Драма Русский Сальери Борис Пастернак Runtu Uri

 Photo : 2009 - 2010 : Автор : Юри Рюнтю - Русская Литература Дальнего Зарубежья : 21-век Австралия / Ryuntyu Yuri RU / Kнига Реквием для Фарисея Юрий Любимов 2017 / http://www.proza.ru/2018/01/27/514 / 2022 2017 - Статья ' 150 Россиян XXI век - Юрий Любимов - Celebrities RU '...

2024 : " Cette oeuvre de Runtu, cette Haute Maison des drames,
It's the Neotranscendental Playhouse:

This mixer merveilleux des arts, des genres, des temps -
Творит Добро и сокрушает хаос... " : Георгий Георгиевич Ларин 2024



                рецензент Г. Ларин : Ларин Георгий Георгиевич

       Президент Академии общественной гражданской службы (АОГС), директор
       Научно-исследовательского центра творческой деятельности (НИЦ ТД);
                академик АОГС, академик АПСН

   
2024: "Нео-трансцендентальный театр впервые зародился в Австралии, основоположником его является крупнейший современный англо-франко-русскоязычный писатель, драматург и журналист Юри Мэттью Рюнтю... " : ГЕОРГИЙ ЛАРИН : George Larin / http://proza.ru/2023/07/26/167 / 2024

2023 Hеотрансцендентальный театр Рюнтю Юри 1-1748 CTP : 1 - 1748 pages :

2022 BOOK - 1 ISBN 9781925278583 / http://proza.ru/2023/07/26/127 / ACT : National Library : Australia
2023 BOOK - 2 ISBN 9781925278378 /http://proza.ru/2023/07/26/128 / Canberra : National Library : Australia
2023 BOOK - 3 ISBN 9781925278093 / http://proza.ru/2023/07/31/98 / NLA : Canberra ACT : Australia


2022 - Рецензент Георгий Г. Ларин Uri Runtu - Рюнтю Юри : Все эти 10-ть пьес автора изданы на ДВД-1 ( 2000 год  ) и ДВД-2 ( издано 2005 ). В составе библиотек : Университета в Калифорнии США. На дисках - 62 книги о России с 10 по 21 век / http://searchworks.stanford.edu/view/8597478 / : Stanford University, Stanford, California 94305 USA Australian Media TV Radio Celebrities Russia / Iouri Runtu: French / Юри Рюнтю : Russian / Uri Runtu: English : Yuri Ryuntyu / Canberra ACT Australia 2022

Фото: Академик Юри Рюнтю / Yuri Matthew Ryuntyu: b. 1949: / : Автор избран в 1996 - академиком в 45 лет и - был рекомендован на почетное избрание в 1995: академиком Беллой Ахмадулиной : 1937-2010 / http://www.proza.ru/2018/05/27/1033 / и академиком Махмудом Эсамбаевым: 1924 - 2000 / http://www.proza.ru/2018/01/26/1133 /. Фото: диплом - члена Академии Информатизации России: Москва 1996 / http://proza.ru/2009/12/15/1018 /. Новая Академия - была создана - как элитарная интеллектуальная альтернатива - Академии наук СССР - пропитанной политизацией науки - искусства и литературы под руководством - ЦК КПСС СССР: 1925 - 1991 ). Одновременно были избраны: академик - Борис Ельцин: 1931-2007, академик - Юрий Лужков: р. 1936 и другие Знаменитые Россияне, как и - писатель, драматург и журналист из Австралии: Юри Рюнтю ( номинация за книгу - 1995 : " Руди Нуреев - Без Макияжа " - напечатано в Москве ). В тот год - Издательство Новости - опубликовало - только - ТРИ КНИГИ - " Михаил Горбачев - Биография: 2 тома " 1995 / http://www.proza.ru/2017/12/14/143 / и Майя Плисецкая " Я - Майя " 1995 / http://www.proza.ru/2018/01/26/257 / и - книгу Ю. Рюнтю, как друга Фредди Меркьюри: 1946-1991 и личного секретаря - Рудольфа Нуреева: 1938-1993 - за последние 6 лет его жизни: Париж: Франция - Ли Галли: Италия - Лондон: Англия - Санкт - Петербург: Россия ( 1987 - 1993 ). С 1993 - 2001: автор создал - 35 томное издание: из более 50 томов " Мировое Интеллектуальное Наследие Рудольфа Нуреева : Россия - ХX век " на ДВД-1: 10 000 стр.и 4 000 фотографий / http://www.proza.ru/2019/10/12/532 /.
 Keywords: Russian literature.; Russia - Intellectual life.; Russia - Civilization : XX - XXI century / Europe - Civilization / Human rights -- 21st century -- Russia: 2019 /

Мои 110 книг на русском-французском-английском языках - печатаются и издаются в России - США - Австралии: 1990 - 2019 | yuri ryuntyu | uri runtu | рюнтю юри |iouri runtu | http://proza.ru/diary/yuri2008/2019-09-30 |


2017 - Статья ' Драматургия Русский Сальери Борис Пастернак ryuntyu ' 2017 / by Australian writer Yuri Matthew Ryuntyu /  http://www.proza.ru/2017/12/03/369 / Рюнтю Юри - 2017 /

- Audax at Fidelis - 10 Авторских Произведениях Сценической Драматургии для Театра и Кино: А. Блок, С. Есенин, В. Маяковский, О. Мандельштам, М. Цветаева, Б. Пастернак, А. Ахматова, М. Кузмин, А. Белый, И. Северянин, З. Гиппиус и Иосиф Бродский.

События имели место 24 мая 1963 года в пригороде Ленинграда (ныне С.-Петербурга): Комарово. Здесь Анна Ахматова - / 1 / праздновала - свое номинирование на Нобелевскую Литературную Премию в Швеции и - / 2 / праздновала день рождения двадцати-трех-летнего Иосифом Бродского (родился 24 мая 1940).

Анна Ахматова - символизирует уходящий Серебряный Век Поэзии России. Все ее сверстники умерли или убиты. Возникает чувство, что происходит Ритуал Преемственности между уходящим - Апостолом Серебряного Века ( ею ) и пришедшим - Новым Апостолом Серебряного Века - юношей и гением Иосифом Бродским.

И. Бродский - и есть завершение Серебряного Века Поэзии России в ХХ веке.

После его никого нет,
как и не могло быть в СССР ( умер в 1991 ) и РСФСР ( умерла в 1991 ) .


Многое из текста драмы подтверждено беседами автора -
в июне 1987 и в сентябре 1988 - с Ириной Одоевцевой и -
с Анастасией Цветаевой (май: 1980-Коктебель).


         1962-1964 годы - особое время в жизни Иосифа Бродского.
Он и она знают о Горе, которое нависло над ним - с Насильственной Депортацией Иосифа Бродского - из СССР в США.



Произведение написано на основе разговоров Юри Мэттью Рюнтю с Галиной Улановой - что имели место в 1993-1994-1995-1996-1997 годах в Москве - Россия/ by Yuri Matthew Ryuntyu Australia / 2017 / http://www.proza.ru/2017/09/15/527 /

  2017 - ФОТО - Обложка книги автора о Галине Улановой - изданной в Австралии / Национальная Библиотека Австралии / Amazon Books by Yuri Ryuntyu - более 40 книг автора доступны здесь с 2017 / http://www.proza.ru/2017/11/24/1899 /


  2017 - Моя книга о Галине Улановой и Рудольф Нуреев : страниц: 1-700 - RUDOLF NUREYEV: GALINA ULANOVA & NOUREEV RUDOLF ISBN 978-1-9252787-0-5 by Australian writer Yuri Matthew Ryuntyu / http://www.proza.ru/2017/09/15/442 / - Галина Уланова - Никогда не критиковала Нуреева Рудольфа и преклонялась перед его - Авангардом в Искусстве Мирового Танца ... Бесконечная Любовь была - Взаимна и Десятилетиями. Здесь часть ее жизни. Я преклоняюсь перед несравненной, роскошной и волшебной Галиной Улановой. Любовь и Обязательства делят ее сердце поровну. Здесь Гармония / - 2017

   - 2017 /  Мне по душе - этот Университет в Калифорнии США с моими 62 книгами по Культуре и Истории России с 10 по 21 век. / http://www.proza.ru/diary/yuri2008/2016-04-12 /
     --


Галина Уланова и ее семья - были свидетелями событий : 1930-1964 года - из жизни - О. Мандельштама, А. Ахматовой и Иосифа Бродского в их родном городе на Неве - Петрограде - Ленинграде - Санкт-Петербурге...


ТЕМА : Трагедия Апостолов Культуры Серебряного Века России

 Жизнь, Судьба и Право Выбора - были частью повседневности Великих Людей. Здесь ЧЕТЫРЕ ДРАМЫ. Они рассказывают о реальных событиях из жизни Апостолов Серебряного Века и их Друзей в ХХ веке России.


1/ Историческая драма: 1917-1921 г.г. - ' Тайна Александра Блока ' /  http://www.proza.ru/2017/12/02/1082 / 

 2 / Историческая драма: 1919-1925 г.г. - ' Ад Сергея Есенина и Айседоры Дункан ' / http://www.proza.ru/2017/12/02/380 /

 3 / Историческая драма: 1922-1930 г.г. - ' Лубянка Владимира Маяковского и Лилия Брик ' / http://www.proza.ru/2017/12/02/1200 / 

 4 / Историческая драма: 1930-1964 г.г. - ' Русский Сальери Борис Пастернак ' / http://www.proza.ru/2017/12/03/369  / 





ЧЕТВЕРТАЯ ДРАМА

РУССКИЙ САЛЬЕРИ БОРИС ПАСТЕРНАК

 

 

 

СОВРЕМЕННАЯ АВСТРАЛИЙСКАЯ ДРАМАТУРГИЯ

ЮРИ МЭТТЬЮ РЮНТЮ

 

 

РУССКИЙ САЛЬЕРИ:

БОРИС ПАСТЕРНАК

 

Драма на славянскую тему о культуре России:

 1930-1964

 

Четыре действия

 

 

 

Сидней – Москва

1997 - 2017

 

 

 

ИНТРИГА ДРАМЫ

 

“Но и так, почти у гроба,

Верю я, придет пора,

Силу подлости и злобы

Одолеет дух добра”.

 

“Нобелевская премия” Б. Пастернак (1959)

 

События имели место 24 мая 1963 года в пригороде Ленинграда (ныне С.-Петербурга): Комарово. Здесь А. Ахматова праздновала день рождения двадцатитрехлетнего И. Бродского (родился 24 мая 1940). Она символизирует уходящий Серебряный Век Поэзии. Все ее сверстники умерли. Возникает чувство, что происходит ритуал преемственности между уходящим и пришедшим Апостолом.

 

И. Бродский - и есть завершение Серебряного Века. После его никого нет, как и не могло быть. Многое из текста драмы подтверждено беседами автора в июне 1987 и в сентябре 1988 с Ириной Одоевцевой и с Анастасией Цветаевой (май: 1980-Коктебель). 1962-1964 годы - особое время в жизни Иосифа Бродского. Он и она знают о горе, которое нависло над ним.

 

Необходимо помнить, в 1963 газета “Вечерний Ленинград”, как официальный печатный орган Ленинградского Комитета КПСС и официальный печатный орган Совета Депутатов Трудящихся - опубликовали статью о нем, как “ОКОЛОЛИТЕРАТУРНЫЙ ТРУТЕНЬ” (№ 281).

 

В 1964 “Вечерний Ленинград” сообщил о приговоре: “СУД НАД ТУНЕЯДЦЕМ БРОДСКИМ”.

Свидетелями преступного поведения поэта (23 года) выступили на суде: писатель Е. Воеводин, заведующий кафедрой Высшего Художественного Училища им. В. И. Мухиной - Р. Ромашова, пенсионерка А. Николаева, трубоукладчик УНР-206 - П. Денисов, начальник Дома Обороны Ленинграда - И. Смирнов, заместитель директора Эрмитажа - П. Логунов и представитель народной дружины Дзержинского района Ленинграда - Ф. Сорокин.

 

Судебные заседатели не приняли во внимание того, что молодой человек перенес инфаркт миокарда во время служебных разбирательств.

 

Будущий Лауреат Нобелевской Литературы после суда арестован и, без права подачи в суд заявления об обжаловании приговора, насильственно депортирован из родного Ленинграда (города 1 категории) в Архангельскую область (12 категории). Здесь поэт обязан был жить 5 лет в тюремных условиях Заполярья.

 

Условия тоталитарной слежки, безысходности и горя - есть те психологические символы, которые должны быть показаны на сцене. А. Ахматова - чувствует неизбежность еще одного человеческого жертвоприношения в антихристианской стране.

 

 

ВСТУПЛЕНИЕ

 



 

Фото: И. Бродский. В подарок для моих читателей.

 

 

“ - А это Вы можете описать?

И я сказала:

- Могу.

Тогда что-то вроде УЛЫБКИ скользнуло по тому, что НЕКОГДА было ЕЕ ЛИЦОМ”.

 

Из “РЕКВИЕМА: 1934-1940” Анны Ахматовой. Легализован для открытой печати в 1990.

 

“Лишь один раз (1941) Пастернак пришел к вдове Цветаевой и ее сыну перед их ОТЪЕЗДОМ из Подмосковья в Елабугу (под Казанью). Предусмотрительно принес ВЕРЕВКУ, как бы перевязать чемодан. Выхваливал ее крепость и по-дружески убеждал, что ОНА все выдержит на Свете, хоть ВЕШАЙСЯ на НЕЙ... Она на ней и повесилась в тот же год. Не прошло и полгода“.

 

Биографический факт из жизни Бориса Пастернака (1941)

 

“Первое, что я узнала о Пушкине, - это то, что его убили...

Дантес возненавидел Пушкина, потому что сам не мог писать стихи...

То есть ЗАМАНИЛ на снег и там УБИЛ...”

 

Малоизвестное из детства Марины Цветаевой

 

 

МУЗЫКАЛЬНЫЕ ВСТАВКИ

 

Буду рад, если режиссер-постановщик согласится с авторским взглядом на происходящее через произведение русского композитора нашего века: ПРОКОФЬЕВА СЕРГЕЯ.

 

Хотелось бы слышать повсеместно фрагменты из музыкальной баллады «ПЕТЯ и ВОЛК». Эта музыка наилучшим образом подходит к сценическим декорациям - на тему о христианской трагедии в СССР.

 

Буду благодарен, если постановка завершится голосом Эрика Курмангалиева, а именно, его пением произведений И. С. Баха.

