Листая долгими осенними вечерами рыболовные сайты, обратил внимание на отчеты об успешных рыбалках в это время на торфяниках: Усяжских, Березинских, Сергеевичских – много их в Беларуси. Задался вопросом: а почему я туда не езжу? Ведь есть поблизости подходящие места. Решил в ближайшее время побывать там. Прежде, чем рассказать об этой поездке, внесу ясность, о чем пойдет речь, поскольку далеко не всякий бывал в таких местах.
Торфяниками или разливами рыболовы называют закрытые торфоразработки или выработанные месторождения торфа, то есть, места, где добывался торф для производства брикета, затопленные водой для предотвращения возгораний. Общеизвестно, что потушить загоревшийся торф крайне сложно. Они представляют собой мозаичные территории или карты, где участки суши чередуются с затопленными водой, пронизанные сетью мелиоративных каналов.
Торфоразработки – это глубокие, долго незаживающие раны на теле Земли, поскольку живой почвенный слой, подобно коже прикрывавший залежи торфа, был безжалостно содран мощной техникой, чтобы добраться до недр. Скудная растительность, со временем заселяющая голые торфяные пустоши, представлена ивой, тростниками, рогозом, которыми зарастает большая часть затопленных карт. По самым высоким местам и вдоль канав видна поросль ольхи черной и березы. Редко можно увидеть сосенку. Обширные участки голого торфа не зарастают ничем десятки лет и чернеют там-сям. Места эти труднопроходимые и малопривлекательные в плане рекреации, встретить здесь можно только рыбака или охотника и поэтому птиц, в основном водоплавающих, которых никто не беспокоит в летнее время великое множество. Рыбы тоже не мало, поскольку не всякий рыбак будет ловить в таких дискомфортных условиях, а водные пространства огромные. Бич торфяников – заморы, в основном зимние, но бывают и летние, убивающие огромную массу рыбы.
В один из ноябрьских дней надумал съездить на разливы на разведку. Бывал я в этих местах и раньше, но летом. Воды было мало, за стеной тростника ее практически не было видно и только громкое кряканье уток позволяло предположить, что она где-то рядом. Было очень жарко, множество гнуса и тогда я вглубь торфяников не полез. Теперь же – совсем другое дело: можно походить, осмотреться, ведь год аномально мокрый и воды на картах должно быть много.
Подъехав, обнаружил недалеко от карт припаркованную машину. Вокруг никого, только вытоптанная трава, да тряпки для протирки надувных лодок, развешанные по кустам, подсказали, что рыбаки здесь бывают. Напялив высокие болотники, разгрузочный жилет с компасом и гугл-картой в кармане, двинулся в путь, намереваясь дойти пешком вдоль канав до обширного водоема, ясно видимого на снимке со спутника. Как, все-таки, помогают бродягам современные технологии: раньше брел наугад, а теперь точно знаешь, что ждет впереди.
По разделяющей карты насыпи, по которой десятки лет назад бегал локомотив узкоколейки, вилась еле заметная тропинка, протоптанная скорее животными, чем человеком. Густая непримятая трава, плотные заросли ивняка свидетельствовали, что люди ходят здесь не часто. Карты вдоль берега оказались плотно заросшими тростником и осокой – к воде не подберешься и с берега не половишь. Нужна лодка. Свернув с насыпи, пошел вдоль глубокой канавы, заполненной водой, берега которой поросли березами, по возрасту которых можно было определить, что разработка этих месторождений торфа не ведется уже лет двадцать, а то и больше. Нигде не видно ни одного следа человека, хотя звериных достаточно, особенно следов жизнедеятельности бобров. Неужели охотники здесь не бывают? Берега канавы изрыты бобровыми норами и ступая по торфу, так и ждешь, что сейчас провалишься к ним в гости. Местами вода из переполненных карт сливается через бобровые ходы в канаву, журча как весной и тишина: ни утка не крякнет, ни канюк не крикнет.
Перелезая через поваленные бобрами стволы, наконец, дошел до большого открытого водного пространства, местами поросшего тростью. Попробовал зайти в воду в сапогах – мелко, но вязко – можно влипнуть, а я один и никто мне не поможет. Вернулся на сушу и краем канавы дошел до насыпи, видимой издали. По ней была проложена ветка узкоколейки. Глянув на состояние пути, сперва подумал, что она заброшенная, но приглядевшись заметил, что рельсы не очень ржавые и некоторые шпалы недавно заменены. На рыхлом торфяном грунте рельсы лежали не ровно и я представил, как по ним ползет состав, переваливаясь из стороны в сторону, как по волнам. По соседству с заброшенными есть новые торфоразработки и, видимо, по этой ветке возят сырье на торфобрикетный завод. Пройдя дальше вдоль колеи, я дошел до края болота и забрался на высокий торфяной бурт, с которого хорошо просматривалась местность. Сориентировавшись, я краем болота вскоре вышел к месту, где оставил машину. Что ж, разведка показала, что ловить есть где, но только с лодки.
В следующий выходной, заручившись поддержкой друга, мы на рассвете уже были на торфяниках, накачали лодки и спустили их на воду, если можно так сказать. На самом деле мы опустили их в густую осоку, по которой до воды еще надо было добраться. Это оказалось нелегко и мы, достигнув, наконец, воды, дышали, как паровозы и вспотели, как от тяжелой работы. Ориентируясь по снимку из космоса и компасу, мы стали продираться через густую трость к глубокой центральной канаве, проходящей по середине карты, чтобы уже по ней доплыть до большого водоема с открытой водой. Пробившись, наконец, до канавы и издав по этому поводу победный клич, мы стали методично ее облавливать. Канава была шириной метров пять и глубиной метра полтора-два, с плотной стеной тростника по сторонам. Первые забросы спиннингов на дали результата и мы постепенно по ней продвинулись до места, где ее перпендикулярно пересекала другая канава, по которой мы вышли на открытую воду, но здесь нас ждало разочарование. Максимальная глубина на карте была сантиметров семьдесят, нигде не было хотя бы метра и это мелководье очень плотно заросло рдестом, что исключало ловлю приманками с открытыми крючками. Половив незацепляйками и не ощутив ни одной поклевки, мы, потрепанные очень сильным ветром, решили вернуться на канавы и продолжить лов там, укрывшись за стеной тростника.
Пустые забросы стали склонять нас к мысли, что был замор и все живое в воде погибло, но вот, возглас товарища оповестил, что была поклевка возле самого борта лодки, но рыба не засеклась. Это обнадеживало. Я стал облавливать другую канаву и, наконец, удача! На блесну-вертушку взяла щучка на полкило, темная – торфяная, очень красивой расцветки, засеклась не сильно и я, сняв ее с крючка, немедленно отпустил.
К сожалению, больше поклевок не было, а ловить из-за штормового ветра стало очень дискомфортно. Ноги жестоко мерзли в резиновых болотниках и мы решили на этом разведку завершить. Вылезая из резиновой лодки, распрямив затекшие ноги, я почувствовал, как ледяную кровь из конечностей сердце разгоняет по всему телу, от чего даже в дрожь бросило.
Что в итоге? Рыба есть! Вернемся сюда в июне следующего года.