ней сам учился. – Там, дураки учатся!..
– Сам ты, дурак! Меня, из – за малого роста в неё отдали.
– Тебя как зовут? Ты, где живёшь? Сюда, как попал?
– Я, Бибися, с Меловых! В ментовку вызывали! По делу Чибиса иду свидетелем! Слыхал, про Чибиса?
– У – гу! Его свои, жулики зарезали! – невольно вырвалось у Никиты.
– Ты чё, дурак? Он утонул! На крючья сел! Я сам видел!
– Тётки в магазине болтали, – пролепетал Никита. – Я не знаю…
– Тогда не болтай, а то, язык отрежут! Курить будешь? – спросил Бибися, протягивая Никите пачку «Казбека».
– Не – а! Я не курю! Мамка сказала, если курить буду, то не выросту! А я, суворовцем хочу стать. Мне расти надо!
– Ну, и дурак! Нужда была сапоги таскать! В Фурмачи приходи! На танцы! С блатными корешами, водиться будешь! От ментов бегать... Лафа!
– Не – е! Я лучше в школу ходить буду. Валерка Ларин рассказывал, как его в Фурмачах ментовская собака покусала…
– Это, наверно, был Дон. Менты его в мотоциклетной люльке возят. Там, такая овчарюга!.. Если зубами вцепиться, сразу загрызёт!
– Никита! – позвала Раиса. – Хватит лясы точить! Бери сетку и беги домой. Болеешь, тебе лежать надо! Пошли, я тебя до проходной провожу!
Обычно, Никита ходил из школы в Коминтерн через новый двор автобазы «Водстрой». Раиса проводила сына до ворот проходной, приговаривая при этом ему на ушко, тихо шепотом.
– Ты, зачем с этим хулиганом Бибисей, повёлся? Он с жуликами дружит! Ты не гляди, что он ростом мал, ему много лет! Он лилипут! У него тукум, как у взрослого работает! Больше к нему не подходи!
– Ладно, мам! Я побегу домой, горло сильно болит…
Три дня Никита исправно принимал пилюли и полоскал горло, но лучше ему не становилось. Горло болело так, как – будто злые кошки острыми когтями поцарапали. И Раиса решилась на радикальные меры.
– Так, сынок, давай тебя над картошкой подержим, – заявила Раиса.
Она отварила семь больших картофелин, и поставила миску с ещё парящей картошкой перед Никитой. Накрыв голову сына полотенцем, она грозно приказала: «Дыши!». Никита просидел под полотенцем двадцать минут. Лицо горело, а уж горло и того хуже. Однако, на утро Никите стало легче дышать, а царапавшие горло кошки, с острыми когтями, куда – то исчезли. Здоровье пошло на поправку. Фурацилин тоже способствовал заживлению воспалённых гланд. Через неделю, на приём к фельдшеру, Никита пришёл жизнерадостным здоровым ребёнком.
– Ну, что будешь, ещё, мороженое есть? – спросила весело фельдшер.
– Буду, тётя Аня! – честно ответил Никита. – Только по одной порции…
В начале октября резко похолодало и киоск «Мороженое» закрыли до майских праздников. Родители и учителя, с облегчением вздохнули…
По первому льду.
В субботу, 2 октября, впервые поздравляли учителей с профессиональным праздником – Днём учителя. Указ президиума Верховного Совета СССР от 29 сентября 1965 года определил отмечать праздник в первое воскресенье октября. Рано утром, Раиса собрала в огороде сохранившиеся живые цветы и сделала два объёмных красивых букета. Её сыновья, Никита и Олег, с неохотой взяли их в руки и отправились в школу. Однако по дороге, они поняли, что мать поступила прозорливо. Многие школьники несли в руках увесистые букеты садовых цветов. Тёплый сентябрь сохранил на клумбах летние цветы. Они немного пожухли, но в букетах смотрелись красиво.
