Братские чувства рассказ

 
 
У Раисы Степановны было два сына.
Старший – Богдан, бойкий, самоуверенный, склонный к необдуманным действиям, и младший - Антон, спокойный, выдержанный и осторожный. Разность темпераментов была той единственной причиной, которая нередко сталкивала их лбами в каком-нибудь отчаянном споре по мелочам, но до серьезных разногласий с применением кулаков и мордобития не доводила. И все благодаря матери, которая с завидным терпением изо дня в день внушала им одну и ту же мысль о братской любви друг к другу.
- Вы, братья, - твердила она при каждом удобном случае, - вы должны держаться друг друга. Держаться! А не носы друг другу бить!
С годами мысль эта, настолько закрепилась в их головах, что стала восприниматься обоими как заповедь - одиннадцатая заповедь к известным десяти.
Однако несмотря на то, что Богдан имел здоровые кулаки, а младший – здоровую голову, учились они оба в пол силы, средненько – на троечки. Ни тот, и ни другой в отдаленную перспективу не заглядывал.  И опять же благодаря матери, для которой «хлеб насущный» был важнее всех прочих достижений цивилизации.
В итоге оба окончили с хорошим настроением один из самых пролетарских ВУЗов страны - «политеха» средненько, получив синие корочки. При этом старший Богдан отправился прорабом на стройку, а младший Антон, двумя годами позже, устроился мастером на шинный завод.
Однако дела в стране, которая стараниями воспитанной и образованной Западом советской интеллигенции сдавалась Европе по-тихому, не интересуясь желанием большинства, складывались из рук вон плохо. Она представляла собой голодную и сбившуюся с пути лошадь, которую холеные барчуки заманивали сладкой заморской морковкой в сытую и беззаботную жизнь. Но лошадь упрямилась, вставала на дыбы и, дико выворачивая голову назад, таращилась испуганными глазами на незнакомцев.
Какие уж тут прорабы и мастера!? Кому они были теперь нужны? Впрочем, как и многие другие советские граждане – рабочий класс, интеллигенция, наука, космос, армия… Барчуки тряханули страну так, что она, подобно скорлупе грецкого ореха, лопнула и развалилась на куски.
Но Раиса Степановна своими сыновьями гордилась. Они были первыми образованными «птенцами», вылетевшими из большого родового «гнезда» Ремкусов. Жалела она только об одном, что ее мама и папа не дожили до этого великого семейного события. Жалела… Но чисто технически, потому что арифметика разделяющих их лет уходила в минус на полувека. Уходила в те времена, в которых об образовании народа еще не мечтал и сам народ.   
Да и когда ему было о том мечтать.
Старшие Ремкусы, по национальности то ли немцы, то ли прибалты, жили где-то на западной оконечности Российской империи. Скорее всего, на польских землях. Сама же Раиса Степановна распространяться об этой стороне семейной жизни не любила. Из ее случайных и коротких воспоминаний было ясно немногое. Так, например, то, что накануне войны Ремкусы вместе со всеми, такими же как они «неблагонадежными», были, подобно сорной траве, вырваны по приказу Сталина с корнем из родной земли и вывезены в глубокий тыл страны Советов – на холодные и малообжитые сибирские просторы.
Прирастали они к новой земле как могли.
Чтобы прокормить огромное семейство, в котором одних только детей, помимо стариков, было одиннадцать ртов, Степану Ремкусу приходилось несладко. Работали, не покладая рук, все – от малого до старого, а вот до Великой победы смогли дожить только двое – сама Раиса да ее младший брат. Но и тот за трудные послевоенные годы надорвался так, что оставил этот мир, не дотянув до заслуженного отдыха.
Так что гордилась Раиса Степановна своими сыновьями, молча, про себя. Но очень недолго, будто только этого события и ожидала. А дождавшись, тихо покинула этот мир, уверенная, что теперь ее взрослые дети сумеют построить свою жизнь и без ее помощи. Наверное, так бы все и случилось, если бы мир не перевернулся с ног на голову. 
Сначала шоковая терапия, затем ваучерная приватизация, потом дикий рынок, открытые и закрытые акционерные общества, безработица, дефолт, финансовые пирамиды и ложь со всех сторон узаконенная и вольная, а все вместе девятый вал, от которого спастись удалось не всем.  Миллионы человеческих жизней были смыты, опрокинуты, унесены штормовыми волнами новой надвигающейся на страну экономикой без следа.
И вот, наконец, Путин – ясное солнце нации. Сколько народных чаяний было обращено в его сторону. Сколько надежд.  Сколько обещаний им роздано! Щедро. Открыто. Бескорыстно. Берите сколько хотите! Верьте, если хотите! Все ваше!
 