Этот возвышенный и одухотворенный голос отделит «тьму» отцов и дедов от «будущего дня» потомков. Дух божественного и вечного снизойдет на смертного человека.

Жить для будущих поколений благородно, хотя тебя сегодня и ничего не ждет. Удобрять добром и возделывать родную землю никогда не порочно и не поздно.

 

Все, что можно и нужно договорить - скажет Эрик Курмангaлиев, его «голос от Бога».

 



 

Фото: гениальный певец Эрик Курмангaлиев. Россия. Internet, 1998.

 

 

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

 



АННА АХМАТОВА
 
Урожденная Горенко (1889-1966). Русская поэтесса. Публицист и переводчица. Почетный доктор наук по филологии (Италии). Образец интеллектуальной антихристианской элиты России до революции 1917. С 1920 стала правоверной христианкой и молила Бога, до своей смерти, простить ее за ересь против Церкви.

Единственный ребенок, контрреволюционер и антисоветчик и каторжник. Под круглосуточным надзором сотрудников спецслужб и правоохранительных органов с 1934 г. до смерти. Умерла от сердечного приступа.

Отец ребенка - контрреволюционер, каторжник и политический преступник. Расстрелян в тюрьме на ул. Гороховая, д. 2 в Ленинграде в ночь с 24 на 25 августа 1921: (допрос вел Яков Саулович АГРАНОВ). Отец ее ребенка и сын реабилитированы после ее смерти, как жертвы политических преступлений КПСС.

Три раза обручена в православной русской церкви. Образование - домашнее. Православная христианка. Похоронена на кладбище в Комарово (под Санкт-Петербургом).
 

ИОСИФ БРОДСКИЙ
 
Американский поэт (1941-1996). Публицист и переводчик. Почетный доктор наук по филологии (США, Англии, Германии, Италии и Франции). Лауреат Нобелевской Премии по Русской и Американской литературе за 1987 год.

Проклял Советскую Россию и уехал навсегда (1972) с политическим клеймом “антисоветчика”, “арестанта”, “каторжника” и “недоучки с семилетним образованием в советской средней школе”. Поклялся не приезжать на Родину.

Премия вручена в 1987 году, как гражданину США за поэтическое мастерство. Религия - иудаизм. Умер в США. Похоронен в Пригороде Нью-Йорка. Образец интеллектуальной элиты из СССР за границей.
 

МИЛИЦИОНЕР
 
Безымянный служащий. Переодетый сотрудник спецслужб. Фанатичный атеист. Продукт членства в КПСС и советской школы. Образование высшее. Рядовой антихристианин Российской Империи и СССР.
 

СОСЕДКА
 
Безымянный фискал-доброволец. Внештатный агитатор и агент правоохранительных органов, не член КПСС. Фанатичная атеистка. Продукт советской школы. Образование высшее. Рядовая антихристианка Российской Империи и СССР.
 

ОСИП МАНДЕЛЬШТАМ
 
Русский поэт. 1891-1938. Писал на итальянском, идише, немецком. Публицист и переводчик. Член Союза Писателей СССР. Исключен при жизни. Коммунист. Образец интеллектуальной антихристианской элиты Российской Империи и СССР.

Каторжник и политический преступник. Исключен из Партии большевиков (КПСС) за неуплату членских взносов. Стал членом КПСС по рекомендации Бронштейна (Троцкого). Умер в тюрьме под Владивостоком. Реабилитирован после смерти как ошибочная жертва коммунистической политики тех лет и значит преступлений КПСС. Образование - домашнее. Могила неизвестна.
 

МАРИНА ЦВЕТАЕВА
 
Русская поэтесса. 1892-1941. Публицист и переводчица со всех европейских языков. Образец интеллектуальной антихристианской элиты Российской Империи из СССР за границей.

 Сын-антихристианин совершил самоубийство на фронте (1942): встал безоружным из окопа на линии фронта. Похоронен в 17 лет в братской могиле. Она вдова каторжника-антихристианина (расстрелян в советской тюрьме как плохой советский агент, совершавший акты терроризма на Западе. Был офицером политической полиции НКВД-КГБ. Мать каторжницы-антисоветчицы. Ее дочь-антихристианка освобождена из тюрьмы и советских рабоче-трудовых лагерей через 25 лет. М.Цветаева находилась под надзором спецслужб и правоохранительных органов СССР с 1920 года до дня самоубийства. Все близкие реабилитированы после ее смерти. Образование домашнее. От православия отказалась в юности. Самоубийц на православном кладбище не хоронят и поэтому место могилы неизвестно.
 

БОРИС ПАСТЕРНАК
 
Русский поэт. 1890-1960. Публицист и переводчик (английский, немецкий и французский языки). Член Союза Писателей СССР. Образец интеллектуальной антихристианской элиты Российской Империи и СССР.

С 1936 года насильственно переселен из столицы в Подмосковье. Жить в Москве, где он родился и жили все его близкие, было запрещено политической полицией СССР.

С 1936 года проживал в поселке сельского типа - Переделкино - ныне пригород Москвы. Занимался переписыванием своих произведений по требованию коммунистических властей.

Лауреат Нобелевской Премии по Русской Литературе за 1958. По этой причине исключен из Союза Писателей СССР и лишен членства в КПСС (1958). Вручена усыновленному ребенку (1989). Это сын от второго брака (отец - профессор фортепиано Нейгауз: Московская консерватория).

Под круглосуточным надзором сотрудников спецслужб и домашним арестом с 1936 до смерти. Умер от сердечного приступа.

Все родственники иммигрировали за границу. Образование - высшее. Православный. Похоронен на кладбище в Переделкино (под Москвой).
 

МАЛЬЧИК
 
Атеист. Член всех молодежных коммунистических организаций по борьбе с Мухаммедом, Аллахом, Буддой, Кришной, Моисеем и Христом Спасителем. Участвует в разрушении святынь православного христианства в России и его моральных истин. Оскверняет духовные сокровища своих дедов и прадедов, православных христиан России. Рядовой антихристианин Российской Империи и СССР.
 

ДЕВОЧКА
 
Атеистка. Лидер молодежных коммунистических организаций по борьбе с христианством и Богом в России. Рядовая антихристианка Российской Империи и СССР.
 

АВВАКУМ
 
Славянин. Наиболее почитаемый из православных святых в России с XVII века. Духовный эталон моральных сокровищ и национальных традиций на своей Родине. Бесконечно любит свою ЗЕМЛЮ ПРЕДКОВ и БУДУЩИЕ ПОКОЛЕНИЯ РОССИЯН. Образец интеллектуальной христианской элиты Российской Империи XVII века.
 

БЕЗМОЛВНЫЙ ГЕРОЙ
 
Присутствует между строк всей драмы. Ни одному из Апостолов РУССКОЙ ПОЭЗИИ СЕРЕБРЯНОГО ВЕКА не мешает быть самим собой. Это СВИДЕТЕЛЬ происходящего вокруг. Посланец из Прошлого и Будущего. Всегда на сцене за спиной героев событий. Импульсивен. Свободен от всех традиций театра. Волен быть среди зрителей в зале.
 

 

 

Историческая справка о героях пьесы на 1963

 

Анна Ахматова: 74 года

 

Седая голова. Красива. Стоит, сидит и ходит прямо на людях. Любит сидеть на левой ноге “под себя”. Уютно чувствует себя среди подушек и подлокотников на диванах и софах. Глаза полузакрыты, когда одна. Губы шепчут не написанное. В руках - четки или исцарапанный карандаш. На плечах “ахматовская шаль”. Смотрит прямо. Взгляд взыскателен и проницателен. Желание жить полной жизнью составляет суть женщины. Часто жила ради себя, особенно в быту. В походке - нетороплива. Чувствует             комфортно (слова Ахматовой) в воспоминаниях о прошлом до революции и коммунистического террора. Вкус безупречен. Искренность только на бумаге, в стихах... Хитра. Пересмешница. В беседе скрытна, но дружелюбна. Понятлива и проницательна без лишних слов и особых причин, что открывают факты. Музыкальна. Артистична. Ясна с полуслова, если знать ее судьбу. Сдержанна в словах и суждениях. Боязлива от места рождения (слова Ахматовой) и опыта прожитой жизни. Обидчива на критику. Равнодушна к похвале. Говорлива и любит шутки. Любимые слова в критической ситуации: “Надо объясниться”. Въедчива. Любит выяснять отношения: “я тебе” и “ты мне”. Памятлива на обиды до ужаса. Не признает принципа: “если забыть, то прощено”. Мнительна, но не всегда мстительна. “Женщина, к сожалению, всегда женщина, как бы талантлива ни была” (Гумилев: слова после развода в 1918). Отдала из мести единственного сына на воспитание к новой жене Гумилева (родился 1886), задолго до его расстрела (1921). Арестован по адресу: ул. Преображенская д. 5/7, кв. 2 на 3 августа 1921. Допросы вел Я. С. Агранов. Руководствовалась внутренним чутьем. Часто ошибалась, а поэтому - два развода и третий брак “от одиночества”. Принятых в раз решений по отношению к кому-либо или чему-либо не меняла. Тверда в поступках. Ничего и никогда не переписывала. Не лебезила, не извинялась. Не просила пощады за свои промахи в жизни. Верила в свой “особый путь на земле” (Ахматова).

Один раз в жизни изменила себе, по молодости. Сначала бесповоротно и решительно отказала жениху, а потом согласилась на брак. Он показал ей свои вскрытые вены. Поверила, что Гумилев умрет без нее. Хотела быть “его матерью” и “его женой” (слова Ахматовой). Развод предложила сама. И этим отказала себе в справедливости христианских истин для своего брака. Не остановила ее и вина перед ребенком. Через безотцовщину он испытал боль, от которой мать не могла уберечь сына. Согласилась с тем, что эта боль сыну необходима. Воля знаменитой поэтессы победила инстинкт материнства. Сын с ней конфликтовал и винил за свои несчастья. Новый брак помог забыть Гумилева.

Знала о гениальных предвидениях мужа о будущем России. “Их идеал - с победно развевающимися красными флагами, с лозунгами “Свобода” - стройными рядами - в тюрьмы... Вот, все теперь кричат: Свобода! Свобода! А в тайне сердца, сами того не понимая, жаждут одного - подпасть под неограниченную, деспотическую власть...” (Гумилев, 1918).

 

Взгляд современников:

Поэтесса, домохозяйка и полжизни безработная; Без высшего образования, неудачница, разведенная, полувдова каторжника, мать арестанта (сын был в тюрьме два раза за политические преступления) и пенсионерка. Классик мировой литературы ХХ века.

 

Иосиф Бродский: 23

 

Рыжеволосый. Неуклюжий. Говорлив. Очень подвижен. Щурится. Иногда смотрит исподлобья. Смешлив от живого ума. Высокий лоб, раннее облысение. Ослепительно белая кожа, а потому, когда при чтении стихов проступает пот (всегда от волнения), то мелкие капельки влаги образуют “золотистое сияние”. Рефлексия от “золота волос”. В походке - медлителен (на людях). С размаху перебежит любую улицу, не глядя на транспорт. Немного игрок, но “втихую” и “для себя”. Поведение в общении отдает робостью. Возможно, своеобразная “маска”. Не исключено, что “скучает”, скрывая скуку от собеседника. В душе бескомпромиссен, и за это “за себя горд” (слова Бродского).

Совестлив до нервного срыва.

Холост. Семьей не обременен. Участлив в судьбе друзей. Бесконечно любит родителей. Нежнейшие слова о матери.

Доминируют идеалы иудейского вероисповедания, что и определяет поэтический менталитет.

Воспринимает два мира людей: иудейский и неиудейский. Все события в мире: делит на иудейские и неиудейские. Ветхий и Новый Заветы - живут в нем в поэтической гармонии. И в этом - тайна ГЕНИЯ от БОГА. 10 заповедей и 7 смертных грехов для него - суть человечества и современной цивилизации. Где этого нет - для него безысходное варварство и трагедия. Главное кредо - не нравиться современникам, а понравиться ПРЕДШЕСТВЕННИКАМ. (Кантемиру, Пушкину, Ахматовой, Мандельштаму, Цветаевой и т. д.) Видит в них высокое, благородное и возвышенное братство. Рыцарское отношение к культуре россиян в России и на Западе. В этом раздвоение сегодняшнего дня - живет в постоянном контакте с мертвыми поэтами. Отличительной чертой личности является: ЭСТЕТИКА предшествует ЭТИКЕ. Здесь неизменное кредо жизни. Считает: “язык сам выбирает кому будет служить”. Этот принцип служил для него индикатором для оценок современников и эталонов совести среди поэтической братии. Среди Евтушенко, Вознесенского и Рождественского - видел разрушителей Бога, а значит чуждых Православной Культуре 1000-летней России. 7 смертных грехов вошли в плоть творчества этих трех бесов России. Так было тогда, после 1964 - эти мнения почти не изменились. Он смог увидеть все это сразу. В чувствах - четкая гиперболизация двух окружающих и самостоятельных укладов жизни.

Не скрывает, что он - ортодокс по отношению к библейским идеалам и библейской истории своих родословных корней в Палестине. Историческая Родина для него не “абстрактное” слово (Бродский). Здесь - сокровенный смысл его поведения и его поэтического предназначения как оракула на земле России.

“Век катастроф есть век катастроф” - Бродский (1996).

 

Взгляд современников:

Почти не поэт, безработный. Автор четырех стихотворений в провинциальных, областных и маловажных журналах. Правоохранительные органы заняты его “делом о тунеядстве” в Ленинграде (областном городе СССР). Арест грозит ему в любую минуту.

Согласно Конституции и Законодательству он препятствует строительству светлого будущего для советских граждан. Общественное Зло в том, что он не работает на производстве, а пишет непатриотические стихи. Бродский не должен писать стихов, так как не имеет специального образования (закончил семь классов средней школы). Полный недоучка и безграмотный дикарь. Вот-вот, как все догадываются и почти уверены, станет каторжником и будет отправлен на поселение вблизи трудовых лагерей социализма.

Еще пока не Классик мировой литературы ХХ века.

Еще пока не Апостол Серебряного Века Русской Поэзии.

 

Милиционер из Комарово - человек не мифический, а конкретный. Средних лет, бездетен. Суетлив. Безлик. Впечатление, что его и нет совсем, а только есть: кокарда, погоны и нашивки, мелкие звездочки и медали. Все из алюминия и дешевой позолоты. Громоздкая фуражка не по размеру, а потому сползает и видна лысина.

