АВТОРЫ АЛЕКСЕЙ И ЕКАТЕРИНА МАЛЫШЕВЫ
Золотые сказы Сибири
СУДЕБНЫЕ КАЗАКИ
Узнала я от старожилов старинные обычаи сибирских казаков в селе Орловка и Новая Георгиевка.
Поехала я в Орловку встретиться с уважаемым старожилом, дедушкой Аристарховым,к дому его на улице Береговой. Гостил у него приятель. Дедушки вместе чистили картошечку от шкурок, чтобы ее пожарить ее на постном масле. Принесла я им баночку соленых огурчиков.
Зашел разговор о кражах в деревне Орловка.
Как повсюду воровство расцвело. О том, что сейчас воруют все. Воры так неразборчивы, что выгребают из подвалов и погребов морковку и свеклу. И это почти уже не воры, а просто голодные. И тогда приятель Аристархова, дедушка Иван Федорович Терещенко решил рассказать об обычаях сибирских казаков.
Задала я, молодая, вопрос девяностолетнему старому Ивану Федоровичу. Случалось ли раньше такое бедствие как воровство и как предки наши боролись с ним.
Начал Иван Федорович свой рассказ.
Жили мы тогда в деревне Новая Георгиевка - нынешняя Усовка. Поселение это было древнее, казачье. Избирался там, на казачьем круге атаман. Соблюдался весь казачий устав Сибирского казачьего войска.
делились казаки на охранных и казаков поселенцев.
В деревне была небольшая деревянная церковь. И было два священника. Один батюшка для военных казаков, а другой для простых людей. Для крестьян.
Из Канска каждые три месяца присылали двух казаков. Казаки те были местной полицией. Исполняли они судебные и всякие другие тяжбы.
случилось у нас, что один приезжий поселенец-пахарь украл у казака корову. Зарезал ее рогатую ночью и мясо продал. А требуху всю повыбросил в овраг. Корова была дойная, ходила в стадо. И ее хватились в тот же день.
Послали вестового к атаману казачьего округа и вскоре оттуда приехали важные гости.
Из дальнего Канска явились заслуженные и старые казачьи чины верхом на хороших боевых конях. Явились они на судебное действо в полной казацкой амуниции. Прискакали верхом на дюжих конях при всех честных орденах с боевыми шашками наголо.
Изукрашена у них сбруя коней медными бляшками да коваными подвесками. Седла украшены теснением по богатой коже. А положены седла не на коня, а на особые ковры узорчатые. Приторочены у седел сумки переметные, тоже ковровые.
Собрался народ. В служебной хатенке два судебных казака стали вершить суд над вором.
Переживали родственника вора за него, что с ним будет. Корова в деревне большая ценность и не просто мясо, а живое существо со своим ласковым именем. Намного дороже и полезнее собаки и кошки, так что хозяйка конечно заплачет по ней, если ее жестоко убили.
Вина большая, можно было, по-простому и выпороть до крови, и побить, как следует. Но не такие были в казачьей станице обычаи. Все шло по христиански чинно. Велели казаки священника привести. А также принести коровью требуху, брошенную вором в овраге. Что происходило в хатенке, никто не знал.
Все судьи и вор зашли в хатенку.
Через недолгое время из дверей хаты показался вор. Он был высоким мужиком из бывших каторжников. С черной бородой лопатою. И широкими могучими плечами. Поклонился мужик-вор собравшемуся народу и сказал, промолвил «простите меня люди добрые, я корову украл.
Стоял рядом и пострадавший хозяин казак. Он ничего не говорил, только слушал, молча его покаяние. Поднесли мужики шкуру и требуху из оврага. Два судебных казака одевши рукавицы подхватили требуху и вдруг одели коровью шкуру на вора-мужика. Одели ему на шею.
Получилось ужасное кровавое рубище. После этого они сели на коней вынули из ножен шашки наголо и повели вора вдоль деревни на позор. через каждые сто шагов вор кричал –Господи, помилуй меня грешного, я корову украл, не накажи моих деток и жену и семью мою люди добрые простите меня!