                ***
Поначалу дела Богдана складывались совсем неплохо.
Ему даже удалось, прикупив несколько ваучеров по бросовой цене, приватизировать кое-какой строительный инвентарь, самым ценным из которого оказалась бетономешалка. На базе бетономешалки он и развил свое небольшое мелкотоварное производство бетонных изделий. Однако работать по-честному, и Богдан это понял сразу, не получиться, потому как поборами в частном бизнесе не облагался только воздух.
Обирали все – и государство, и инспекции всех мастей, и «крыша».
Кто-то, не в силах противостоять подобной механике, быстро выгорал и завязывал с этим грязным делом раз и навсегда. Но были и другие, так называемые властелины мрака, которые накапливали в черных дырах своей отчетности кое-что и для себя.
К этой группе постепенно прибился и Богдан Ремкус.
Новая тактика принесла свои плоды.
Да еще такие увесистые, что Богдану хватило средств не только на высокий забор, собранный из массивных бетонных панелей с романтическим названием «алмазный зуб», которым он оградил территорию своего будущего бетонного заводика от завистливых взглядов любопытных субъектов, но и на первого уже кем-то объезженного внедорожника иностранного автопрома.
- Не понял, - рассматривая неожиданное приобретение брата, удивился Антон. – Откуда «дровишки»? – мусоля большим пальцем правой руки указательный, уставился он на Богдана.
- «Из леса, вестимо», - блеснул тот знаниями школьной программы. – Настоящий «мустанг», - обхаживая и поглаживая отливающие черной лакировкой бока намытого до блеска внедорожника, приговаривал старший.
- А не боишься на лесоповал загреметь? – осторожный в делах Антон даже огляделся по сторонам.
- Древний ты человек, Антоша, - снисходительно поглядывая на младшего и переходя на серьезный тон, отозвался Богдан, - почти что мамонт. Сидишь в своей конторе, бумажки с места на место перекладываешь и видишь окружающий мир только из окна рабочего кабинета. Точно, как аквариумная рыбка.
Младший и в самом деле вот уже больше года работал в ведомстве ЖКХ, занимаясь вопросами технического характера, связанными с развитием современного лифтового хозяйства в многоэтажных высотках. Богдан его в этот отсталый сектор экономики и воткнул. Пожалел брата.
- Сдохнешь на своем шинном заводике однажды тихо и незаметно, как мелкая садовая тля, - как всегда образно начал он развивать тему: - Год, другой и ничего от твоих легких не останется. Вот, на, - и Богдан, не особо вдаваясь в подробности, сунул ему в руку небольшой клочок бумаги, на котором кроме номера телефона было еще указано и имя человека, к которому следовало обратиться. - Скажешь от меня, - добавил Богдан напоследок.
Антон немного подумал и с нужным человеком связался.
И вот теперь слышать от брата такое – аквариумная рыбка - ему было обидно.
- Сам меня в этот аквариум и пристроил, - огрызнулся Антон.
- Пристроил, как вариант. А ты думай! Мозг включи! – Богдан постучал себя указательным пальцем по лбу. – Дело выбери. Дело! Такое, чтобы тебя кормило! Рыбка, блин, золотая, - он ловко, играючи ключами, впрыгнул в чистый, едва ли ни отутюженный автосалон «мустанга» и, указывая младшему на сиденье рядом с собой, бросил, как подачку:
- Садись. Прокачу.

