Плагиат. Из Войновича или Конец танго в 2014

Ад Ивлукич
                потупчик    
     - А вот однова был таковский случай, - дежавюсто прошепелявил Илья Сохатых, разглядывая линованные ротапринтом прокламации мистера Кука, американца, сидя у теплой печки и неспешно строгая мороженую рыбу тесаком кухарки Ненилушки, громко храпевшей на полатях, - пошел купец в тайгу. Ну, пошел и пошел и х...й с ним, как говорится ...
     - Ты это уже рассказывал, - лениво протянул с койки Прохор, сытно рыгая и чешась в голове, - причем, не раз.
     - Ну к что ж, - не стал спорить Илья, одергивая жилетку, - умную вещь повторить и трижды не грех.
     - Какой грех ? - зарычал спросонья Ибрагим - Оглы, вылезая темной кучей из - за печки. - Эта выдышь ?
     Он потянулся за кинжалом, но на его черкесском поясе висел здоровенный сиреневый фаллоимитатор Бонни, зело борзо привязанный накануне попойки Отцом Опасным, куда - то запропастившимся, хотя и была уже всегдашняя сибирская полночь, по северным обычаям отмечаемая клюквой, моченой в яблочном сидре, строганиной под соусом де Бриль и разнообразными кандибоберами, самым слабым из коих была текила, божия водичка, по меткому замечанию Ненилы, выхлебавшей банным ковшом аккурат половину бочки.
     - Ой, бля, - охнул черкес, растерянно оглядывая кухню, - я думал, плагиат из Шишкова снова будет, а это, по - ходу, х...й знает что.
     - Точно, - словно прислушиваясь к чему - то быстро проговорил Прохор. - Именно х...й знает что, дабы порадовать нормального профи из северной столицы, непреклонного коня и дюралевого, как палка для лыж образца финской войны. Короче, слушайте.
     Он сел по - турецки на кровати, свистнул, разбудив Ненилу, с оханьем свесившуюся с полатей, и начал рассказывать, неторопливо свертывая папиросу и чему - то улыбаясь.
     - На границе танки ходют строго, край суровый тишиной пропах, - распевал Чонкин, вышагивая по плацу вдоль и поперек, под надзором старшины Пескова обучаясь отдавать честь вовремя и лихо, как и подобает авиатору.
     - И тут олень как вдарит ему рогом прямо в пах, - тихо бормотал Самушкин, ловя майских жуков под плакатом с первомайским займом. Делать было нечего в части в это одуряюще жаркое лето, политрук убыл на повышение квалификации, майор из Особого отдела расследовал факты самогоноварения в поселке, а солдаты валяли балду, устав ее же пинать кирзовыми сапогами разных размеров, ноги у всех разные.
     - На широких берегах Дуная часовые с родиной лежат, - выводил старательно Чонкин, козыряя за пять метров перед столбом. Песков хмыкал одобрительно, сидя на подоконнике кабинета начальника части, помешивая мельхиоровой ложечкой свежий чай в кружке из латуни, приспособленной завгаром под тосол, но промытой в реке и годящейся и для чаю, что в наступающей предвоенной ситуации было весомо и актуально.
     - В лодке у деда Мазая пять зайцев и три кила опят, - снова зашептал Самушкин, накрывая фуражкой гусеницу, тащимую мурашами в свой дом под сосной. На сосне был прибит гвоздем радиодинамик, что - то отчаянно хрипевший время от времени, удавалось лишь разобрать  " как собак  " и  " подлые наймиты ", Самушкин еще подумал, что, не иначе, как собак подлых наймитов расстреляли, хотя и не мог точно сформулировать необходимость собак расстреливать. Действительно, зачем их расстреливать ? Можно просто глушить динамитом. Или оглоблей.
    - Перешли однажды партизаны всю границу прямо на Дамбасс, - уже кричал Чонкин, косясь на раскрытое окно, но старшина, покончив  с чаем, думал теперь о тосоле, а это надолго.
    - Предатели и ухи рваны, а начальник - пидарас, - закончил Самушкин, вставая и отряхивая зазеленившиеся форменные брюки. Подошел к плацу и присвистнул удивленно. Чонкин обернулся.
    - Слышь, Вань, - необычно дружелюбно заговорил коварный Самушкин, не приближаясь к насторожившемуся Чонкину, в ожидании подвоха замершему с поднятой ногой, - чё скажу  - то.
    - Чево такое ? - не удержался Чонкин и утратил бдительность. Распоясался, нарушив Устав, что отметил про себя Песков, продолжая мучительно думать о тосоле, правда, там уже и олифа появилась в стройном ряду размышлений хозяйственного старшины.
    - Чево, чево, - передразнил Самушкин, заскучав. - Указ вышел, вот чево.
    - Стало быть надо, - решил Чонкин.
    - А то, - засмеялся Самушкин, уходя в прохладу казармы.
    - Об чем Указ - ту ? - кричал ему в спину Чонкин, интересуясь политическим моментом.
    - О поширше, - зевнул Самушкин, грохая, что есть дури дверью казармы, затрепетавшей на петлях туда и сюда.
    - Это правильно, - рассуждал сам с собой Чонкин, продолжая маршировку по плацу, - это надо, поширше - это, - он не нашел подходящего слова и раскинул руки, - это, бля, е...й в рот за всю х...ню.
    - Вот такая история, - докурил папиросу Прохор, наливая себе водки в граненый стакан. Выпил залпом, закусил чем - то в перьях и снова уставился в потолок, где какой - то вялый и скучный паук терпеливо сидел в ожидании любой чепухи, что непременно залетит в сферу его интересов и тогда ей или ему можно будет еть мозг такой дичью, что никакие АМП плееры в хер не затарахтят, ведь если слушать там нечего, то на х...я, спрашивается ? Тут как с задачей о трубе, бассейне, поездах и самолетах и, конечно же, где глубже, хучь по рыбьи, хучь кальмаром, уже более суток - что редко - рифмующимся вдоль по Пиккадилли Делла Крочче.