Вместо человека - поза и униформа. Голос - задорный и с матерщинными вставками (на усмотрение режиссера и актеров). Чувствует себя завсегда хозяином и героем. Ничем не ограничен. Совести и воображения нет. Может убить любого. Правовое положение в СССР, как на войне. Совершенное убийство может объяснить как милиционер: “при исполнении служебных обязанностей” (со слов Бродского). Ленинградец.

 

Соседка из Комарово - образ не мифический, а конкретный. Средних лет, хотя крайне постарела. Одутловатая от тайного алкоголизма. Бездетна. Одинока. Давно разведена. Движения машинообразны. Броско подкрашена дешевой косметикой из “Красной зари” или “Красного кремля”. В одежде все скошено с боку на бок. Типичная “дура с инициативой” (со слов Бродского). Глубоко обездоленный и несчастный человек. Живет в мире самогипноза и иллюзий. Сострадание и милосердие к другим почти угасло. Крайне цинична. Природные инстинкты убиты рекламой и пропагандой. Понятие “совесть через Бога” исключено. С аналитической точки зрения: полупридурок. Психика неустойчива. Все в голове “как на качелях”. Вызывает чувство жалости как смертельно больная. Во всем искрена, щепетильна до мелочей. Въедчива. Если чего не понимает, то “не разбирается”, а начинает истерику. Никого не видит вокруг себя важнее своей ПЕРСОНЫ. Она есть центр мироздания. Добросовестно и Преданно верит в свое светлое будущее, которое ей обещано коммунистической партией СССР. Западни для себя не видит. Гордится дипломом университета МГУ. Москвичка.

 

Осип Мандельштам: четверть века как умер (1938).

 

Известен с молодости как ЗЛаТОЗУБ. Помнят, что не было зубов. Повсюду - золотые коронки. Брызжет слюной. Длиннющая верхняя губа. Замечателен свистящим и звонким шепотом. Всегда тяжело дышал. Явная болезнь сердца от тяги к наркотику - табаку. Смешлив. Заливается смехом к месту и не к месту. Говорлив. Глаза, как чистая вода. Легкомыслен. Поддержит любой разговор. Не боится доносчиков, “топтунов” (агенты политической полиции в подъезде жилого дома) и “фискалов-гробовщиков”: из слов жены Мандельштама. Боится голода и стужи на улице. Спит, где подвернется. Неприхотлив в еде и одежде. Любит тепло комнат и много-много людей вокруг. Уснуть может на полу. В душе и наяву бездомен. Общается без разбора, кто подвернется. Боится собственных мыслей о самоубийстве. Весь на ладони. Заболевает от одиночества. С утра до вечера носится по гостям из конца в конец города. Всегда на людях.

Когда читает, преувеличенно закидывает голову назад. Шея резко выделяет адамово яблоко. Кожа лица при этом морщится, разбегаясь в складки. Пота нет. Подчеркнуто высокий лоб. Вьющиеся волосы по вискам. Под жидкой шевелюрой - плешь, но не лысина. Фигура - тонкая. Кожа - сухая. Сутулится. Горбится. Изможден тревогами быта.

Постоянно голоден с детства, сколько бы не ел. Стремительный обмен веществ. Шутит: “Во мне живут черви” (из слов жены Мандельштама). Все сгорает и перегорает в стихи. Феерический гениальный интеллект. Дар предвидения. Озарения на каждом шагу. Изобретателен на новые слова.

Чай пьет с нескрываемым наслаждением. От вкусно приготовленной еды “хмелеет” и светится от счастья.

Сидеть рядом опасно. Привычно отбрасывает пепел через левое плечо. Постоянно “пепелит” на стоящего за его спиной соседа или соседку. Никто из них об этом не подозревает. Сгоревшая лиса, платье или шелковый кружевной воротничок и есть та цена “за приглашение поэта почитать стихи”. Редко читает чужое и часто только свои стихи. Почти всегда “до десяти раз подряд и одно и то же” (из слов жены Мандельштама).

При декламации закрывает глаза, закидывает мучительно вдохновенное лицо. Голос околдовывает. Он становится существом из другого мира и времени. Ощущение: встреча с Космосом и Вечностью! Постоянно, резко и широко взмахивает руками. Кулаков нет, пальцы растопырены. В них ничего нет. Они свободны. Дирижирование оркестром звуков. Никаких слогов нет. Голос крепнет, ширится. Хотя завсегда начинал полушепотом. Кажется, это пришло из ниоткуда. Это только здесь, сейчас родилось на свет. Ощущение многоголосого эха. Вибрация и ритм голосовых связок завораживает. Бесконечная плавность ритма. Переходов почти нет. Ощущение Звукостроения. Эхо голоса переходит от стен внутрь сердца. Слышно клокотанье в горле от слюны.

После чтения: широко открытые глаза. Как бы спрашивает молча: вы еще здесь? Опускает шею с тяжелой головой вниз. Облегченный самовздох. Вот наскоро вдохнул. Облизнул губы. Поклонов для зрителей не бывает. Сомнамбулически упоен собой. Глаза горят. Отряхивается, как “воробей от пыли”. Касается на мгновение бедер. Лицо и фигура - птицеобразны. Уши прижаты. Ноздри втянуты. Выступила горбинка носа. Легкое прикосновение к волосам головы. Вот, привычно коснулся переносицы носа. И тут, после этого “ритуала“ - полуизвиняющийся “наклон” головы в сторону аплодисментов.

Нервно шарит руками в поисках табака. Папирос, конечно, нет. Этим жестом просит подарок из зала. Жадно затягивается случайной папиросой.

Пачки папирос часто теряет. Свой табак он дарит или его скуривают случайные обожатели. Жадности в нем нет. Если настойчиво попросить о чем-то, то, он, как дитя, отдаст все и вся. Заядлый курильщик и добрейший ребенок ужились вместе. Бескорыстен до утраты инстинкта самосохранения. Вещей не прячет. Полная душевная открытость.

Обожает слушать цитаты из своих стихов. Редко не обращает внимания на цитирующих. Обожает СЛАВУ. Не может жить без СЛАВЫ. Искренно разочарован, что “в Киеве княжил [он], а тут [в С.-Петербурге], Гумилев верховодит... И не совсем сознаюсь, по праву. Вот мне иногда и обидно... “ (из слов жены Мандельштама).

Иногда нападают приступы шутовства. Надменно отвечает на комплименты. Все крайне нарочито и невпопад. Легко скандалит в магазинах с продавцами. Скрупулезен с медяками. Покупает: 120 или 150 “граммов” на вес или на разлив. Выпив лишнего, импульсивен и не церемонится с “серой публикой эпохи серпа и молота в СССР” (из слов жены Мандельштама.

Забияка в меру. О себе сказал: “Я ведь хитрый, как муха”. Похвалиться не упустит к месту и не к месту. Иногда истеричен, если чувствует свое физическое или административное бессилие. По этой причине плюнул в лицо графу и советскому писателю Алексею Толстому. Он поддержал, по мнению Мандельштама, оскорбление в адрес жены Надежды Мандельштам. Хорошо известно, что граф Толстой был расист и относился к евреям как к второсортным гражданам в самодержавной России и СССР.

Живет по молчаливому, но всерьез исповедуемому принципу: жизнь - игра.

В браке - бездетен. Со смертью род Мандельштамов прекратился. Единственный брат покончил жизнь самоубийством, а поэтому на православном кладбище похоронен быть не мог. Память об этой смерти в нем жила постоянно. Неустанно рассказывал “историю своего брата” и его “прыжок из окна” (из слов жены Мандельштама). При этом, всегда безучастно хохотал до слез, уверяя, что это - неплохая судьба для Мандельштамов в СССР (из слов жены Мандельштама). Не признавал, что самоубийство - величайший грех против Бога во всех религиях мира. К Старому и Новому Завету относился как к забаве.

Любил и упивался рассказами о двух своих “посадках в белую и красную тюрьмы”. Первый раз был арестован как двойной агент или шпион в военное время и вблизи линии фронта. Второй раз - арестован как мародер и спекулянт. Чудом остался жив и не искалечен физически, не считая нескольких ночей в каземате, как “очередной” заложник для расстрела под утро. Отношение к тюрьме - истерическое.

При рассказах: “о тюрьмах” и “о брате” - откровенная дрожь в ногах и руках. Смех сквозь слезы. Чувствовалось, что в этот момент он ходит “по бритве” или “стеклу”. Его хохот не был циничен. Сжималось сердце. Лицемерие иногда спасало.

Как говорят: шутам дают жить дольше.

Соткан из компромиссов, когда делает карьеру ради заработка. Подозрителен и пуглив в коридорах власти. Суеверен. Верит в любые приметы из любых магий и ритуалов.

Постоянно ищет спонсоров-протеже для своей литературной карьеры. На дружеской ноге с Бронштейном (псевдоним Троцкого), Луначарским и Бухариным (который прозван Лениным: “Совесть партии”). Его друзья управляли культурой и политикой в тоталитарном государстве СССР.

Однако хитрость его не спасла. Оправдание - “я ведь хитрый, как муха” - не помогло. Атеизм и поношение религий мира не убедили Власть не от Бога. Коммунистические Лидеры сменились, а новые отобрали у него ЖИЗНЬ. Первый арест в ночь с 16 на 17 мая 1934. (Московский адрес: Нащекинский переулок, д. 5, кв. 26. Ордер на арест подписал Я. Агранов, после суда выслан в Воронеж на 3 года. По доносу В. Ставского (глава Союза Писателей) и прозаика Павленко в 1938 он арестован и приговорен к концлагерям.

В первые дни тюрьмы ему выбили “золото”. Он остался без челюсти, умер от голода на каторге в исправительно-трудовых лагерях Еврейской Автономной Области: Дальний Восток (СССР).

 

Взгляд современников:

Поэт, каторжник, арестант, пенсионер (по инвалидности): из слов жены Мандельштама. И брат самоубийцы. Иудаист и безбожник. Недоучка без высшего образования. Стихи нигде не печатались. Запрещено читать. Место, название концентрационного лагеря и день смерти засекречены государством.

Классик мировой литературы ХХ века.

 

Марина Цветаева: четверть века, как умерла (1941).

 

В глазах сверстников - КАМЧАТСКИЙ МЕДВЕДЬ БЕЗ ЛЬДИНЫ. Придумала такое сравнение для себя самой. Это правда. Такой видела она себя изнутри и со стороны. Завсегда стояла выпрямившись, как бы ощетинившись невидимой шерстью (любимая фраза о себе А. Цветаевой. А. Ц.). Все было за счет внутреннего электричества. Избыток внутреннего света и энергии был готов растерзать любого. Это от демона. Всю жизнь подсознательно искала встречи с равным себе.

Не ошиблась своей детской интуицией о неизбежной встрече с САЛЬЕРИ.

Он оказался русским. Он встретил ее с веревкой-подарком. На ней она и совершила ритуал - самоубийство, восстав против Бога. Знала, что жизнью только Он распоряжается. Знала, что ее не смогут отпеть в церкви прадедов и дедов. Не смогут похоронить на православном кладбище. Не будет ей и отпущения грехов через священника.

“Первое, что я узнала о Пушкине, - это то, что его убили... Д. . . .с возненавидел Пушкина, потому, что сам не мог писать стихи... То есть ЗАМАНИЛ на снег и там, УБИЛ...” Она понимала, что КОВАРСТВО и ВЕРОЛОМСТВО - замыслы УБИЙЦЫ.

В этом - детские воспоминания-ПРЕДЧУВСТВИЯ - Марины Цветаевой о себе и будущем.

Неужели в этой гениальной прозорливости школьницы-подростка есть правдивое предчувствие о неизбежной участи. В имени друга Пастернака несоответствие с Дантесом В ТРИ ТОЧКИ. Между Сальери-Пастернаком и Дантесом - расстояние почти в век. Цветаева предвидела, что умрет от своего друга, ЧЕРНОГО ЧЕЛОВЕКА. Она ждала яда или пулю.

Ее реальный Сальери подарил и предложил повеситься на веревке.

 

Вспоминая МАРИНУ ЦВЕТАЕВУ, (со слов жены Мандельштама, Одоевцевой И. О. и Анастасии Цветаевой А. Ц.) перед глазами - Маринина короткая стрижка. Близорукий взгляд без очков. Правильные черты лица. Нервные руки. Папиросы без жадной затяжки. Изношенная одежда. Смотрит вбок. А отсюда - впечатление, что ее скулы, как бы вперед. Взгляд исподлобья из-за непослушной “челки”. Мальчишечьи озорные глаза. Сухие ресницы. Узкие губы. Вырезанные скулы. Нет никаких прикрас из помады и пудр. Чистая и здоровая кожа, мытая ледяной водой с детства.

Ни одного лишнего слова. “Главное - никого не обидеть невзначай. Упаси Бог, обидеть невинного” - читаются мысли через лукавые глаза. Бедность замаскирована. Одежда со вкусом и по случаю. Все на своем месте. Ничего лишнего и броского. Ничего в ее облике не бросается в глаза. Невзрачна.

Свет обаяния идет из ниоткуда. Как бы над головой. Волосы топорщатся от избытка электричества.

Многократно причесывается черепаховым гребнем с холодной водой. “Без смоченных волос на улицу ни на шаг... Боюсь молний, шаровых. Сама, как... М О Л Н Е М Е Т” (Из беседы автора с А. Цветаевой. Коктебель: 1980).

Несколько раз в неделю ездит по тюрьмам - к дочери на Лубянку и мужу - в Бутырку. Это значит два часа на поезде до Москвы из подмосковного Голицына (где она нашла жилье).

Самое верное слово к ее облику, что она обаятельна, но не привлекательна. За внешней простотой и человеческой доступностью чувствуется тонкий вкус и проницательный ум. Каждый признает, как и видит, что характер у нее - “еще тот” и “тверже ореха”.

Шутит только о себе. Никогда о других. От шуток в свою сторону “щетинится медведем” (А. Ц.).