                ***

Антон прислушался к наставлениям брата.
Отдавая себе отчет в том, что новые нувориши, вроде Богдана, ставят свой бизнес на ноги в обход существующих норм закона, а также и то, что по ходу развития частного сектора экономики будут развиваться и совершенствоваться и сами законы, Антон поступил на заочное отделение юридического факультета.
К принятию такого решения его подтолкнула и одна из сцен, которую ему пришлось наблюдать в одном из местных ресторанчиков, в котором он оказался по приглашению Богдана. Как оказалось позже, брат таким образом хотел показать ему представителей нового нарождающегося класса частных предпринимателей – будущей финансово-экономической элиты страны.
— Вот они новые русские нового времени, - обводя небольшой, но уютный зал ресторана восторженным взглядом, не без пафоса провозгласил он. – Смотри и запоминай!
Но отнестись всерьез к словам брата Антон просто не мог. Все эти собравшиеся вместе люди казались ему насмешкой над финансовым будущим страны.
Все как один сытые, с обритыми наголо затылками, в малиновых пиджаках, с золотыми, с ошейник толщиной, цепями на груди, с массивными печатками на толстых и коротких пальцах они напоминали собой стаю больших плотоядных птиц, покрытых ярким малиноворозовым опереньем.
- Ну, как впечатляет? – с гордостью за себя и за всех остальных поинтересовался Богдан.
- Да, есть немного, - сознался Антон: - Столько «павлинов» сразу в одном месте не видел никогда.
- Дурак! Не о том думаешь. Знал бы ты, насколько это большие люди! Какими они бабками ворочают! Какие дела делают! – от уважения к бритоголовым Богдан даже чуть слышно причмокнул.
- Ну, как же! Догадываюсь! Их дела за версту видно, - Антон вдруг переключился на брата: – А ты что под их прикид косишь? И пиджачок малиновый, и штаны в цвет? Поостерегся бы! А то не ровен час раздавят!
- Завидуешь ты мне Антоша. Завидуешь, —как-то очень миролюбиво с нотками снисходительности в голосе произнес Богдан. – А все потому, что никакого дохода тебе твоя светлая голова не приносит. Квартира у тебя съемная, машина разбитая, а деньжонок только от и до хватает. А у меня бизнес. Машина – шик! Дом – люкс! Все тип-топ.
- Забыл, - Антон немного отклонился в сторону, нащупывая рукой что-то в кармане брюк.
- Что забыл? – удивился старший.
- Бизнес, машина, дом и жрешь ты за троих, - младший бросил прямо в тарелку брата мятую купюру и направился к выходу.
- Псих, - только и нашелся Богдан, что ответить.

                ***
Но не смотря на размолвки, которые между братьями случались от случая к случаю, Антон не выпускал Богдана и его предпринимательскую деятельность из вида.
Необходимость подобной предусмотрительности объяснялась, с одной стороны, его недоверием к коммерческим талантам брата, а с другой, принципиальными изменениями в налоговой политике государства, которое объявило крестовый поход против черных дыр теневой экономики.
В свете новых шагов правительства, Антон, как юрист, понимал одну простую вещь, что легализоваться и сохранить свой бизнес смогут лишь очень немногие теневики, а конкретно, только самые из них богатые. Их миллиарды и станут для них единственно возможными входными билетами в официальный деловой мир.
Все остальные обречены.
Но объяснить все это Богдану оказалось непросто.
- Пойми, - пытался достучаться до него Антон, - время малиновых пиджаков закончилось. Братва переоделась, мимикрировала во власть, в политику, в большой бизнес, в государственные структуры.
- И что? Что теперь? – заходился Богдан в гневе: - Все бросить, сдать и умыться?!
- Не сдать, а продать! Продать пока покупают, - настаивал Антон на своем. – Иначе сомнут, растопчут и все равно все отнимут – бизнес, дом, машину….
- Кто сомнет? Кто растопчет? – срывался старший на крик. – Кто они? Кто?
- Воротилы. Монополисты. Черные пиджаки. Олигархи. Власть. Называй как хочешь, - сдавался Антон, чувствуя всю безнадежность своего намерения защитить брата от неизбежного краха.
А тот в стремлении выжить и сохранить свои позиции в бизнесе брал один кредит за другим, но не под честное слово, а под залог движимого и недвижимого имущества.
Риск был невероятный!
Но и ставки тоже были чрезвычайно высоки.
Выигрыш означал для Богдана прорыв на самый верх.
И он рискнул!

