"Жена взбесилась, и мужа не спросилась" (русск. пог.)
Привести судно любви в гавань брака, а потом сохранить семью - дело архисложное. На какие только уловки не идут женщины! Я убеждена – любая замужняя женщина - это готовый, квалифицированный дипломат самой высокой категории! Скажем, как было у меня? До двадцати трёх лет я честно ждала своего принца, а потом поняла – женихов-то уже разобрали! Наступают времена обзавестись семьёй! Тут пришлось в дело пустить когти, зубы - подпирали молодые невесты, и я использовала его, свой последний шанс! Завербовалась на рыбную путину аж на Камчатку - там рыба и женихи погуще плавают! Моей добычей оказался восемнадцатилетний юнец, глупый и доверчивый. Привезла его в Петропавловск - казахский... Так я раздобыла себе мужа!
Моя двоюродная сестра, живущая в Одессе, тоже Люба, оказалась более в себе уверенной, наверное, потому, что была настоящей красавицей и имела высшее образование. Но она тоже упустила своё время. Когда это поняла, осмотрелась. В соседях, этажом выше, жил подходящий объект - профессор университета, владелец собственной квартиры, и... завзятый холостяк. Хорош собой, умён... Подходит! Хотя объект был не из лёгких, но когда нам приспичит выйти замуж, мы не ищем лёгких путей! И тут пошли всякие женские штучки, в результате которых надёжно оснащённая крепость в виде профессора вынуждена была сдаться, Люба вышла замуж, и почти в тридцать лет родила сына Иннокентия!
Я жила в Казахстане, откуда родом мои одесские родственники, с ними мы активно переписывались. Потом письма стали приходить реже, реже, и совсем прекратились. В 1994 году мы с шестнадцатилетней дочерью Леной поехали в Одессу отдыхать, навестили родню. В то время Люба жила с матерью Анной и сыном Иннокентием у себя, муж же был изгнан в свою квартиру этажом выше, и редко появлялся в семье - всё равно никуда не денется! Но тут его позвали – познакомиться с нами, приехавшей роднёй.
Симпатичный мужчина Николай, муж Любы, играл в семье жалкую роль шута. Жена из него, уважаемого всеми человека, сделала Петрушку, которого забивают палками для удовольствия непритязательной публики – фигурально выражаясь. Было неловко слушать, как моя сестра не упускала ни одного случая унизить Николая в наших глазах, в глазах сына и матери, а он только хихикал, пытаясь представить, хоть перед нами, ЭТО - шутками жены.
А как на него смотрела эта глупая, злая женщина! Наверное, так римский полководец обозревал завоёванное государство, разрушенный до основания Карфаген, где он камня на камне не оставил! Мстила за свои предпринятые в своё время уловки женить его на себе? За то, что он - не принц на белом коне, о котором мечтала она? Воистину сказал некто: "Мужчина предлагает женщине руку и сердце, а она высасывает мозг"... Признаться, в этом плане мне и самой есть в чём себя упрекнуть. О–о-о, женщины не забывают своих унижений!
Вскоре Николай был изгнан к себе, а нас оставили ночевать - возвращаться на свою, снимаемую нами квартиру в Лузановке было поздно и опасно. Рано-рано утром Люба поднялась, чтобы поухаживать за своим лицом, подкраситься, и предстать красавицей уже за завтраком. Перед нами-то... Ей было уже под пятьдесят, и блекнущая красота, несомненно, вызывала боль привыкшей блистать женщины. Иннокентию в это время было шестнадцать. Обожающие его мать и бабушка мыли его в ванне своими руками, не пускали во двор, чтобы он не якшался с "дурными" подростками, а на девушек он и смотреть не смел – рано, говорили ему мама и бабушка. Я поговорила с ним, он и сам так считал – рано.
- А когда будет пора? – спросила я его.
- Ну-у, когда-нибудь за двадцать… - расплывчато ответил здоровенный парень. Моя дочь – тоже шестнадцатилетняя девица, также попыталась поговорить с Кешей. Люба воспрепятствовала общению:
- Ему рано разговаривать с девушками! – резко вмешалась она.
- Ты с ума сошла? – спросила я её, - они ведь троюродные брат с сестрой!