Сострадает несчастьям вокруг. Держится от всех на расстоянии. Секрет прост. Ради того, чтобы не разрыдаться. “Надо сохранить силы, самосилы для семьи” (известные слова М. Ц. о себе от А. Ц.). Сердце щемит от муки за свои недостатки: плохая хозяйка, бедлам в комнатах и грязные неухоженные дети. Ее жизнь - как сплошной бег с одного места на другое (1918-1941). Грезит о счастье из своего детства. Постоянно вспоминает о покое и благополучии с родителями. Чувствует, что все - прахом. Зная, что жизнь ее двоих детей строится на бездомности переездов из месяца в месяц. В семье - все наперекосяк и в лихорадке. Ежедневный страх за жизнь мужа и детей. За себя не боится: “Хоть в огонь” (А. Ц.). В жизни держится только за семью, а не за родину. “Где семья и дети, там и родина” (И. О.). Сборы, проводы, упаковка посуды и вещей - каждые несколько месяцев. Мыканье из одного конца Европы в другой. Частая “беззамужность” или “хозяйство” на своих руках. Ее съедает досада, что не может создать уют детям-подросткам. Уюта нет в том понимании стандарта жизни, чем она была задарена в избытке собственными родителями. Это сродни комплексу неполноценности.

Влюбчивость в мужчин и женщин, чем болела с детства, гасит на корню. С виду так и хочется назвать “неприступной однолюбкой” (И. О.). “Влюбленность есть, но нет близости. Всегда все на дистанции” (А. Ц.)

Безоговорочно предана мужу. Муж приехал 10 октября 1937. Его интересы, как отца детей “первое дело в семье” (Одоевцева о М. Ц.). Ее обязательства и поступки оправданы долгом перед собой. Щемящее чувство одиночества есть, но тщательно изгоняется из сердца. Домострой, в какой-то степени, живет в ней как наследие и святыня православия. Верит, что муж и жена уравнены благословением с неба. Она знает их предназначение - быть поэтами. Уверена, что они оба на Олимпе Серебряного Века Русской Поэзии. Здесь - непреложная истина внутри семьи. Русские поэты не мыслят себя без родного языка и соотечественников на Родине.

Искушение возникает обоюдно. “Любыми средствами надо возвращаться на Родину, Россию” (А. Ц.). Каждый из них дрожал от этой мысли. Вставал жуткий вопрос: какой ценой это возможно? Неужели все средства будут хороши? “Вспоминалась ленинская, вождя мирового пролетариата, аналогия: “Хоть с чертом за пазухой, все средства хороши...” (Одоевцева о М. Ц.). Аналогия с отцом русского коммунизма отдавала сатанизмом. Бог в этом путешествии не мог быть замешен. Возврат удался через катастрофу для семьи. Цена потребовала: крови мужа, сиротство для детей и самоубийство для матери.

Приезд на новую Родину (июль 1939), “обновленную тоталитаризмом и терроризмом новых идей в национальной истории” (Одоевцева о М. Ц.) начался арестами. Через два месяца (27 августа 1939) отправилась в концентрационные лагеря, тюрьмы и в Сибирскую ссылку дочь Ариадна (25 лет). За ней последовал ее жених, гражданин СССР. Власть перевоспитывала “старорусских”. Новорусские управляли СССР. Вслед за дочерью исчез через полтора месяца в тюрьмах муж (10 октября 1939). Это случилось ровно через два года, как он отправился из Гавра в СССР. Все это на глазах сына, который ходил в 7-й класс школы.

Немедленно вслед за этим матери - Марине Цветаевой, предложили за денежное пособие сотрудничать с политической полицией. За отказ пригрозили выселить из пригорода Москвы. Никаких разговоров о праве жить в столице не могло быть и речи. Ей не разрешали видеться с сестрой, коренной москвичкой. Каждый переезд из пригорода в центр Москвы сопровождался отметкой в документах и открытой слежкой политической полиции.

“Доносить и клеветать у нее не хватило мужества. Ожидаемого подвига, так распространенного и обыденного среди соотечественников, власти не дождались. Сатана не победил Бога в ее душе” (И. О.). “Самоубийство в 49 лет выбросило сына на улицу” (А. Ц.). Цветаева отказалась строить будущее Родины на костях из человеческих жертвоприношений.

 

Рецепт самоубийства от Пастернака пришелся к месту.

Черный Человек оказался наиближайшим Другом.

 

По вине отца и матери в 1939 юноша потерял в 14 лет сестру. В России у него никого не осталось. “Ее сын Мар подсчитал, что у Ариадны рутинная тюремная судьба и что она выйдет из тюрьмы в 50 лет. 25 лет он не мог ждать.”(А. Ц... А. Ц...). По официальному вызову Ахматовой он немедленно приезжает из Елабуги (Сибири) в Ташкент (1941). Немедленно записывается добровольцем на фронт (1942) и в первом же бою встает во весь рост над окопами (1942). Ему было 16. “Второе самоубийство!” (А. Ц.). “Вопрос почти с ответом : Да! Порода Цветаевых была гордой. Рабство никогда не унижалось в ответ. Исповедовалась суть: гений и вероломство - вещи несовместимые”. (Одоевцева о М. Ц... М. Ц...) Каждый решил умереть.

Возвращение на Родину стало не по карману для семьи Цветаевых. Все погибли в АДУ. Православная церковь отказала им в месте на православных кладбищах России.

 

Взгляд современников :

поэтесса, вдова каторжника, мать арестантки, бежала с белогвардейцем мужем. Нигде служить не приучена и не может сидеть в государственной конторе с девяти утра до шести вечера, а значит - лентяйка. Безработная. Плохая мать. Сын - безотцовщина. Недоучка с домашним образованием и без университетского диплома. Висельница. Самоубийца. Приехала в СССР ради карьеры, печатать стихи о белогвардейцах. Место смерти, название лагеря и день смерти мужа засекречены государством. Стихи нигде не печатались. Запрещено читать государством.

Классик мировой литературы ХХ века.

 

 

Борис Пастернак: умер недавно (1960).

 

Перед глазами сверстников - образ эстета. Завсегда в галстуке, ремне и с платком в кармане пиджака. Гладко причесан, красив, плечист и обаятелен. Он умел радовать женский глаз с детства и до глубокой старости.

Восхищал музыкальностью, артистизмом и спортивностью. Завидный риторик и оратор. Профессиональный рисовальщик, обучен отцом (академиком искусств).

В семье все живут для него и ради него. “Не мужчина, а муж-ребенок” (А. Ц... А. Ц...). Требователен к комфорту, покою, здоровой еде и хорошему вину. Остальное - второстепенно, исключая вторую профессию для художника - стихосложение и литература. Кто мешал ему жить, как он хотел, те натыкались на “раздражительность и истеричность” (И. О... И. О...).

В домашнем быту манерен. Вне дома осторожен и самобережлив. Незлобив, но обид не прощает. При случае, если удастся, “подковырнет не зло” (А. Ц... А. Ц...).

На людях - к каждому подойдет. Уделит внимание на секунду. Расчетливо заглянет в глаза и немедленно отскочит в сторону к другому, нужному коллеге. Интерес к людям как к забаве или как к необходимости что-то от них получить. Предвзят. Часто бездушен и холоден. “Пожатие руки ритуально неприятно” (А. Ц... А. Ц...). С близкими друзьями коварен. Факт есть факт: увел жену лучшего друга, профессора Нейгауза. “Решил, что он куда моложе, а старику молодая жена ни к чему. Пусть она играет музыку для меня. Старик переживет”. (А. Ц... А. Ц...) Весь характер из откровенного эгоизма и эгоистической отстраненности от всех явлений жизни, которые мешают его поэзии проглядывает фанатизм. Исповедовал принцип: “Цель оправдывает средства. Видно, что живет с чертом за пазухой”. (А. Ц... А. Ц...) Взгляд на окружающий мир циничен: “Бог терпим как удачный костюм или необходимость так выглядеть ради положительного впечатления между писателями. Исповедовал Христа до поры, пока православная мораль не мешала карьере”. (И. О... И. О...). “Доминирует в поведении манерность и любезная терпимость к людям”. (А. Ц.) “Откровенное стояние на задних лапках”. (А. Ц.) Речь о совести, чести и долге перед соотечественниками-каторжниками никогда не шла. Сверстники и друзья по перу, как Ахматова и ее муж, Гумилев, Цветаева и ее муж Эфром и Мандельштамы, как и дети друзей, были надежно забыты. Лишь Марине Цветаевой (матери с дочерью-каторжницей, безработной, без пособия по безработице, вдове каторжника с сыном-подростком) была оказана честь - ПОДАРЕНА ВЕРЕВКА ДЛЯ САМОУБИЙСТВА.

Румяный, сытый, благополучный и холеный поэт был уверен в успехе своей политической карьеры без НЕЕ. “У него не было нужды в веревке для себя. Он старательно и упорно уже переписал почти все свои дореволюционные стихи. Цель была оправдана...” (А. Ц.)

В услужливой поспешности перелицованы по-советски: “Охранная грамота” и “Поверх барьеров”, из “Начальной поры” сделаны новые “Близнецы в тучах”, а из “Когда разгуляться” пересочинено “Второе рождение”.

Покладистость и назойливое послушание не принимались Властями СССР всерьез.

Эпизодический политический надзор начался вокруг него лично и всех членов его семьи с 1936 года. Позднее (год не установлен) это заменили круглосуточной слежкой за ним и его семьей до смерти поэта. Он все это знал и видел из окна.

Совершил вероломный поступок по отношению к доверчивому другу. Марина Цветаева предвидела этот сценарий от Черного Человека. Ближайшего друга таким не считала.

 

“С детства и до смерти (?) твердила друзьям вокруг о Дантесе-Сальери, который “заманит на снег и там убьет”. (А. Ц.) Все случилось, как М. и А. Цветаевы написали в своих книгах о счастливом детстве.

 

Свидетельствует Ирина Одоевцева (беседа с автором):

“Красивый Б. Пастернак был в Президиуме Писательского Конгресса (Париж). Марина прибежала и спросила: ”Боренька, ехать или не ехать? Ведь у меня двое детей!” “Как решишь, так и будет!” - ответил сердечно и ласково голос. Не прошло и полгода - она приехала. Заложники выбрали судьбу”.

- Ирина Одоевцева продолжала:

“Он же знал, что Мандельштама уже нет в живых. В то время.

 

Он знал, что Ахматова семнадцать месяцев в тюремных очередях, ради каторжника-сына. В то же время.

 

Он знал, что десятки друзей-поэтов умирают в концентрационных лагерях. Все они - смертники в СССР.

Он почти закончил “Доктора Живаго”. Он был преступник”.

Свидетельствует Анастасия Цветаева (беседа с автором. Коктебель: 1980):

“Он знал, что это - западня и она, моя сестра Марина, не выдержит западни, а значит - покончит с собой. С ее неизбежной смертью уже не останется на поэтическом Олимпе Серебряного Века... никого”.

“От себя и для себя я пойму! Хочу верить, что он не додумался тогда в Париже, что ее, самоубийцу не похоронят на православном кладбище в России. Церковь не прощает за такой грех против Бога! Хочу верить, что никто не думал о канаве без могилы с крестом, без церковных записей о смерти рабы божьей, для православной Марины Ивановны Цветаевой, по мужу-каторжнику Эфром, в те далекие годы. Однако. Западня на лицо. Все сделанное им привело к канаве вне кладбища, а значит и утрате навсегда места захоронения любимой сестры…”

“Гений и вероломство... несовместимы - всяк знает в России от Пушкина. Борис Пастернак переписал все из своих стихов не только из корысти перед властями. Все потому, что вдохновение топором отрубило! Бог забрал талант, откупить этого не удалось. Вдохновение лишь с рождения. Второго рождения у Бориса не получилось. Содеянное изменило Пастернака”...

Появилась замкнутость, раздражительность и обидчивость “ни от чего”. Нелюдимость приобрела характер болезни. Началось раздвоение личности. Бессонница одурманивала кошмарами. Трусливость за преступление изнуряла мозг и давила сердце. Исключительно здоровый организм красавца-мужчины хирел на глазах. Он стремительно превращался в развалину. Надтреснул голос, стал дребезжать (1942). Образовалась неврастеническая качающаяся походка (1943). “В разговорах с людьми, начиная с 1946 года, то скрипел, то трещал голосовыми связками” (А. Ц.). Новая манера отразила его душевное опустошение. Он заходил по-плебейски, как бы волной. Ходил, перебегая “шаг за шагом”. Короткие и семенящие шажки чередовались притоптыванием. Но, ни в коем случае, ничего в походке “из стороны в сторону” как в 1943. “Нет, теперь он заходил по прямой. Привык идти по прямой, как к цели, отсюда по прямой на улице” (А. Ц.).

“Внутри него зажило, поместилось комфортно и навсегда, “действо” совершенное от бесовского подарка. От той... веревки для моей сестры Марины” (со слов А. Цветаевой, 1980).

Он совершил свое веревочное действо против Бога... советуя совершить самоубийство.

Здесь приходит на ум: образ Сальери - Черного Человека. Каждый помнит этого демона от сатаны.

Разница в небольшом: у Пастернака было христианское крещение как и у всех его немецких родственников за много поколений в России.

“Ясно, немец Сальери истребил немца Моцарта напрямую” (А. Ц.)

Русский Сальери, наш Черный Человек, - ИСПОДТИШКОВИЛ Цветаеву! Убил не своими руками!

В русском Сальери поселился известный Бес от Ф. М. Достоевского. Бес бредил выпасть, как удачливая карта в игре, в ПОЛУБОГИ или СВЕРХЧЕЛОВЕКИ. Зависть к таланту соперницы сманила ПАСТЕРНАКА из дома на “проводы” в Сибирь: бес заставил забрать с собой ВЕРЕВКУ. Им вдвоем, Борису и Бесу, было не усидеть дома с диавольской веревкой, которой можно удавить соперницу.

Все вышесказанное не приговор великому грешнику Пастернаку. Все это помогает увидеть его глазами современников. Они знали его со стороны десятилетиями. Это ощущение и память о нем не от посторонних, а изнутри семьи умершей. Анастасия Цветаева - великий человек своего века.

Незадолго до смерти Пастернака в Италии издали книгу о бессмысленности и ненужности русской революции. Голливуд сделал красочный боевик о “правдивой Красной России после Революции”. (А. Ц.)

Гениальному в юности поэту присудили высшую премию Запада за... прозу. Литератор победил поэта. Ход отечественной и мировой истории признал... русского не поэта САЛЬЕРИ. Поэт в нем умер давно. Остался литератор.

Поэт Сальери так и не победил Цветаеву на “беговой дорожке поэзии” (А. Ц.). Он победил на другом поприще... не поэзии. Талант изменил полюс. Поэт в Пастернаке не состоялся! Задушенная женщина не “перебежала” дорогу на Нобелевскую Премию за 1958. Апостолом Поэзии на Олимпе Серебряного Века стал не он, а она - поэтесса Марина Ивановна Цветаева. Бог не помог ему на пути к цели. Зря он “бился”, переписывая стихи строчку за строчкой, и лгал себе в чувствах к своей Родине и Богу.