Казаки ехали медленно, а он шел меж ними. Был жаркий летний день. Солнце пекло его нещадно и сверкали самоцветные камни в серебряных рукоятках шашек. С достоинством, не спеша, ехали судебные казаки по деревне, а вор, задыхаясь от зловонной требухи, обливался потом и плакал. Смотри как мерзко дело твое, говорили ему судебные казаки, оно больше смердит сильнее коровьей требухи.
А как только мужик замолкал, они снова напоминали вору, чтобы он просил прощения. И мужик снова кричал на всю деревню:» Господи, помилуй меня грешного, прости меня окаянного вора! Не накажи семью мою и деток».
Трижды провели они вора по всей деревне из конца в конец.
Жарким днем мужик совсем высох. Наконец казаки подвели его к Камалинке. Здесь они скинули с вора гнилую требуху и разрешили вымыться в речке. А теперь ступай домой, а после снова придешь. И снова пойдем по деревне трижды вечером. Как закончиться все, отработаешь тому, у кого украл. Ведь несчастный вор был бедный и денег у него платить не было.
Надо ли говорить, сколько чувств и переживаний рождала такая душевная, общественная казнь, такой великий позор запоминал сам человек и люди на всю жизнь. И не только сам мужик никогда уже после позора не воровал. Но и детям и внукам и правнукам наказал не воровать. И знали люди их семью как честных крестьян.
Таков был народный казацкий суд.
Послушай теперь суд казачий для горьких пьяниц.
Случалось и в то время что увлекался какой-нибудь молоденький дешевой медовухой. молоденький казак пил ничего не стоящую медовуху. Держали пчел в каждой усадьбе ульями и корчагами.
Мед бесплатный был, у каждого путнего казака своя пасека имелась, а сахар покупали у купцов очень дорогой.
приходила к грозному атаману добрая жена и жаловалась атаману, что муж в горьком запое. Являлись в судебную хатенку так же заслуженных казака при полной парадной форме. брались по этому случаю еще двое помощников из священнослужителей. Подьячий или дьяк.
Приносили помощники церковные и ставили возле судебной хаты большую бочку. Мокли в бочке ивовые прутья. Сооружался такой, как бы сказать, настил из тесовых плах и ставился у судебной избы.
Приводили пьяницу из бани ли из хаты ли на суд. Спрашивали его судьи при народе, признает ли он себя виновными в пьянстве и винопитии. Если он уверял, что вовсе не пьян, а только слегка подпил, и спорил с судебными казаками, , то те назначали наглому сто розг. Если пьяница каялся, назначали пятьдесят.
Укладывали пьяного на настил и секли розгами. Но до гола не раздевали. детей еще ладно, за мелкие кражи могли раздеть. А ко взрослыми соблюдали приличия и секли по мягкому месту розгами. Не столько было наказание болезненно, сколько позорно. кроме того, казака предупреждали, что за беспорядки в семье его могут прогнать из казачьего круга. лишат своей пашни, всех покосов. по этому казаки никогда не буянили в семье. Воздерживались.
Не могло быть на деревне у казаков пьянства и буйства. Рассказывал еще дедушка , что после наказания приходил священник обязательно читать в доме казака акафист от пьянства святому Вонифатию-мученику.
Больше всего боялись люди такого позора и жили в трезвости и честности.
скот у нас не воровали тогда вообще.
свиньи паслись сами. И даже рожать свиноматки выходили в лес и приводили домой уже готовый выводок розовых поросяток. Рожала свинья за раз по дюжине веселых поросяток. Никто ни у кого ничего не воровал.
из Успенки на войну двенадцатого года брали казаков и из Успенки тоже брали, из Ново-Георгиевки. Так что дошли наша казаки до самого городу Парижу. видели заморские страны. и домой со славою возвратились, а казаков этих из Канска присылали, что бы судьи чужие были, без пристрастия и никому в деле не подыгрывали.
Менялись казачьи судьи каждые три месяца и всегда приезжали разные. Был их суд беспристрастным.
Были эти доблестные, заслуженные богатые казаки живым примером для простого народа. Вся его доблесть была на глазах..