- Ну и что? Тем более – ни к чему!
Это было так глупо и непонятно, что я не нашлась, что сказать, молча подивившись. Я снимала всех на плёнку на память – у меня к тому времени появилась видеокамера, привезённая из Эмиратов, куда я ездила за товарами - челночила.
- Вы богатые, - не скрывала зависти Люба, - ездите отдыхать!..
- Какие мы богатые, в Эмираты я за товарами езжу! И сюда мы приехали не столько отдыхать, сколько с вами повидаться – тридцать лет не виделись! Ты так ни разу и не побывала в Петропавловске, на своей родине. Хоть бы в гости приехала!
Люба продолжала брюзжать, что сейчас времена не те, люди – не те, молодёжь – не та, особенно девушки... Им бы только деньги...
- Ты шутишь? Какие деньги? Любая сердце за любовь отдаст, и всю жизнь будет предана мужу, детям! Зря ты Иннокентия изолируешь от людей, от общения! Ему же надо научиться со всеми ладить, находить общий язык, в своё время создать семью! - убеждала я её. Напрасно! Люба была со мной не согласна. Я оставила им адрес, где мы сняли квартиру, и пригласила их посетить нас, но родня не проявила к нашему приглашению интереса, и мы уехали, больше не повидавшись. Я обиделась – мы к ним ехали аж из Казахстана, а они не приехали к нам в другой район Одессы…
Николая не стало в 2006 году. И опять меня поразила сестра своим безграничным горем по этому поводу – когда я звонила ей, она буквально заливалась слезами, хваталась за таблетки и падала в обморок!
- Да брось изображать! Я же помню, как ты его уничтожала живого, в землю втаптывала! Я, по правде сказать, вообще такого никогда не видела!..- отвечала я ей по телефону. Но Люба горевала безгранично, может, жалея о своём бывшем отношении к мужу, и не тогда ли заронила в себя ростки болезни? А я всё собиралась в Одессу, собиралась и откладывала... Мне очень хотелось повидаться с Любой снова! Но... разные обстоятельства мешали - дочь училась в университете, потом уехала в Москву, я её там навещала - на всякие хотелки денег не хватало...
И вдруг звонок в прошлом, 2016 году - Любы не стало… Не стало моего двойника - Любы Поротиковой! У нас только отчества были разные. Мне было действительно больно, как будто не стало части меня. Опоздала повидаться! Из трёх семей в Одессе остались только девяностолетняя тётушка Ида и трицатисемилетный племянник Иннокентий, остальные умерли или рассеялись по свету… Хоть с ними повидаться! И вот нынче приехала…
С трудом попала в квартиру Кеши. Он хоть и преподаёт в университете трудные дисциплины, от реальной жизни дистанцируется – никому не доверяет, добра от людей не ждёт, ладить с ними не умеет. Отрезал все звонки, ни по домофону, ни в квартиру к нему не дозвониться, не достучаться. Когда он в глазок увидел, что я ломлюсь уже к соседям, всё-таки отворил мне дверь. Обещает разобраться с соседями, открывшими мне дверь подъезда… С девушками никогда не встречался, никого не любил - наверное, рано… Его ребёнок уже бы мог школу закончить, а он ещё ни с кем и не целовался. Судится, пишет доносы на соседей, на коллег в университете - не умеет общаться с людьми, самостоятельно решать возникающие в общении проблемы...
Воистину: Блажен, кто смолоду был молод,
Блажен, кто вовремя созрел,
Кто постепенно жизни холод
С годами вытерпеть умел...
Прав был великий поэт! Всему - своё время. Это правильно - быть поначалу молодым и глупым, всем верить, ошибаться, и зреть постепенно, как сыр в подвале... А мать и бабушка Иннокентия, любя его безмерно, желая оградить от ошибок и беды, до времени сделали его мудрым... стариком. Отравили старческой мудростью, и получился... премудрый пескарь, не нюхавший жизни.
На стенке в квартире Кеши висит портрет отца Николая, на столе стоит траурный портрет Любы. На нём она снова красавица! Перед портретом – оставшиеся после неё восемнадцать тюбиков губной помады, как некий гимн ушедшей красоте…