“Бессонница и кошмарные сновидения стали расплатой. Его душа умерла от гнета и самолжи...” (А. Ц.).

“Когда нет ничего нового, переписывай: переписывай. Вдохновение не дается... вероломным. Кустарь не бывает гением. Поэзия - самое божественное из талантов (А. Ц.).

 

Взгляд современников: “литератор и почти не поэт в старости, семьянин, дважды женат, бездетен с усыновленным сыном. Кличка: “Новый Сальери из России”. Нобелевский лауреат и бесславие советской литературы ХХ века.

 

МАЛЬЧИК: заурядный человек. С открытой душой и затуманенным мозгом от рекламы и политической пропаганды.

 

ДЕВОЧКА: заурядный человек. Как две “копейки” похожа на мальчика, как внешне, так и внутренне. Единит то, что вышли из обращения. Их душевные качества ничего не стоят. Атеист рожден мертвым и есть зомби. Атеист мертв... для мира людей, у которых сердце и душа. “Совесть без Бога” живет в них через ужас, и главное их качество - необходимость ужасать и мучить близких”. Это реализуется через Судьбу для Себя, Судьбы своих Не рожденных Детей и Судьбы родителей.

 

АВВАКУМ: священник. Росл. Горд, честен на слово и бесстрастен в поступках. Достоин нести святое слово к соотечественникам от Бога. Не запятнал своего поэтического дара и литературного таланта к верному и образному слову. Вдохновение не изменяло ему. Любим Богом. Лишен вероломства и зависти. Милосерден. Сострадание и Участливость - суть его человеческого сердца, открытого настежь для современников. Одет в соответствии священному сану, предусмотренному Православной Церковью XVII века.

 

БЕЗМОЛВНЫЙ ГЕРОЙ: подчинен прихоти режиссера, а поэтому выходит на сцену в любое время сценического действия. Абсолютная непредсказуемость в поведении. Приговоров не выносит, но не молчит. Выговаривает вслух “любое”, что придет в актерскую голову. Это замечание всерьез, господа и дамы. Драматург написал все, что написал. В словах и поступках руководит тайна интуиции. Требования для ограничения его поведения: (1) не играет сам с собой; (2) говорит на языке страны, в которой происходит постановка; (3) исповедует “Совесть перед Богом”; (4) и знает, что Бог - его второе “я”. Вот и все, дамы и господа, - ничего больше и ничего меньше.

И так, автор драмы видит в Безмолвном Герое образ балетного “Петрушки”. Поэтому надо говорить тирады, бросать фразы, комментировать события или молча сидеть на сцене. Надо быть импульсивным. Человеческой логикой не руководствоваться. Здесь, тот Неразгаданный Герой, который не нашел места в “Поэме без Героя” в ахматовском триптихе (1940-1962). Этот герой наделен свободой Фантома. Его интонации и тембр голоса из разных веков и временных пространств. Все подсказано интуицией полнокровного и свободного человека. Здесь образ Будущего контактирует с миром нашего ЧЕЛОВЕКА. Чувствуется потусторонний и немигающий взгляд Вечности из непознанного Космоса.

 

 

ЖЕЛАЮ УСПЕХОВ НА СЦЕНЕ И В КИНО!

 

 

Действие первое

 

Картина первая

 

ЛИЦА

 

Анна Ахматова

Иосиф Бродский

 

Комарово, 1963.

 

Декорации:  Двор. Домик-дача. Деревянный стол. Скамейка. Лето или ранняя осень. Птицы. Тепло. Беззаботно.

 

АННА АХМАТОВА. 24 мая. Ося, милый Иосиф! С днем рождения тебя, дорогой! Я написала ответ. Смотри! Здесь моя “Последняя роза”. Закончила прямо вчера. Это мой ответ на твои строчки: “Вы напишите о нас наискосок...”.

Помнишь, Ося?

 

Смотрит вопросительно. Видит в ответ утвердительное качание головой.

 

ИОСИФ БРОДСКИЙ. Неужели на мое “Вы напишите о нас наискосок...”

 

Встает. Расхаживает вокруг. Раскачивается из стороны в сторону.

Забавно размахивает ладонями, хотя локти и прижаты к бокам.

Впечатление, что крайне тесная одежда или что-то “привязывает” руки к телу,

или ремню на брюках.

 

 АННА АХМАТОВА. Что же... Прислушайся к “Последней розе”:

 

Мне с Морозовою класть поклоны,

С падчерицей Ирода плясать,

С дымом улетать с костра Дидоны,

Чтобы с Жанной на костер опять.

Господи! Ты видишь - я устала

Воскресать, и умирать, и жить.

Все возьми, но этой розы алой

Дай мне свежесть снова ощутить.

 

 ИОСИФ БРОДСКИЙ. Спасибо! Мне нравится.

 

Остановился. Восхищенно смотрит в глаза. Закуривает.

Присаживается на траве в стороне от ног дамы. Она опахивает себя веером.

 

ИОСИФ БРОДСКИЙ. А еще я помню Ваше стихотворение о боярыне Морозовой...

 

АННА АХМАТОВА. Здесь у меня о...

ИОСИФ БРОДСКИЙ. Да... там о Сурикове. Стихотворение... 37-го.

 

Смотрит вопросительно. Ждет разрешения. Видит, что она не возражает.

Начинает полушепотом.

 

Я знаю, с места не сдвинуться

От тяжести Виевых век...

 

Веер у дамы падает на траву. Она закрывает лицо ладонями.

Поэт читает громче. Голос переходит в крик.

 

... О, если бы вдруг откинуться

В какой-то семнадцатый век.

С душистою веткой березовой

Под Троицу в церкви стоять,

С боярыней Морозовой

Сладимый медок попивать,

А после на дровнях в сумерки

В навозном снегу тонуть...

 

Продолжают вместе в унисон.

 

АННА АХМАТОВА и ИОСИФ БРОДСКИЙ.

 

... Какой сумасшедший Суриков

Мой последний напишет путь?

 

ИОСИФ БРОДСКИЙ. А правда ли, что Пастернак подарил веревку... Цветаевой? Рекламировал... декламировал, как повеситься?

 

АННА АХМАТОВА. А правда ли, что Сальери отравил Моцарта?

 

Остановились одновременно. Смотрят удивленно друг на друга. Каждый вздрогнул.

Встали. Насторожились. Разошлись по сторонам. Слышен осторожный шорох.

Сломанная ветка хрустнула.

 

 

 

Действие первое

 

Картина вторая

 

Лица

 

Милиционер

Соседка

 

Декорации: соответствуют картине первой.

 

МИЛИЦИОНЕР. Вы видели? Тунеядец опять пришел с розами.

 

СОСЕДКА. Кусок брусничного пирога принес! Как только власти терпят и допускают проходимца к поэтессе.

 

МИЛИЦИОНЕР. Скоро ему конец. Сидеть будет!

 

СОСЕДКА. Суд над евреем Оськой Бродским?

 

МИЛИЦИОНЕР. Сто процентов! Собираю информацию. Записываю: где был, когда сел на электричку, зачем ходил на кладбище в Комарово.

 

Гордо протягивает “амбарную книгу”. Стучит по ней пальцами в перчатках. Ломает ручку.

 

МИЛИЦИОНЕР. Сраная ручка не пишет. Надо слюнить химический карандаш фабрики “Рассвет”. Рот горький, как уголь. Не люблю я держать “Рассвет” на губах, а приходится. Часто нужное слово не скажешь, вот и держишь и держишь слюни. А когда сплюнешь, то слюней долго и нет! Вот и держу слюни и держу про запас! Вот он зашел за угол... писает, а я на часах... писанину не упускаю. Смотрю на часы... и “тик-так-тик-так”... пишу-выписываю…“ делал И. Б. пи-пи 3 минуты 28 секунд и 11 миллисекунд”.

 

СОСЕДКА. Прямо: 3 минуты, 28 секунд и, как там... миллисекунды... считаешь?

 

Смотрит подозрительно через плечо. Он продолжает искать в книге, где все выписано.

 

МИЛИЦИОНЕР. Смотри, если не веришь... уже 5 лет все пишу, что вокруг поэтессы делается. Везде до миллисекунд. Вот потомки-то похвалят. Разве в мировой истории кто-либо описывали так. Нет такого о Рафаэле, Моцарте или Рембо... всяких? Конечно, нет! А, вот мой начальник из КГБ, да, нашего славного Ге-Бе-Бе, так... порешил. Все я должен о... поэтессе-белогвардейке знать. Миллисекунды важны!

 

СОСЕДКА. Да, опасная она... дама. И я читала ее стихи за прошлый год. Тайно из партийных списков донесли на стол. Так-то там, таки и написано: “Нас ЧЕТВЕРО”.

 

МИЛИЦИОНЕР. Кто такие? Эти четверо... скажи! Памятью можешь? (Быстро навострил уши. Открыл амбарную книгу.)

 

СОСЕДКА. Чего не мочь? Я физико-математики профессор. Мне запомнить теоремы ничего не стоит. А слова-строчки, как семечки к пальцам пристают. Слушай, служивый. Я тоже патриотка. Вижу, кто на плохом учете. (Смотрит на милиционера. Возбужденно перебирает пальцы. Лицо полно воодушевления. Видно, что она горда собой.)

 

МИЛИЦИОНЕР. Да... не томи. Устал... сосать грифель. Губы засинились. Давай... информацию для рапорта. (Повелительно смотрит на женщину.)

 

СОСЕДКА. Ну... пиши! (Приказ в голосе. Смотрит гордо по сторонам. Закатывает голову “под небо”. Глаза закрыты. Руки по бокам. Во всем - самодовольство и спесь.) И... так... помню ее название, все скажу по строчкам. Название - “Нас ЧЕТВЕРО”. 1961. Прошлого года, не сегодня. (Улыбается вокруг себя.)

 

Первая строчка:

“Комаровские наброски”.

 

Вторая строчка:

“Ужели и гитане гибкой все муки Данта суждены”. Подпись: О. М.

Снова первая строчка: “Таким я вижу облик Ваш и взгляд”. Подпись: Б. П.

 

Еще одна и снова первая строчка:

“О, муза Плача.” Подпись: М. Ц.

 

МИЛИЦИОНЕР. Неужели так и подписано: О. М. + Б. П. + М. Ц.?

 

СОСЕДКА. Ясно они: Осип Мандельштам, Борька Пастернак - мой сверстник, и М. Цветаева! Сам понимаешь - скользкие типы. Каждый в ссылке, лагере, либо... самоубийца, хоть... и женщина.

 

МИЛИЦИОНЕР. Так-то... так. Пишу свидетельские показания. Клянетесь, гражданка дачница. О. М. + Б. П. + М. Ц. расшифровывается, как утверждаете, а не... иначе?

 

СОСЕДКА. Как не уверена! Пятнадцатый год смотрю из окна в окно... все вижу. Все помню об Ахматовой! (Обиженно поправляет складки платья. Заглядывает в “амбарную книгу” через плечо милиционера. Смеется из гордости за себя.)

 

МИЛИЦИОНЕР. Согласен. Вижу в корень... Вы лучше всех. На таких СССР зиждется. Этим живем славы для партийного аппарата. (Улыбается. Сосет карандаш. Старательно переворачивает страницы.)

 

СОСЕДКА. Я не кончила... дальше Ахматовой записано:

 

...И отступилась я здесь от всего,

От земного всякого блага.

Духом, хранителем “места сего”

Стала лесная коряга.

Все мы немного у жизни в гостях,

Жить - это только привычка.

Чудится мне на воздушных путях

Двух голосов перекличка.

Двух? А еще у восточной стены,

В зарослях крепкой малины,

Темная, свежая ветвь бузины...

Это письмо от Марины.

 

МИЛИЦИОНЕР. Сама подписалась?

 

СОСЕДКА. Подпись: А. А.?

 

МИЛИЦИОНЕР. Так и писать... А. А.? Засекречено!

 

СОСЕДКА. Пиши, служивый, Анна Ахматова. Я уверена. Не обману. Это она.

 

Шелест в листве деревьев. Видны возвращающиеся поэты.

Фискалы разбегаются в разные стороны.

 

 

 

Действие первое

 

Картина третья

 

Лица

 

Анна Ахматова

Иосиф Бродский

 

Декорации: соответствуют картине первой.

 

АННА АХМАТОВА. Видел шпану... лицедеев? (В пол-оборота смотрит на друга.)

 

ИОСИФ БРОДСКИЙ. Фискалов... ****юков? (В пол-оборота смотрит на друга.)

 

АННА АХМАТОВА. Все суета. Послушай... Осип... Иосиф! Прости, что я говорю... распевно. В душе эти два имени и их звуки слиты с ним... Осипом Эмильевичем... Мандельштамом. Всегда перед глазами его глаза. (Виновато. Доверчиво смотрит в глаза. Голос сух. Слегка осип. Слышен вздох усталости.)

 

ИОСИФ БРОДСКИЙ. Анна Андреевна, позвольте, я вычту наиблизкое из ваших больничных стихов. Только не гневайтесь. То было 11 июня 1960. Два лета, к счастью, миновали. Прямо сегодня их юбилей. (Смотрит выжидающе. Вздрагивает.)

 

АННА АХМАТОВА. Москва. Боткинская кровать. Тяжкое время. Не конфузься... Осип... Иосиф. Нелепо читать для меня о моей больнице. Разве не так, милый? Я сама почитаю для моего редкого... гостя! (Вздыхает. Останавливает его движение. Медленно присаживается на скамейку. Поэт опускает локти на стол. Смотрит задумчиво в никуда. Поэтесса поправляет свою вязанную шаль. К спинке скамейки не прислоняется. Сидит прямо. Гордо.)

 

АННА АХМАТОВА.

 

“Словно дочка слепого Эдипа,

МУЗА к смерти Провидца вела,

А одна сумасшедшая липа

В этом траурном мае цвела.

Прямо против окна, где когда-то

Он поведал мне, что перед ним

Вьется путь золотой и крылатый,

Где он вышнею волей храним”.

 

Помни - он умер в 1960. Помни, это о Пастернаке!

 

ИОСИФ БРОДСКИЙ. Вот мне и пора в... Петрополь.