На Покров день на Ревуне встал первый лёд – «синчик». Погода стояла сухая и солнечная, но холодная. Ударивший ночью мороз сковал Ревунок ровным прозрачным льдом. Обычно, такой лёд получается при безветрии. Он как стекло, через него дно реки видно. По такому льду жители посёлка выходили глушить рыбу. Наши старики имеют на этот случай «чакушки» – огромные деревянные молотки на длинной ручке. А молодёжь использует для глушения рыбы длинные талины с толстыми концами, которые тоже называют «чакушками». В четверг «синчик» был ещё очень тонкий, а за два морозных дня лёд стал толще, и уже выдерживал взрослого человека. В субботу на лёд попытались выходить смельчаки, но «синчик» под ними прогибался и трещал, даже, под самыми лёгкими из них.
– Нет, нет! Рано, ещё! – заключил дед Михей. – Надо, ещё денёк погодить. Утро, вечера мудренее! Нечаво, рыбу пужать! Заптра, по утру выходим!
Народ прислушался к советам старого казака и все разошлись по домам. А утром на льду Ревуна было не протолкнуться. Рыбу глушили по берегам, где она пыталась, вероятно, вдохнуть порцию кислорода. Никита шёл со своей чакушкой по берегу и всматривался в лёд. Вдруг, увидел огромную рыбу – краснопёрку, которая прижалась снизу ко льду. Он размахнулся чакушкой и с силой ударил по льду. Лёд треснул, поверх него проступила вода. Рыба перевернулась вверх брюхом и застыла на месте. Никита нанёс по трещине ещё один удар чакушкой. Лёд проломился, и рыбёшка всплыла наверх. Никита взял её в руки. Оказалось, что она не такая уж и большая, как показалось, когда была подо льдом. Вероятно, лёд увеличивал рыбу.
– Здорово, дед Михей! – прокричал Никита, идущему навстречу старику.
– А – а, старый знакомый! Здорово, здорово! – улыбнулся дед Михей. – Пумал, чаво? Я вот, взял два чебачишка!..
– Краснопёрку оглушил! Хочу на родник пойти. Летом там, сазанчик ловился на удочку.
– Эту сторону я прошёл, ты по той стороне посмотри, – посоветовал дед Михей. – Там, вон у тех кустов, лёд совсем тонкий. Трещит! Матри, не провались! Я до Шапаревского взвоза дойду и домой. Хватит, обрыбился.
– Дед Михей, а почему рыбы с каждым годом меньше становится? Папка мне рассказывал, раньше руками ловили в Ревунке сазанов.
– Было дело. Рыба, она то есть, то её нет. Так, всегда было. Помню, при царе говорили, что рыбы меньше стало из – за обмеления устьев Урала. За Гурьевым, Урал впадал в Каспийское море через восемь рукавов. Когда воды мало, то и рыба в реку не шла. Сейчас, вроде, один канал остался, а рыба опять вверх не идёт. Говорят, возле Гурьева всё сетями заставлено. А Ревун от Урала – батюшки рыбой питается. В Урале пусто, и в Ревуне – пшик…
– Дед Михей, а правда, что в Анисьиных озёрах рыбачить запрещали?
– Правда! В Аниске рыбы много было, всякой. Сазан, судак, окуня были большие. Щука, само собой, водилась. Иногородние сюда, как мухи на говно летели. Слетятся, облепят весь берег, а билетов нет. Вот, станичный атаман и наряжал нас, молодых казаков в обход. Кто буянил, сам уходить не хотел, того нагайкой по спине. Не ходи ловить без билета, не нарушай казачьи законы. Казакам дозволялось, но тоже по времени.
– Так, Аниска не Урал. Зачем же, там запрещали рыбачить?
– Так, на Аниске заповедная зона была. Казаки здесь свои луга стерегли, а заодно и рыбные промыслы охраняли. Уразумел?
– Понял.
– Ты, по льду осторожно ходи. Тонкий он, ещё. Помню, как три девоньки, иногородние, лет по 11 – 12, с Ванюшинской мельницы, пошли по первому льду кататься, да провалились. Двух, успели вытащить, а третья, под лёд ушла. Пока казаки багры притащили, она уже, утопла. Мёртвую, из воды достали. Ревун тогда полноводный был…
– Ух ты, оказывается и в Ревунке можно утонуть! Дела!..
– Ладно, пойду я до взвоза, да домой. Что – то, мои ноги замёрзли. Эх, старость – не радость!
– Прощай, дед Михей!
– Будь здоров, отрок!
Никита пошёл по направлению к роднику, но мысли были заняты уже не рыбалкой, а последним словом, сказанным дедом Михеем.