                ***

Но чуда, как того и следовало ожидать, не случилось, потому что скорость товарооборота намного ниже скорости оборота денежных средств.
Иными словами, сроки платежей по кредитным обязательствам наступали быстрее и раньше, чем поступление на расчетный счет средств от реализации товарной продукции.
Как результат, в залоге у банка оказалось все имеющееся у Богдана имущество, включая и сам бизнес.
Это было полное, абсолютное банкротство.
- И что я тебе говорил? О чем предупреждал? Помнишь? – наседал на старшего Антон.
- Да, помню я, - огрызался тот.
- И что? Что теперь?
- Пока не знаю. Надо подумать, - загребая со лба двумя растопыренными ладонями короткий ежик волос и зачесывая его на затылок, произнес он в раздумье так, будто еще не осознал до конца всей глубины постигшего его несчастья.
Оба, думая каждый о своем, какое-то время молчали.
- Перекантуюсь пока у тебя. Пустишь? – первым нарушил молчание Богдан.
- У меня не получится, - готовый к подобной развязке событий быстро среагировал Антон. – Люська тебя на дух не переносит. Сам знаешь. Было время, когда помощь была нужна ей. И просила она тебя…. Просила не раз. Но ты высоко поднялся…. Не слышал. Пил. Гулял. Жировал. Пальцы гнул….
Младший нарочно говорил о вчерашнем дне прямо, едко, не деликатничая, не выбирая слов, не смягчая удара, не щадя брата. Это был его день, его час, когда он мог поквитаться с ним за свое и Люськино унижение.
- Понятно. Проехали, - перебил Богдан младшего. – Тогда, может на даче? – ковыряя заостренным кончиком лакированного башмака землю и не отрывая взгляда от этого занятия неуверенно произнес он.
-  И на даче не получится, - нехотя отозвался Антон.
- Что так? Не достроил? – удивился Богдан.
- Достроил и отделал под ключ. Стоит родная. Чистенькая. Новенькая. Смолой пахнет. Люська такому счастью не нарадуется…. Тянулись, как могли.
— Значит, Люська и здесь? - невесело усмехнулся старший.
- Не взыщи. Право имеет. Вместе тянулись, никто не помогал, - не преминул Антон бросить в него еще один «камешек».
- Вместе тянулись. Это вы - молодцы. Рад за вас, - готовый развернуться и уйти обронил старший по инерции.
- Да, постой, - вдруг схватил его за локоть Антон. – Есть одно место. Перекантуешься как-нибудь лето, а уж о зиме сам думай. Либо работу ищи с жильем, либо бабу с квартирой.

                ***
Место, которое присмотрел для брата Антон, представляло собой старый заброшенный дом, расположенный на землях одного из многих садоводческих кооперативов. Ни света, ни воды в том доме не было. Все удобства, из которых сохранился только покосившийся от времени туалет, находились во дворе. Да и сам дом хоть и был выстроен из кирпича, но обдуваемый со всех четырех сторон ветрами давно высох так, что местами раствор в кирпичной кладке выкрошился, образуя то тут то там узкие сквозные щели.
Однако внутри дом оказался ничего. И пол настелен и потолок широкой добротной плахой обшит. Из мебели только стол, пара тумбочек, да старый обитый плюшем диван с резными подлокотниками.
- Ну, как? Подойдет? – Антон не без любопытства посмотрел на брата.
Но Богдан молчал, только желваки нервно перекатывались на жирных скулах.
- Да, ты на недострой-то не смотри. И свет, если надо, проведем, и крышу починим, и обои наклеим. А плиту портативную походную, что мы с Люськой, - пояснил он, - на сад берем, и баллон газовый я для тебя прихватил, - не глядя на старшего, говорил и говорил Антон, похаживая из стороны в сторону и бойко жестикулируя руками, - так что голодным не останешься. – Да, чуть не забыл, - вдруг спохватился он, - в окно глянь…. Видишь, вот там вдали за кустами что-то вроде навеса виднеется? Это остановка. Автобус в город по расписанию бегает.
Антон достал из кармана брюк смятый листок бумаги, и помахав им для наглядности перед носом Богдана, откинул на пыльную поверхность тумбочки.
— Это тебе. Расписание. Прибери. Не потеряй, - заострил он внимание старшего на последнем моменте.
И в эту секунду Богдан очнулся, ожил, будто сошло, спало с него это тяжелое, гнетущее оцепенение, которое перехватило горло и не давало сделать полный, глубокий вздох.
- «Это ж надо! Как все знакомо! - вдруг поймал он себя на мелькнувшей где-то в глубине сознания внезапной мысли. - Тот же жест…. Рука… Бросок…. Все это уже было! Было! Только очень давно! Когда? Когда?» - пытался Богдан найти ответ в своей голове.
И вот оно! Вот! Он вспомнил:
- «Маленький ресторанчик… Братва… Антон опускает руку в карман брюк … Достает смятую купюру… И бросает!  Бросает в него! Нет, в тарелку… Но почему так? За что? О чем они тогда говорили? О чем …»
И он вспомнил. Вспомнил все.
- Надо же! – с облегчением, навсегда отпуская от себя прошлое, произнес он вслух: - Будто и не было ничего.
Он невольно усмехнулся то ли нелепости своего нынешнего бытия, то ли чему еще…
А потом, стоя у грязного в пыли и подтеках окна, еще долго провожал затуманенным от слез взглядом новенькую иномарку брата, у которого теперь было все: и признание, и свой дом, и любимая Люська.