А из Канска приезжали судьи, потому что там было древнее казачье поселение. Поставлен там был еще при завоевании Сибири старый Канский острог. Управлялась из острога вся наша округа. Все казачьи селенья.
Пусть и вытерпел мужик этот позор. Но ни в какую тюрьму его не посадили. И после не связывался он ни с какой шайкой. Жил себе честно и работал. Дарили ему новую жизнь мудрые казаки. Расцветали наши края на радость людям.
Это его гоняли по Орловка с куском мяса на шее. Это была общественная позорная казнь. Если в Ново-Георгиевке два казака сопровождали вора, то в Орловке три казака было один конный и два пеших шли следом.
Видела деревня казачью общественную казнь. Виновного никто не трогал и не бил. Не было физического прикосновения. Просто было такое общественное порицание.
Еремичев всегда благодарил Бога что его не сослали на каторгу. Не посадили, не избили. Благодарил, что не забрали имущество. Не обидели его детей и семью. А он еще и внукам и правнукам наказал никогда не брать чужое. Праправнук он того наказанного в том далеком году. И до сих пор эта семья честная и примерно трудолюбивая.
В старые времена Орловку засыпало снегом, и стояли огромные сугробы. После Рождества волки стаями приходили в деревню. Почему она не знает, она девочкой была.
Помню, как бабушка рассказывает, зимний день на Святки после Рождества. Посмотрела я в окно и увидела около двух десятков волков. Которые просто стаей стояли под окнами голодные на сугробе.. Иногда они подходили и мордами прижимались к стеклу. Так, что нас детей отделяло от волка двойное стекло. И отец бранил маму, что она не закрыла ставни вечером. Не дай бог вот сейчас выдавят стекло, что будем делать. Патронов всего пять, и нож. А волков здоровых двадцать. И прогонял нас от окон. Если собак не забирали в дом. то собак съедали полностью. Даже обгладывали цепь.
И вот она девочкой ездили с отцом в деревню Яруль. Замечательное место. В той местности есть холмы . Эти холмы пронизаны такими трубками. Вот дерн снимает отец и хорошо видно под дерном в земле трубки голубой глины. И отец накладывал эту глину чистую голубую глину в короб на телегу. Прекрасная и красивая очень та глина мелкого помола. Будто нарочно приготовленная для людей. Отец накладывал ее в деревянный короб на телегу.
И везли эту глину в Орловку и этой глиной белили стены и потолки. Мазали печку. Запасали глину впрок. Делали такие колобки из голубой глины и раскладывали на чердаке. Иногда попадались в этой глине черные камушки. Их выбрасывали. Но возможно это были черные алмазы.
Про карты еще она рассказывала. Карты считались в Орловке очень дурным тоном. В карты не играли. Дурной тон считался эти карты.
Ружье было у всякого в семье. Без ружья никак нельзя было. Собак волки съедали. Весной уже редкая собака лаяла. Уже их не было. Еще говорили, что был не только ход белок и коз. Но также был ход и лосей. Лоси тоже уходили, куда только не знаю. Лоси были огромные такие больше лошадей. Видела она группу лесных быков голов в тридцать большущих лосей. Шли они с рогами и просто лосихи.
А еще говорит, что в Орловке у каждого было золото. Золото имелось в каждом доме. Женщины ткали после отсевки, а мужик уходил на ручей. Только лодыри на ручьи не ходили. На всех ручьях оно было. Только лентяй его не мыл. Иди и мой сколько хочешь. Мыли песок и сдавали на деньги.
У многих сейчас еще есть станки, на которых можно делать тканое полотно из шерстяной пряжи. То есть получается шерстяное одеяло, или по новому - плед. Летние одеяла назывались. Ватные и пуховые были на зиму, а шерстяные одеяла были на лето. Делали их на особых станках как такое одеяльное полотно.
Так узнала я от старожилов обычаи сибирских казаков в селе Орловка и Усовка, по -старому Ново-Георгиевка.
источник
Улица советской армии 6 квартира 4 Еремишев Андрей год рождения 1876.Это же подтверждает Александра Ефимовна Сореева поселок Октябрьский. улица Гоголя 20, квартира 1.