– Почему, дед Михей назвал меня отроком? – задавал себе мысленно вопрос Никита. – Что это такое? Надо будет у мамки спросить…
Возле родника, весь лёд у берега был в трещинах. Видимо, рыбаки уже прошли здесь с утра. Покрутившись впустую на льду, Никита перешёл на другую сторону, где проходил дед Михей. Тут, ему повезло больше. Возле талов он умудрился оглушить большую краснопёрку и окуня. Дойдя до места, где расстался с дедом, Никита решил прекратить рыболовство и отправился домой.
– Мам, а что такое отрок? – с порога спросил Никита у матери.
– Отрок? Когда ребёнок рождается, то его называют младенцем. Раньше, младенцев сразу несли в церковь, крестили и давали православное имя. Когда ребёнок подрастал, шёл в школу, то его называли отроком. После отрочества, лет в 12, наступала юность. Вот, и считай: отрок – это от 7 до 12 лет. А тебе, зачем?
– Да, дед Михей меня отроком назвал.
– Ты, и есть отрок! Уже не ребёнок, но, ещё, не юноша. Станешь юношей, в военкомате поставят на учёт, а после школы, забреют в армию. Наша бабака так, и говорила Борису: «Спи внучок, пока Москва не знает о тебе, Москва узнает, плохо будет». Радуйся жизни, сынок, пока в отроках ходишь, потом будет некогда. Уразумел?
– Да, мама, всё понял.
После обеда, Никита не побежал с мальчишками на Ревунок играть в хоккей по «синчику», а сел читать повесть Аркадия Гайдара «Р. В. С.».
Михайлов день.
21 ноября в семье Русановых по традиции накрывали праздничный стол. В этом году этот день пришёлся на воскресенье. В выходной день вся семья была дома. Раиса с утра испекла пироги с рыбой и капустой, каравайцы с курагой и сладкие открытки, а также самое любимое лакомство детей – розанцы. Праздник был особый – Михайлов день. Раньше, в этот день, 8 ноября по старому стилю, был Войсковой праздник Уральского казачества. В храме Михаила Архангела проводили торжественный молебен, потом был парад казаков Уральской сотни. Генералы и офицеры, простые казаки и казачки – все празднично одетые, все радостные и веселые. В советское время, праздник остался в воспоминаниях стариков, которые передавали его из поколения в поколение, невзирая на враждебное отношение новой власти к казакам.
Вот, и супруги Русановы вспоминали о празднике не по календарю, а по традиции, привитой им дедушками и бабушками. Раньше в этот день, отец сажал по очереди сыновей на ногу и катал, покачивая ногой вверх – вниз, приговаривая при этом, по несколько раз, традиционный припев:
– Чок! Чок! Уралиски казачок! Чок! Чок! Уралиски казачок!..
– Никитка, слазь с ноги! Сейчас, очередь Олежки!..
– Чок! Чок! Уралиски казачок! Чок! Чок! Уралиски казачок!..
– Олежка, слазь с ноги! Очередь Никитки!..
– Чок! Чок! Уралиски казачок! Чок! Чок! Уралиски казачок!..
– Пап, а почему нас уральскими казаками зовут? – спрашивал пятилетний Олег.
– Потому что, мы вдоль Урала берегов проживаем, – отвечал отец.
– А казаки почему? Рядом с казахами, что ли? – не унимался Олег.
– Нет, сынок. Казаки сами по себе, а казахи – это другое. Наши казаки царям служили, за это им река Урал была пожалована, с вершин до устья. На Бухарской стороне широкая полоса была, куда киргиз – казахов не допускали. А казахи кочевниками были. Они за Уралом скотину пасли, да разбоями занимались. Захватят пленников и в степь увезут с собой. Там, пятки подрежут, конского волоса в рану набьют, через неделю, другую раны затянутся и пленник стреножен. Всё, ходить не может, сиднем сидит в ауле, обувь чинит, бурдюки шьёт или кунганы чеканит.
– Толя, ты им, ещё, про бой на Утве расскажи! – кричала с кухни Раиса.