 

АННА АХМАТОВА. В путь. Берегите себя... Иосиф. Я Вас люблю, родной. (Сидит. Смотрит на него вставшего и как будто чего-то ждущего. Машет еле-еле рукой. Во всех движениях приветливость, забота.)

 

ИОСИФ БРОДСКИЙ. Спасибо за водку. До свидания.

 

Уходит, не оборачиваясь. Вдогонку никто не говорит слов.

Поэтесса застыла в своем знаменитом “абрисе Амадео Модильяни”.

 

МИЛИЦИОНЕР, СОСЕДКА. Добрый вечер Анна Андреевна Ахматова-Горенко.

 

АННА АХМАТОВА. Вышли рука об руку фискалы. Добрый вечер. Вы не скажете, который час? (Быстро встает.)

 

МИЛИЦИОНЕР, СОСЕДКА. Счастливые часов не наблюдают.

 

Гримасничание. Скоморошничество. Каждый смотрит на свои ручные часы.

 

 

 

Действие второе

 

Картина первая

 

Лица

 

Детский хор

 

Иосиф Бродский

Марина Цветаева

Иосиф Мандельштам

Борис Пастернак

Анна Ахматова

 

Декорации: Ленинград, 1963. Вечер. Полумрак. Комната. Вокруг - бедность. Многое разбросано на полу.

Книги стопками. На столе тарелки, стаканы, газеты. На стене - репродуктор. Голос диктора читает

новости о перевыполнении планов по лесу, рыбе, стройматериалам, кирпичам, паровозам и пароходам.

Поэт стоит в центре сцены. Держит рукописную тетрадь школьного типа.

 

ИОСИФ БРОДСКИЙ. Как я благодарен за ее тайный подарок. Ее секретный “Реквием” с 1934 по 1940... испепеляет сердце. Воображение? Разве ты, воображение, не можешь вызвать великих. Я зову всех в мой дом... Придите ко мне. Я зову...

 

Из глубины сцены выходят люди. Их головы прикрыты. Лиц не видно.

 

ИОСИФ БРОДСКИЙ. Скажите! Кто вы? Люди или тени? Я ждал и вот, конечно, вы... пришли. Спасибо. Мой день рождения продолжается. Входите гости... века.

 

Фигуры людей стоят кругом. Поэт обходит каждого. Осматривает. Тянет к каждому ладони. Никого не трогает. Мгновение, и их лица обнажились. Вот они разбежались по сцене. Каждый подхватил себе по стулу. Сели полукругом. Поэт сел спиной к сцене. Они же смотрят в зал. У всех просветленные, вдохновленные и одухотворенные лица. Одеты скромно. Никаких прикрас. Нет манерности. Видно, что каждый друг друга хорошо знает.

 

МАРИНА ЦВЕТАЕВА. Я - Марина Цветаева. Я знала “Посвящение” из ахматовского “Реквиема”. Я начну стоя в полный рост. Можно? (Встает. Смотрит вокруг.)

 

Все утвердительно машут.

 

МАРИНА ЦВЕТАЕВА. Вот ее “Посвящение”. Я тогда еще... не умерла. Здесь март 1940. Я заучила то в Париже!

 

“Перед этим горем гнутся горы,

Не течет Великая Река,

Но крепки тюремные затворы,

А за ними “каторжные норы”

И смертельная тоска.

Для кого-то веет ветер свежий,

Для кого-то нежится закат -

Мы не знаем, мы повсюду те же,

Слышим лишь ключей постылый скрежет

Да шаги тяжелые солдат.

Подымались как к обедне ранней,

По столице одичалой шли,

Там встречались, мертвых бездыханней,

Солнце ниже, и Нева туманней,

А надежда все поет вдали.

Приговор... И сразу слезы хлынут,

Ото всех уже отделена,

Словно с болью жизнь из сердца вынут,

Словно грубо навзничь опрокинут,

Но идет... шатается... одна.

Где теперь невольные подруги

Двух моих осатанелых лет?

Что им чудится в сибирской вьюге,

Что мерещится им в лунном круге?

Им я шлю прощальный мой привет”.

 

Села. Набросила на себя “пелену”.

 

ИОСИФ МАНДЕЛЬШТАМ. А я хочу вспомнить “Вступление” из ее, Аннушкиного, “Реквиема”. Здесь - вторая его часть. Я знал это. Я был из избранных, кто... читал “про себя” эти строки... 1935. Слушайте! (Встает подбоченясь. Немного сгорбившись. Ходит. Жестикулирует. Выглядит забавно, но “серьезность” и “трагизм” текста из-за этого не нивелируются. Крайне эмоционален. Галстук в разные стороны. Выглядит “недовольным” и “нахохлившимся”.

 

“Это было, когда улыбался

Только мертвый, спокойствию рад,

И ненужным привеском болтался

Возле тюрем своих Ленинград.

И когда, обезумев от муки,

Шли уже осужденных полки,

И короткую песню разлуки

Паровозные пели гудки,

Звезды смерти стояли над нами,

И безвинная корчилась Русь

Под кровавыми сапогами

И под шипами Черных Марусь.

 

Уводили тебя на рассвете,

За тобой, как на вынос, шла

В темной горнице плакали дети,

У божницы свеча оплыла.

На губах твоих холод иконки,

Смертный пот на челе... Не забыть!

Буду я, как стрелецкие женки,

Под Кремлевскими башнями выть”.

 

Вздыхает. Пауза.

 

ИОСИФ МАНДЕЛЬШТАМ. Помните? Такой была осень. В Москве 1935! Вот продолжение “Реквиема” за 1938. Три года стона слепили эти строки! Смотрите... я читаю 1938 год. Я был убит в год террора.

 

“Тихо льется тихий Дон,

Желтый месяц входит в дом,

Входит в шапке набекрень.

Видит желтый месяц тень.

Эта женщина больна,

Эта женщина одна.

Муж в могиле, сын в тюрьме,

Помолитесь обо мне”.

 

Встает на колени. Крестит зал. Целует пол сцены. Замирает на мгновение. Встает.

 

МАРИНА ЦВЕТАЕВА. Я должна продолжить. Ведь ты уже умер Осип в 1938. Отдохни от мира.

 

Фигура поэта исчезает, оставляя на сцене пустой стул.

 

“Нет, это не я, это кто-то другой страдает.

Я бы так не могла, а то, что случилось,

Пусть черные сукна покроют,

И пусть унесут фонари...

Ночь”.

 

Садится на пол. Спиной к залу. Руки на затылке. Ноги вытянуты на ширину плеч.

 

“Показать бы тебе, насмешнице

И любимице всех друзей,

Царскосельской веселой грешнице,

Что случится с жизнью твоей -

Как трехсотая, с передачею,

Под “Крестами” будешь стоять

И своею слезой горячею

Новогодний лед прожигать.

Там тюремный тополь качается,

И не звука - а сколько там

Неповинных жизней кончается...”

 

Поворачивается лицом в зал. Не встает. Видна маска белого цвета. Глаз нет.

Они закрашены черной краской. Сидит на полу. Поза та же. Руки сменили положение.

Они вытянуты в зал. Ладони вниз. Плечи и шея расправлены.

 

МАРИНА ЦВЕТАЕВА. Продолжу о зиме 1938 и весне 1939 г.

 

“Семнадцать месяцев кричу,

Зову тебя домой,

Кидалась в ноги палачу,

Ты сын и ужас мой.

Все перепуталось навек,

И мне не разобрать

Теперь, кто зверь, кто человек,

И долго ль казни ждать.

И только пышные цветы,

И звон кадильный, и следы

Куда-то в никуда.

И прямо мне в глаза глядит

И скорой гибелью грозит

Огромная звезда.

 

Встает. Руки растопырены. Маска с черными глазами “смотрит” на зрителей.

 

МАРИНА ЦВЕТАЕВА. Вот и опять весна из того 1939. Читаю.

 

“Легкие летят недели.

Что случилось, не пойму,

Как тебе, сынок в тюрьму

Ночи белые глядели,

Как они опять гладят

Ястребиным жарким оком,

О твоем кресте высоком

И о смерти говорят”.

 

Вернулась на стул. Маску не сняла. Затихла. Руки на коленях. Неподвижность.

 

ИОСИФ БРОДСКИЙ. Теперь, мой черед. Здесь - “Приговор” из “Реквиема”.

 

Подходит к пустому стулу, где сидел Мандельштам. Смотрит в зал. Сел.

Одевает маску, что забыл Мандельштам.

 

“И упало каменное слово

На мою еще живую грудь.

Ничего, ведь я была готова,

Справлюсь с этим как-нибудь.

У меня сегодня много дела:

Надо память до конца убить,

Надо, чтоб душа окаменела,

Надо снова научиться жить.

А не то... Горячий шелест лета

Словно праздник за моим окном.

Я давно предчувствовала это

Светлый день и опустелый дом”.

 

Со стула встал человек.

 

БОРИС ПАСТЕРНАК. Я - Борис Пастернак. Мне не нужна маска.

 

Выходит в центр сцены. Маски нет. Молодцеват. Читает с выражением, расставляя все знаки препинания. Дышит свободно, легко и без придыханий. Никаких эмоций.

 

“Ты все равно придешь - зачем же не теперь?

Я жду тебя, мне очень трудно.

Я потушила свет и отворила дверь

Тебе, такой простой и чудной.

Прими для этого какой угодно вид,

Ворвись отравленным снарядом

Иль с гирькой подкрадись, как опытный бандит,

Иль отрави тифозным чадом.

Иль сказочкой, придуманной тобой

И всем до тошноты знакомой, -

Чтоб я увидела верх шапки голубой

И бледного от страха управдома.

Мне все равно теперь. Клубится Енисей.

Звезда Полярная сияет.

И синий блеск возлюбленных очей

Последний ужас застилает”.

 

БОРИС ПАСТЕРНАК. Таким был август 1939 года.

 

Вздыхает. С места не сходит. Неподвижен.

 

БОРИС ПАСТЕРНАК. А это, дамы и господа, начало мая 1940. Там же. Я позволю... дочитать часть “девять”.

 

“Уже безумие крылом

Души накрыло половину,

И поит огненным вином

И манит в черную долину...”

 

Окно открылось. Входит женщина. Ее лицо закрыто шалью. Маски нет.

 

АННА АХМАТОВА. Позвольте дочитать... себя? Согласен, Боренька!

 

Кланяется всем вокруг. Приветлива. Садится на свободный стул. Смотрит в зал.

 

“Уже безумие крылом

Души накрыло половину,

И поит огненным вином

И манит в черную долину.

И поняла я, что ему

Должна я уступить победу,

Прислушиваясь к своему

Уже как бы чужому бреду.

И не позволит ничего

Оно мне унести с собой

(Как ни упрашивать его

И как ни докучать мольбой):

Ни сына страшные глаза,

Окаменелое страданье,

Ни день, когда пришла гроза,

Ни час тюремного свиданья,

Ни милую прохладу рук,

Ни лип взволнованные тени,

Ни отдаленный легкий звук -

Слова последних утешений”.

 

Поворачивается в сторону Б. Пастернака.

 

АННА АХМАТОВА. Боренька, милый друг, разве не знал ты, что вокруг. Ты читал этот “Реквием” в 1934 году. Ты знал о миллионах ленинградцев. (Уходит со сцены. Садится в зал. Замерла. Молчит. Лишь видна шаль на плечах.)

 

Входит хор детей. Они в белых и черных одеждах. Окружили сидящих на сцене.

Поют нараспев часть “Реквиема”. А именно “РАСПЯТИЕ”.

 

ДЕТСКИЙ ХОР.

 

“Хор ангелов великий час восславил,

И небеса расплавились в огне.

Отцу сказал: “Почто меня оставил!”

А матери: “О, не рыдай Мене...”

 

Затемнение на сцене. Никого не видно. Лишь один Иосиф Бродский. Он сел за стол.

Оцепенел. Интенсивность света на сцене усиливается.

Он не выдает себя ни одним движением руки, головы или ноги.

Мгновение, и полный свет прожектора на нем. Он встал. Протягивает ладони в зал.

 

 ИОСИФ БРОДСКИЙ.

 

“Магдалина билась и рыдала,

Ученик любимый каменел...

 

Свет со сцены перемещается на сидящую в зале Ахматову.

Видна ее седая голова и светлая плетеная шаль.

Слышен голос из прижизненной записи на магнитофонной ленте.

 

АННА АХМАТОВА.

 

“Магдалина билась и рыдала,

Ученик любимый каменел...

А туда, где молча мать стояла,

Так никто взглянуть и не посмел”.

 

Все актеры снимают маски и выходят со сцены к зрителям.

Полный свет в зале. Артисты тянут руки к зрителям. Вторят хором последние строки:

 

“... А туда, где молча мать стояла,

Так никто взглянуть и не посмел”.

 

 

 

Действие третье

 

Картина первая

 

Лица

 

Анна Ахматова

Иосиф Бродский

Соседка

Мальчик

Девочка

Марина Цветаева

Аввакум

 

Декорации: Комарово. 1963.

Как и в действии первом.

 

ИОСИФ БРОДСКИЙ. Доброе утро, Анна Андреевна.

 

АННА АХМАТОВА. Доброе утро, Иосиф... Осип. Ты стал на год старше!

 

Присаживаются. Обмениваются поклонами. Доброжелательны и предупредительны.

 

ИОСИФ БРОДСКИЙ. Знаете? Вчера у меня был литературный вечер. Зашли Цветаева, Пастернак и Мандельштам.

 

АННА АХМАТОВА. Неужели? К тебе зашла моя братия! Ну и как! Не растревожили сердце? Что... читали на твой день рождения вчера!?

 

ИОСИФ БРОДСКИЙ. “Реквием” читали.

 

АННА АХМАТОВА. Весь... от начала до конца?

 

ИОСИФ БРОДСКИЙ. “Эпилог” не успели закончить.

 

АННА АХМАТОВА. Первые петухи помешали. Спугнули... их тени?

 

ИОСИФ БРОДСКИЙ. Нет. Солнце взошло.

 

АННА АХМАТОВА. Ну, что ж? Давай я тебе... зачту... их промах. Слушай “Эпилог” из моего “Реквиема”.

 

Вздохнула. Поправила шаль. Гордо подняла голову. Руки плавно легли на колени…

 

АННА АХМАТОВА.

 

“Узнала я, как опадают лица,

Как из-под век выглядывает страх,

Как клинописи жесткие страницы

Страдание выводит на щеках,

Как локоны из пепельных и черных

Серебряными делаются вдруг,

Улыбка вянет на губах покорных,

И в сухоньком смешке дрожит испуг.