– Да, сейчас расскажу! Слушайте, сыновья. Давным – давно, наши казаки погнались за разбойниками – киргизами. Через Урал, он тогда, ещё, Яик назывался, перешли и по следам идут. Долго плелись, а шайки нигде нет. Далеко уже ушли от Урала. Среди казаков был калмык, который всё время говорил атаману: «Вертай назад! Погибнем все!». Но атаман не послушал калмыка и всё шёл вперёд по следу шайки. Возле речки Утва есть горы. Там казаки попали в засаду. Киргизы их окружили и всех перебили...
– И, что так всегда было? Казаки слабее казахов были? – задавал вопрос шестилетний Никита.
– Ну, почему слабее. Просто, попала казачья сотня в западню к киргизам. Степняки хитрее оказались. Они свои главные силы спрятали, а их было во много раз больше казаков. Когда на равных бились, то наши казаки всегда выходили победителями…
Уже давно не качает на ноге сыновей Анатолий, и не напевает им один и тот же, припев. Подросли сыновья, стали тяжёлыми. Они, даже, не садятся на деревянную лошадку – качалку, которую им купили, чтобы отучить от отцовской ноги. Покатались и, будя. Теперь у них, уже другие интересы: Никита любит читать, а Олег разбирает различные механизмы.
– Толя! – кричит с кухни Раиса, – Иди, брат Сергей пришёл!..
– Заходи, брат, сейчас обедать будем. Праздник же, сегодня! По рюмке хлопнем. Деда Михаила помянем…
Раиса быстро накрыла на стол, поставив пироги и всякие соленья. Детей усадили на кухне, чтобы не мешали взрослым беседовать, но они быстро съели по куску пирога и прильнули к дверному проёму в сенях. Очень уж хотелось Никите и Олегу послушать, о чём будут разговаривать отец и дядя Сергей, который любил баловать племянников подарками.
– Ну, давай брат, помянем нашего деда – казака. Царствие небесное, рабу Божьему Михаилу! Земля ему пухом! Вечная память!
– Толя, я к тебе за советом, – проговорил Сергей, когда закусили после первой рюмки. – Ты старший брат, подскажи, как поступить.
– Говори, чем смогу – помогу, – ответил Анатолий.
– Мне предложили в милиции работать, как думаешь, стоит соглашаться?
– Кем?
– В охране, вневедомственной! Сначала, в сторожах, а потом обещают на офицерскую должность поставить. Сейчас в Чимкент надо ехать, на курсы.
– Соглашайся! Ты, молодой! Техникум заочно окончил, тебе и карты в руки! А зарплата, какая будет?
– Не густо! 100 – 120 рублей! За то, график удобный: сутки дежуришь, двое дома. Можно на станцию ходить, вагоны разгружать. Я с рядовыми ментами из охраны разговаривал, они все подрабатывают на стороне. Ну, а на должность поставят, там и зарплата больше будет. Но год уйдёт, пока специальное звание получу. Думаю, смогу пройти все ступени.
– Давай брат, за тебя выпьем! Чтобы всё у тебя получилось, как задумал!..
– Алик вот, ништяк, – шепнул Никита на ухо брату, – если дядя Серёжа будет в ментовке работать. Я попрошу его в военторге офицерский ремень мне купить. У Юрки ремень есть, и у меня теперь будет. Ништяк!..
– И я хочу, и я хочу! – радостно закричал Олег. – Ура! У меня тоже будет!
– Эй, сорванцы, чего разгалделись? – прицыкнула на детей Раиса. – Дайте отцу с дядей Серёжей спокойно поговорить. Что за гвалт, в сенях подняли.
– Мам, мы тихо сидели, – стал оправдываться Никита. – Это Олег лимонад захотел…
– Какой лимонад? – удивилась Раиса. – Я не купила лимонад. Вон, бутыль с мочёным торном стоит, давай я тебе сока из неё налью?
– Нет, не хочу! – отказался Олег. – Он кислый, глаза выворачивает.
– Тогда тихо сидите…
– Ладно.
Осень подходила к концу, уже, чувствовалось дуновение зимы. День был короткий. В пять часов вечера начало темнеть и Сергей засобирался домой. Михайлов день останется в его памяти, как дата принятия самого важного решения в жизни. Он был рад, что старший брат одобрил его выбор: идти на службу во вневедомственную охрану.