И я молюсь не о себе одной,

А обо всех, кто там стоял со мною

И в лютый холод, и в июльский зной

Под красною, ослепшею стеною...”

 

Вздохнула. Всхлипнула. Закрыла глаза. Бродский подошел к ней и обнял за плечи.

 

ИОСИФ БРОДСКИЙ.

 

“... Опять поминальный приблизился час.

Я вижу, я слышу, я чувствую вас:

И ту, что едва до окна довели,

И ту, что родимой не топчет земли,

И ту, что, красивой тряхнув головой,

Сказала: ”Сюда прихожу, как домой!”

Хотелось бы всех поименно назвать,

Да отняли список и негде узнать.

Для них соткала я широкий покров

Из бедных, у них же подслушанных слов.

О них вспоминаю всегда и везде,

О них не забуду и в новой беде,

И если зажмут мой измученный рот,

Которым кричит стомильонный народ,

Пусть так же они поминают меня

В канун моего погребального дня.

А если когда-нибудь в этой стране

Воздвигнуть задумают памятник мне,

Согласье на это даю торжество,

Но только с условьем - не ставить его...

Где тень безутешная ищет меня,

А здесь, где стояла я триста часов

И где для меня не открыли засов.

Затем, что и в смерти блаженных боюсь

Забыть громыхание Черных Марусь,

Забыть, как постылая хлопала дверь,

И выла старуха, как раненный зверь...”

 

АННА АХМАТОВА. Полно, полно. Сердце мое дрожит. Позволь, любезный друг, попьем чайку. Зайдем в дверь. Здесь сидеть - фискалов и топтунов ждать.

 

Вошли в дом. Невзрачная утварь. Крайняя убогость, ветхость и кричащая бедность.

 

АННА АХМАТОВА. Садись-ка сюда, дружок.

 

Подсели к столу. Смотрят глаза в глаза.

 

 ИОСИФ БРОДСКИЙ. Не терпится мне спросить... Анна Андреевна.

 

Не сидится на месте. Трогает табуретку. Двигает ее вокруг себя.

Не может выбрать “угол” на табуретке, где бы “приселось”.

 

АННА АХМАТОВА. Что у тебя на уме, Иосиф? Говори, что не так?

 

ИОСИФ БРОДСКИЙ. А, ведь у нас... русский Сальери. Понял я, что это так!

 

АННА АХМАТОВА. Конечно так.

 

ИОСИФ БРОДСКИЙ. Значит правда! Марина подбежала к Борису в Париже, когда шел “якобы всемирный конгресс писателей мира”... и спросила его: ”Как быть, Боренька? Ехать или не ехать... в Россию?”

 

АННА АХМАТОВА. А он! Ответил: “Как решишь - так и будет!” Так-то, Иосиф!

 

ИОСИФ БРОДСКИЙ. Да,... из ваших слов идет... смерть за строкой. Ужас. Холод в пальцах. Ледяно во рту. Летняя жара невпопад!

 

АННА АХМАТОВА. Да. Сальери он и есть Сальери. Ведь знал Борис мой “Реквием”. Сам “Доктора Живаго” о правде СССР писал, а на уме зло изо дня в день носил. “Как решишь, так и будет!” Западня здесь. Только так.

 

ИОСИФ БРОДСКИЙ. Страшно. Жестоко.

 

АННА АХМАТОВА. Да, чего тут страшного! Он изменил себе! Как не предать друга, если с 1936 в дачном “загоне” в Переделкино. В 1931 переписал “Охранную грамоту”. Не наградили? До того, с 1928 по 1929, переписывал. Затем переписывал все свои стихи до 1917 года. Не наградили? Опять обидели не наградой от Властей! В конец он убил в себе все, чем душа пела в молодости до Революции. Иосиф, Иосиф... Гений и вероломство, сам знаешь, вещи... точнее качества... несовместимые. Ничего не родил Боренька после западни. И не то, чтобы ему мешали на земле. Вдохновения не было с неба. Ушло оно в Маринину могилу.

 

ИОСИФ БРОДСКИЙ. Помню его стихотворение 1943 к мертвой Марине Цветаевой:

 

“Что сделать мне тебе в угоду?

Дай как-нибудь об этом весть.

В молчаньи твоего ухода

Упрек невысказанный есть...”

 

АННА АХМАТОВА. Смотри. Разве это не они... с Боренькой?

 

Входят дети за руку с соседкой.

 

ИОСИФ БРОДСКИЙ. Нет, Анна Андреевна, то не мужчина. Сгинул он в Ад. Здесь соседка, что выслеживает меня изо дня в день. И дети с ней в заговоре. Должно быть, как и она. Страна Советов фискалами богатеет и обустраивается.

 

АННА АХМАТОВА. Нет. Не знать им Путей Господних.

 

Дети расселись на траве. Что-то делят между собой.

Соседка вяжет, посматривая исподлобья по сторонам.

 

СОСЕДКА. Дети, во что начали играть?

 

МАЛЬЧИК. Я - Пионер, Павлик Морозов.

 

ДЕВОЧКА. А, я - его мама. Сын он у меня, мой Павка.

 

СОСЕДКА. Ай, да молодцы, дети! (Восхищенный взгляд. Настойчиво следит за поэтами).

 

ИОСИФ БРОДСКИЙ. Да, чего тут хорошего! Значит Павлик должен сделать мать вдовой. (Нервно. С ужасом в голосе.)

 

Соседка, мальчик и девочка оборачиваются на слова. Молчат. Уронили все из своих рук.

 

ИОСИФ БРОДСКИЙ. Разве не ясно, что герой Павлик Морозов должен был убить или засадить отца в тюрьму, а значит, его мать будет стонать за печкой. Вдовство не мармелад. Это надолго. Одинока вдовья судьба. Гроб не бумага с печатью.

 

СОСЕДКА. Не слушайте, дети. Павлик Морозов - есть гордость Советского Народа. Он идеал вождей: Троцкого, Бухарина, Ленина, Сталина, Микояна, Брежнева... Его любят вожди народов СССР.

 

МАЛЬЧИК. Постой, бабушка! Как же герой? Если мамочка плачет. А, папаня умер?

 

ДЕВОЧКА. А... мам, он никогда не обнимет меня и... папаню? (Показывает на брата.)

 

ИОСИФ БРОДСКИЙ. Вот и я говорю вам, пионеры, разве слезы... это счастье?

 

МАЛЬЧИК. Даже если отец... не прав? Зачем мать губить?

 

ДЕВОЧКА. Нет... убивать без войны нельзя. Да, еще отца! Он у нас один и больше нет.

 

Дети вскочили на ноги. Подошли к поэтам. Присели к ним на скамейку.

 

АННА АХМАТОВА. Дети! Какие вы чудные! (Обнимает их. Целует по очереди. Гладит по щеке. Заглядывает в глаза.)

 

МАЛЬЧИК и ДЕВОЧКА. А мы знаем! Кто Вы... Ахматова! (Смотрят в глаза. Хохочут.)

 

АННА АХМАТОВА. А хотите, я вас перекрещу? Благословлю и спасу от злого греха. Уйдет соблазн убивать. Я люблю Бога... Мой ребенок остался жив.

 

В ответ дети покорно машут головой.

 

АННА АХМАТОВА. Только молитва спасет вас от... греха. Сатана не одурачит вас. Ни Блока, ни Пастернака, ни Мандельштама... никого не пощадил... Бог. Все оставили мир в муках... (Крестит детей русским православным перстом из трех пальцев.) Запомните святые слова. “Стойте твердо в вере и незыблемо, страха же человеческого не убойтеся, не ужасайтеся...”

 

На глазах у Иосифа Бродского слезы. Закрыл ладонями лицо. Всхлипывает.

 

АННА АХМАТОВА. “Господа же Бога нашего святите в сердцах ваших, и Той будет нам во освящение, яко с нами Бог, и уповающе будем нань, спасемся Его ради, яко с нами Бог. Услышите и до последних земли, яко с нами Бог”.

 

Дети смотрят доверчиво друг на друга. Берутся за руки. Тихо и кротко уходят.

Между девочкой и мальчиком - мир и покой.

 

СОСЕДКА. Да и вправду? Зачем нашим детям эти герои-убийцы. Как много злого родится между дитятком и матерью, если стоит между ними смерть... отца и мужа. Ведь по любви же отец и мать зачали своего первенца. (Встает Бросает спицы. Очень возбуждена. Расчувствовалась. Уходит.)

 

АННА АХМАТОВА. Видишь, Иосиф, что делает слово. Ты гений русского слова. Вслед за мной идешь! Боялась сказать это. Смутить твой разум... Но, ты и сам видишь! Твое слово - великое слово.

 

ИОСИФ БРОДСКИЙ. Редко это со мной. Я учусь волшебству. Сами знаете Анна Андреевна. Это случайно... загадочно получилось.

 

АННА АХМАТОВА. Слово чудит вокруг, если то самое слово через Бога. (Обнимает его руку. На глазах слезы.)

 

ИОСИФ БРОДСКИЙ. Анна Андреевна... зачем вы так. (Смотрит взволнованно.)

 

Анна Ахматова доверительно ждет вопросов. Голова гордо вскинута.

 

ИОСИФ БРОДСКИЙ. Анна Андреевна, страшен АВВАКУМ своими словами.

 

АННА АХМАТОВА. Да, страшен он для Сатаны и Антихриста... Смотри, что в руках. (Протягивает тетрадные листочки. Видна ученическая тетрадь по математике.)

 

ИОСИФ БРОДСКИЙ. Это-то и есть... ваши дневники?

 

АННА АХМАТОВА. Да, то самое. Вот они, бесы, что ждали мзды от ленинской революции. Возьми, читай вслух.

 

ИОСИФ БРОДСКИЙ. “... а я подхожу к группе собравшейся вокруг Кузьмина. Тут, конечно, Олечка Арбенина, Юрочка Юркун и Люся Дарская. Тут Георгий Иванов, пришедший с Каменноостровского, и Зоргенфрей, и Мандельштам, и Оцуп. Все слушают Кузьмина, а он упоенно убеждает их: - Да мы еще увидим сияющие фонари на Невском. Мы еще будем завтракать у Альбера, мы еще будем ездить бриться к Моллэ, мы еще... разбогатеем в Кремле”.

 

Пауза. Смотрят друг на друга.

 

ИОСИФ БРОДСКИЙ. Придурки. А ведь это из Дома Литераторов?

 

АННА АХМАТОВА. Да, в Доме Литераторов. Жужжание как улей?

 

ИОСИФ БРОДСКИЙ. Жужжалы-бесы. Ни у кого Бога в сердце. Правит всем блуд, ****ство... искушение.

 

АННА АХМАТОВА. Иосиф... помни этот 1920. В Питере уже тысячи и тысячи пустых квартир. Все съехали за красными вослед. Горе с жильем только в Москве.

 

ИОСИФ БРОДСКИЙ. Ах, Анна Андреевна. Сатана у власти, а среди писателей - бал... балаганчик. Карнавал в головах. А на улице Гороховой... и Лубянке... убивают тысячи тысяч. Террор... везде. Они в мечтах... о кремле. (Рассержен. Забегал вокруг скамейки.)

 

АННА АХМАТОВА. Да плюнь... ты на них. Что ты... дама что ли? Сгинули в никуда перепела-бройлеры! Сходи в ларек... А я жду тебя на чай с водкой... (Покорно опущены глаза. Руки сжаты в кулаки.)

 

Бродский ушел. Ахматова вошла в дом. Села к столу. Возвращается Бродский.

Ставит бутылку водки на стол.
Ахматова разливает чай из электрического чайника в
чашки. Он наливает водку в чай.

 

ИОСИФ БРОДСКИЙ. Анна Андреевна! Неужели и меня настигнет горе? Я боюсь сегодняшнего года. Я помню Ваше обо мне:

 

“О своем я уже не заплачу,

Но не видеть бы мне на земле

Золотое клеймо неудачи

На еще безмятежном челе”.

 

ИОСИФ БРОДСКИЙ. Я боюсь прозорливости. Что ждет мою рыжую голову?

 

АННА АХМАТОВА. Одарит тебя слава. Зачем мне скрывать. У меня нет для тебя лукавства.

 

ИОСИФ БРОДСКИЙ. Спасет ли меня еврея Бог-еврей!

 

АННА АХМАТОВА. Я обещаю молить Еврея-Христа. Спасет тебя Христос - мой Спаситель. Верь мне. Он спасал меня и сейчас бережет. Мой голос любит!

 

ИОСИФ БРОДСКИЙ. Мне угрожают тюрьмой. Я вижу. Фискалы под окном. Хотят засадить. Я кожей чувствую ненависть.

 

АННА АХМАТОВА. Я на твоей стороне... Вызову в помощь Шостаковича, Твардовского и Чуковского. В четыре голоса раскачаем народ... Береги сердце, родной. Смотри, как дышишь тяжело. Сам знаешь свое слабое место. (Всхлипывает. Пригубила шаль. Вскинула голову. Застыла как статуя.)

 

ИОСИФ БРОДСКИЙ. Зачем меня бьют за четыре стихотворения? Зачем печатали? Разве я заметен в России?

 

Анна Ахматова вздрагивает от его прикосновения.

 

АННА АХМАТОВА. А... для меня. Разве забыл обо мне. Я знаю... своего поэта! (Смотрит глубоко и долго в глаза.)

 

ИОСИФ БРОДСКИЙ. Анна Андреевна, дозвольте сказать - “до встречи”. Электричка убежит через 20 минут. Только-только забежать через сосны вприпрыжку. До встречи! (Достает из кармана скомканный лист бумаги. Убегает. Машет прощально руками.)

 

АННА АХМАТОВА. Еще одно... Одну вещицу. Безделицу хочу дописать... довечерить.

 

“Ни страны, ни погоста

Не хочу выбирать,

На Васильевский остров

Я приду умирать”.

 

Встает. Опрокинула зло стул. Смотрит незряче в зал.

Тревога в лице. Слегка пьяна от водки.

 

АННА АХМАТОВА. И все же? Почему православный Пастернак не выдержал сглаза. Зачем сдался Антихристу. Обойденная моя Марина... дай знать о себе! Отдай свою тайну. Сколько жить мне? Пару зим? Четыре зимы, как умер Борис. Разве нет? (Заламывает руки. Встает из-за стола. Бросилась на колени. Обращена всем телом к лампадке в углу.)

 

Входит призрак М. Цветаевой в фартуке.