Не успел Сергей одеться, как в переднее окно громко постучали.
– Кого там, ещё принесло, – проговорил Анатолий. – Пойду, погляжу.
Анатолий всмотрелся в окно и замахал рукой, зазывая пришельца в дом.
– Дед Михей пожаловал, пойду встречу гостя, – сказал Сергею Анатолий, выходя в сени. – Ты, пока не уходи. Раиса, давай ещё рюмку, дед Михей пришёл…
– Доброго здоровья, хозявы! С праздником Михаила Архангела! Угощать будете, аль как? Люблю, грешным делом, чужие пироги протведать…
– Садись, садись дед Михей, – засуетилась возле гостя Раиса. – Отведай моих пирогов. Толя, налей деду, стопку! Выпей, дед Михей, да закуси, не побрезгуй! С праздником! Как там, баушка ваша, жива – здорова?
– Слава Богу, жива – здорова. Дома сидит, а я вот, по шабрам хожу…
– Дед Михей, в шабрах (соседях) у тебя, из казаков, Бенедикт Колесников, а тут, тебя на другой край посёлка принесло. Лучше расскажи, как раньше праздник уральские казаки отмечали, – с некоторой иронией в голосе, сказал Анатолий. – Ты, говорят, чуть ли не с самим Наказным атаманом рядом стоял?
– Было дело, стоял, – утвердительно произнёс старик. – Только не рядом с Наказным атаманом, а в толпе приглашённых зрителей.
– Расскажи дед Михей, как всё было, – уже серьёзно, попросил Сергей.
– Да, что рассказывать, – начал неторопливо дед Михей, – папаше дали приглашение на торжества, а он меня послал. От дома Наказного атамана, где хранились все знамёна и регалии, церемония торжественным шагом двинулась к Старому собору. Первыми ехали шагом пристав и четверо конных полицейских урядника. За ними, шагал войсковой хор трубачей, сверкая медными трубами. За трубачами, три урядника – георгиевских кавалера несли войсковое знамя. За ними, господа офицеры бережно несли Высочайшие Грамоты, – пять портретов. Потом маршировали кавалеры – урядники, в две линии, с полковыми знамёнами. Охранял знамёнщиков взвод казаков с винтовками. Далее, вышагивал Наказный атаман, генерал Дубасов, а вслед за ним шёл Начальник штаба, генерал Соколов. Следом, чеканили шаг генералы и полковники, обер – офицеры и чиновники. По старшинству и чинам. За ними шагали три взвода казаков. В 9 часов утра началось богослужение в Старом соборе, а после его окончания, парадная процессия двинулась обратно. И всё торжественно и празднично…
– Так, сколько же тебе лет было, дед Михей? – спросил Сергей. – Ты ж, вроде, с германцами в 914 году не воевал?
– Давно было, не помню, – ответил старик. – Я же, контузию получил на Польском фронте. Что было до Польши, ничего не помню.
– А как же, ты, про праздник не забыл? – пристал с вопросами Анатолий. – Уж, не темнишь ли ты, старик?
– Про войсковой праздник помню, – невозмутимо ответил дед Михей. – Как – будто бы, вчера было. Всё ясно помню. А германскую войну не помню. Был на ней, аль не был, не помню. Хоть, ножом меня режь!
– Такое, при контузиях бывает, – подтвердил Анатолий. – У нас в части контуженый старшина – сверчок был, тоже потерей памяти страдал.
– Ладно, я чаво пришёл то, Натолий? – перевёл разговор на другую тему дед Михей. – Учителя, Василь Филипыча, в горком вызывали. Всыпали по первое число за письмо к Косыгину, а потом сказали, что стройку порта отменили. Весной рельсы будут убирать. Помогла наша петиция…
– Алик, ты слышал, – прошептал на ухо брату Никита, – если рельсы уберут, как же нам капсюлями стрелять? Вагонетки же, ходить не будут…
Ништяк! Пляж на Урале останется, и котлубань на Ревунке…
Если бы в устьях Чагана и Ревуна началось строительство речного порта, то южный край посёлка Коминтерн немедленно снесли бы с лица земли. Списки на переселение людей и на снос жилых домов были готовы. Ждали команды сверху, которая, слава Богу, так и не последовала.