 

МАРИНА ЦВЕТАЕВА. Я здесь... Аннушка? Я обожествляла вас двоих... Тебя и Бореньку. Третьего не в счет. Я возненавидела его... Сашу Блока. Чекистом он в Петропавловской Крепости орфографию для приговоров правил. Справа от Председателя сидел на судах. О, Господи... Блок для меня не только первый, не только Любимый Поэт. Он солнце, святыня и полубог. Сердце мое умирало в груди. Горло ссохлось. Сама видела его... подпись на документах под приговорами. Кровь на руках... русского полубога. Нельзя среди Богов селить... Поэтов. Нельзя людей метить в... полубоги. Я скажу, что друг-Пастернак сделал со мной. Милая Аннушка, подбежала к нему в Париже! Говорю. Дрожу всем телом. Скажи, Боренька? Ехать или не ехать в СССР? А он в ответ: ”Как решишь, так и будет, Друг-Марина!”. Разве не знал, что нельзя мне быть вдовой с двумя детьми? Жестоко меня “подставил” дружище. Вот и, приехала я домой. В Москве никого не застала. Ты Аннушка - во вдовах. Предупредили не писать. Очереди по тюрьмам вокруг. Знала! Ты там стоишь!!! Через два месяца я стала как ты. Мужа украли! Обобрали. Мое остановили сердце. Ариадну, мечту мою и первенца. Увезли в концентрационный лагерь за колючую проволоку в Архангельск. Похоронили дочь на 25 лет. Сыну я не смотрела в глаза. “Подлая, грязная нечисть. Ты разрушила свой дом!” - кричал на меня подросток. Боренька-герой ни одним письмом не ответил. Затаился на сталинской даче. В день отъезда пришел с веревкой. Партзадание выполнил коммунист! Говорил, что мой труп выдержит, если, что не так в Сибири. Добрых слов для вдовы не сыскал. В Елабуге никто не давал мне... хлеба. Ни в прачки, ни в посудомойки не брали. Западня сработала западней. Заманил он меня… в смерть с семьей.

 

АННА АХМАТОВА. Да, Марина! Моего Бродского в дворники и сторожа не берут. Шьют тюрьму за “тунеядство”, задумали его схоронить в лагерях. Известное дело в СССР. Проверенное. (Вздыхают.)

 

Подходят друг к другу. Обнимаясь, облокачиваются на плечи.

Качаются из стороны в сторону. Сомнамбулическая картина.

 

АННА АХМАТОВА. Зажжем свечи, Марина? У нас в стихах не хватает Бога.

 

Берут по свече. Стоят спиной к залу.

 

МАРИНА ЦВЕТАЕВА. Не голод меня погубил, Аннушка. Гордыня сгубила меня. Когда я продала белье и стала голодать, то чекисты предложили хлеба, если буду писать... доносы. О ком? О тех, кто маялся... бросался из угла в угол. Доносить я должна была... кто приходил за советом к Цветаевой! (Всхлипывает. Тело дрожит. Свеча колеблется.) Аннушка! Сожгла я письма. Отказалась заманивать друзей из Парижа в Сибирь.

 

Пауза. Цветаева повернулась в зал. Ахматова стоит перед иконой. Свечи в руках.

 

МАРИНА ЦВЕТАЕВА. И когда встала я на дыбы, пришли бесы назад. Показали они бумаги. Доносы и доносы... мужа моего на близких. И увидела я подпись. И поняла я - не сон... Мой суженый и любимый... подстерегал людей в Париже... Он участвовал во взрывах... детей. Ужасал Достоевский словом: “Совесть без Бога - УЖАС!”. Аннушка, криком кричу. Детей муж губил... в терроризме. Яд и динамит... были его арсеналом. Звание и орден СССР получил в тайне. (Встала на колени. Потушила свою свечу об пол. Руки вытянуты в зал.) Те , в кожанках... с маузерами на ремне... кричали на меня: ”Гражданка Цветаева, ты - русская. Ты - знаменитая. Муж твой - кадровый чекист. Коммунист он был и есть! Всегда хорошо... работал.” Не будь гордячкой с хлебом впроголодь. Стань, Цветаева,... патриоткой! Доноси как муж... на всех вокруг. Звание дадим. В Москву переедете! (Задохнулась. Повалилась с колен на живот. Распласталась на полу сцены.)

 

АННА АХМАТОВА. Марина... моя морская волна. Сизая, бирюзовая... сверстница моя! Мой парус. Моя Надежда в море Зла... Безбожия... Бессовестности. (Подходит. Склоняется над мертвой. Ставит свою свечу на пол.)

 

Цветаева привстала. Садятся вокруг свечи. Руки сплелись в круг.

Ярко освещенные лица.

 

МАРИНА ЦВЕТАЕВА. И тут, когда зомби ушли, я как была - на кухню... в фартуке, в нем и заспешила до станции. Поезд мимо проходил... Я кричала солдатам: “Я Цветаева... Цветаева... Марина”. Солдат подхватил меня. Взглянул в глаза. Улыбнулся. Подмигнул. Сказал: ”Славная бабенка, хоть... и старуха!” Я очнулась. Вздрогнула. По-татарски в углу замерла. Зубы стучат как колеса под вагоном. Поезд встал, и я вылетела стрелой. Знала - рядом жили... Федины, Леоновы... Фадеевы. Нашла через магазин одного из литначальства. То оказался Фадеев... Что-то говорила... говорила. Фадеев молчал и супился. Слышу, учит: “Мы - люди СССР, поэт Цветаева”. Я ничего не поняла. Дрожала как лист. Он повторяет: ”Не будьте гордячкой. Делайте, если просят. Здесь у нас это надо. Не каждого просят помогать Родине!” И тогда разорвала я письмо, где просила свободы для дочери и мужа. Добежала назад до поезда. Час... два - и я... у сына. Вошла в сени. Полутемно. Помыла руки. Насухо высушила... глаза. Без креста затянула... узел. Вышла из Пастернаковой западни... самоубийцей! Без Бога для меня - веревка. А сегодня встала. К тебе пришла. Зов приняла. (Вскочила. Убежала.)

 

В центре сцены остались две свечи. Ахматова сидит на полу.

 

АННА АХМАТОВА. Боже. Боже! (Встает. Гасит цветаевскую свечу. Подходит к иконе. В руках горит свеча).

 

АННА АХМАТОВА. Господи, прими самоубийцу. Страшная судьба. Мать - самоубийца. Сын - самоубийца. Выскочил без выстрела в первый фронтовой день из окопа. Похоронили в братской могиле подростком. Дочь в 25 в лагерях на 25 лет засмолена. Муж ее казнен. Расстрелян в затылок. Где я? Сама? В полуобмороке от страха. И я вдова при своем сыне... каторжнике. Отверженка и я... среди соплеменников... славян-христиан. Нет Бога на Родине моей.

 

Через зал на сцену идут действующие лица. У каждого - по свече.

Вплотную подходят друг к другу. Приветливо машут. Живые и умершие перемешались.

Нет границы между тенями и мучениками.

 

ГОЛОСА. Что ждет нас? Россияне!

 

ГОЛОСА. Израиль распнул Христа без его родичей! Израиль не распял его мать и отца! Цена тому - безвременье.

 

ГОЛОСА. На 1947 лет. Исчезла страна на этот срок! Легче праха и пепла Сионские пески на дне Мертвого моря... скорби. Почти два тысячелетия заживала рана. Родилась страна в 1947.

 

ГОЛОСА. Разметал Бог народ и возродил Бог народ... в Сионе! Никто кроме Бога не может разрушить четырехтысячелетнее государство и четырехтысячелетний народ.

 

ГОЛОС. Никто кроме Бога не может возродить государство и народ его после двух тысячелетий смерти.

 

ГОЛОС. Бог и только Бог. Он убил четырехтысячелетнюю страну.

 

ГОЛОС. Бог, только Бог. Он вернул народ на земли свои через сотни и сотни поколений бездомности.

 

ГОЛОС. Уроки Израиля. Память для народов вокруг.

 

ГОЛОСА. Что ждет нас как россиян?

 

ГОЛОСА. Помазанника Богова и жену его распнули отцы, деды и прадеды наши. Жертвоприношение из пяти девственных детей совершили, ироды.

 

ГОЛОСА. Чем заплатят дети их за святотатство?

 

ГОЛОСА. Помазанник Богов говорит с Богом, один на один! Это их ежедневный день!

 

ГОЛОСА. Не сотри Бог мою Россию на тысячелетия Израиля.

 

ГОЛОСА. Не опрокинь наше отечество... в пустыню!

 

ГОЛОСА. Переплюнули славянские скифы Ирода! Стали пепелить в прах святых детей... Из четырех девственных девочек и мальчика, учинили ритуальное и сатанинское жертвоприношение! Святые Дети те Пятеро - Святые Дети Помазанника Богова в России.

 

ГОЛОСА. Господи! Пощади народ из Павликов Морозовых!

 

ГОЛОСА. Здесь Наш Судный день?

 

ГОЛОСА. Суть всего через судьбу народа с его Богом.

 

АННА АХМАТОВА. Господи, вразуми поэтов жить без революций. Мир дому моему подари, Господь.

 

Слышен Православный Колокол.

Все встают на колени. Свечи дрожат в руках.

Входит священник.

 

АВВАКУМ. “Русские люди! Стойте твердо в вере и незыблемо, страха же человеческого не убойтеся, не ужасайтеся. Господа же Бога нашего святите в сердцах ваших, и Той будет нам во освещение, якобы с нами Бог, и уповающе будем нань, и спасемся Его ради, яко с нами Бог. Услышите и до последних земли, яко с нами Бог. Верьте, я славянин Аввакум, несу добро и люблю Вас”.

 

 

ЗАНАВЕС

 


--
 - 2017
 --


    2017 - Моя книга о Галине Улановой и Рудольф Нуреев : страниц: 1-700 - RUDOLF NUREYEV: GALINA ULANOVA & NOUREEV RUDOLF ISBN 978-1-9252787-0-5 by Australian writer Yuri Matthew Ryuntyu / http://www.proza.ru/2017/09/15/442 / - Галина Уланова - Никогда не критиковала Нуреева Рудольфа и преклонялась перед его - Авангардом в Искусстве Мирового Танца ... Бесконечная Любовь была - Взаимна и Десятилетиями. Здесь часть ее жизни. Я преклоняюсь перед несравненной, роскошной и волшебной Галиной Улановой. Любовь и Обязательства делят ее сердце поровну. Здесь Гармония / - 2017 / http://www.proza.ru/2017/09/15/527  /



Согласно воли Р. Нуреева ( умер - 1993) , пьеса - ' Русский Сальери Борис Пастернак' / http://www.proza.ru/2017/12/03/369 / на моем компактный диск с первым томом двухтомника « Апостолы Культуры Серебряного Века: До и После Апостолов: 1725-2040 » выслан по адресам (1999-2000) в России :

Библиотека Института мировой литературы (Москва); Библиотека музея искусств им. А. С. Пушкина (Москва); Библиотека Эрмитажа (С.-Петербург); Библиотека Дома Музея А. Блока (С.-Петербург); Библиотека Дома Музея Ф. Достоевского (С.-Петербург); Библиотека Дома Музея А. Ахматовой (С.-Петербург); Библиотека Третьяковки (Москва); Библиотека Музея Блокадного Ленинграда (С.-Петербург); Щукинское Театральное Училище (Москва); Щепкинское Театральное Училище (Москва); ВГИК (Москва); ВГИТИС (Москва); МГУ: библиотека филологов, библиотека журналистов, библиотека психологов; Академия Художеств (Москва, С.-Петербург); Консерватория (Москва, С.-Петербург); Институт Архитектуры (Москва); Кинокурсы для режиссеров (Москва); Театральный Музей (С.-Петербург); Французский Культурный Центр (Москва); Дом Актера “7-й этаж” (Москва); Дом Ученых (Москва); Дом кино (Москва); Киноцентр (Москва); Центральная Библиотека по искусству (Москва); Театральный Институт (С.-Петербург); Литературный Дом А. С. Пушкина (С.-Петербург); Библиотека Салтыкова-Щедрина (С.-Петербург); С.-Петербургский Университет; Библиотека Музея Вагановского Училища (С.-Петербург); Библиотека Музея Театра (С.-Петербург); Библиотеки Академии художеств (С.-Петербург и Москва); Библиотека в Комарово; Библиотека театра (Москва): абонемент; Библиотека по искусству (Москва); Библиотека издательства “Энциклопедия”; Гнессинское училище (Москва); Библиотека “Русское Зарубежье” (Москва); Библиотека Британского Консула по культуре (Москва); Библиотека американского центра (Москва); Библиотека японского центра (Москва); Библиотека религиозного центра (Москва); Библиотека духовной семинарии: Загорск; Библиотека Мэрии (Москва) и Президентская библиотека (Москва);  “Институт Кино и телевидения”: С.-Петербург; “Ленинградский областной педагогический институт”: С.-Петербург; “Русский Христианский гуманитарный институт: С.-Петербург; “Современный гуманитарный институт” (переименован в Университет): С.-Петербург; “Российский педагогический университет им. Герцена”: С.-Петербург; “С.-Петербургский гуманитарный университет профсоюзов”; Государственная историческая публичная библиотека (Москва); Российская государственная библиотека по искусству (ранее – «Театральная Библиотека», Москва); Всероссийская государственная библиотека иностранной литературы им. М. И. Рудомино (Москва); Российская государственная детская библиотека (Москва)…






BOOK’S AUTHOR


 RYUNTYU, YURI (1949): Australian writer, journalist, theatre and ballet critic was born in Kizhi: Russia.

 His playwrights, poetry and prose are available in English, Russian, French, German, Finnish, Japanese and Kazakh.

 He has publications on DVD: 35 books, 150 audio recordings, and 5 video recordings to form: ‘The World Rudolf Nureyev Intellectual Heritage: XX Century’ [electronic resource in Russian, English, and French).

 He has also written for such publication as the Book Review, the Theatre Life, and the Megapolis Express about Poetry, Literature, Movies, Music, Opera, and Ballet, where he is a contributing editor.

 He worked overseas as a Government Adviser of Russian Federation State: 1993-1996 (St.-Petersburg, Moscow) and a Government Consultant in the State of Kazakhstan: 1997-1998 (Almaty).

 A prize-winning scholar he was able to dedicate himself entirely to literature since 1995. 

 Academician Ryuntyu lives in Cairns, Great Barrier Reef, Queensland Australia.