1987 год, трасса М5, Челябинская область.
Где-то вдали вспыхнула неясная золотистая точка. Повибрировав, она медленно поплыла навстречу, раздвоилась и превратилась в пару раскачивающихся круглых фонариков, расположенных друг от друга на двухметровом расстоянии.
«Гирлянда, - вытирая ладонью заслезившиеся глаза, пробормотала Светлана и, зевнув, прибавила скорости. – Устала, галлюцинации начались».
Унылая дорога поражала безлюдьем, а ведь когда, как не сейчас, по ней должны были шнырять взад-вперед машины, чтобы не опоздать на встречу Нового Года.
Там, в Беседине, в снежном сугробе высилась наряженная голубая пятилетняя елка, а в жарко протопленном бревенчатом доме благоухал гастрономическими ароматами накрытый накрахмаленной белой скатертью стол. Чего только по праздникам на нем не бывает! А самое главное, ее любимая селедочка под шубой. Вот уж пятьдесят лет живет Лана на свете, а своему пристрастию не изменила.
В желудке заурчало. Светлана сглотнула голодную слюну. Как назло заткнулся автомобильный приемник с любимой Аллой Пугачевой, из него послышалось змеиное шипение.
Фонари неторопливо приближались, казалось, они гримасничали, создавая иллюзию нереальности, и Светлана невольно полузакрыла глаза. За окнами у крутых обочин, ведущих в пропасти, глухой шеренгой выстроились вековые сосны, острыми верхушками упираясь в черное, с люрексом, атласное полотно небосвода. Стояла настороженная тишина, она невидимыми пассами колдовала над человеческими конечностями, делая их ватными и непослушными. Хорошо, что на шоссе не было транспорта, иначе…
Почему Света оказалась одна в машине в одиннадцатом часу вечера, она так и не поняла. Ведь договаривались же с Сашкой и Асей махнуть в село втроем сразу после рабочего дня.
Саша и Ася Воробьевы – Светланины отпрыски, они работают вместе с ней в городской больнице. Сыну, кардиологу, почти тридцатник, дочке, фельдшеру «скорой помощи», - двадцать два года. А Света - простая лаборантка, до чёртиков уставшая от тошнотворного запаха мочи и кала. И у того, и у другого потомка есть претенденты на роль вторых половинок.
Стоп! Надо вспомнить, надо обязательно вспомнить….
Когда она вышла из стен клиники, двор был пуст, лишь у дверей приемного покоя стояли две неотложки. А за десять минут до этого, еще в отделении, рабочий телефон тренькнул Асиным голосом, что все хорошо, прекрасная маркиза, встретимся за столом в деревне, а пока езжай потихоньку одна, всего-то сто кэмэ, а у нас срочные дела.
И Света поехала.
Стало холодать. Взглянув на часы, Лана поёжилась, подняла лицо к лобовому стеклу и закричала. В нескольких дециметрах от ее старенькой «Таврии» застыл мощный светлый автомобиль неизвестной марки. Его гигантские рыжие светящиеся блюдца-фары, казавшиеся чуть ранее фонариками, уставились на ее крошечное авто, будто прощупывая его слабые места. Еще мгновение, и страшная машина рванулась вперед, разрывая на две части то, что секунду назад было целым и невредимым.
Боли не было, и звука не было, взмыл вверх и веером рассыпался карточный домик из множества фотографий, оказавшихся живыми кадрами из Ланиной жизни, а через минуту ломающимися хрупкими льдинками зазвенела хрустальная тишина, плотно закрывая вход в мир живых, готовящихся к встрече Нового года.
*****
- И где это наша мама пропадает? – втянув полной грудью студеный воздух, поинтересовалась Алевтина Сергеевна, выходя на крыльцо с полным матерчатым мешком замороженных самодельных уральских пельменей.
- Бабуля, это они не захотели, чтобы мама ехала с нами, - засмущалась Ася.
- Как не захотели? – не поняла пожилая женщина, - Ну-ка иди, внучка, поставь на стол холодец, застыл поди.
- А я мандарины с конфетами занесу,- обнял Асю молодой человек в костюме Деда Мороза. – И шампанское!
Этим молодым человеком был недавний выпускник медицинского вуза Толя Максимов, потерявший в авиакатастрофе родителей. Он специализировался на общей хирургии.
- Тетя Света мешала бы нам целоваться, - выглянула из-за угла дома акушерка Ксюша, младшая Толина сестра. За ней высился широкоплечий Саша.
- Это бы моя деликатная Светка вам помешала? – вышел на крыльцо Василий Кириллович с фанерной лопатой в правой руке.
- А куда бы она «Таврию» дела, дедуля? – невинно поинтересовалась Ася.
- Тревожно как-то на сердце, - вздохнула Алевтина Сергеевна и прижалась к мужу.
Стояла застывшая тишина, кое-где подслеповато светились окна деревенских приземистых домов. Люди и звери притаились в своих жилищах и будто ждали команды, чтобы ожить. Только снежинки беззаботно кружились в загадочном танце и оседали на варежки, шапки, ресницы, укрывая их тончайшей нежной шалью, называемой в народе паутинкой.
- Двенадцатый час, - нарушил безмолвие Саша.
- Смотрите, смотрите! – взвизгнула Ася и показала на огромный янтарный фонарь, поднявшийся из взметнувшихся сосновых верхушек в переливающееся крохотными звездочками поднебесье. Ещё миг, и отдаленный взрыв потряс сонный поселок, высыпав из избушек недоумевающий народец.
- Фейерверк, - пьяно заголосили соседи и начали аплодировать.
- Едем, - кинулся к «Ниве» Толик.
За ним последовала остальная молодежь, не обратив внимания на пожилых мужчину и женщину, опрокинувшихся в наметенные позавчерашней пургой сугробы. До взрыва было около двух километров, и это расстояние преодолели быстро, только на месте аварии никого и ничего не оказалось.
2017 год, село Беседино, Уральские горы.
Александр Павлович сидел на кресле-качалке и рыхлил кочергой полуистлевшие угли в печке-камине, сзади на диванчике, словно самовар, пыхтела спящая жена Ксюша. На столе, в окружении щербатых тарелочек с квашеной капустой, толстыми солёными огурцами и холодными пельменями, словно новогодняя елка, стояла початая бутыль мутного самогона. В углу из оцинкованного ведра торчало серебристое синтетическое изделие с оборванной, мятой мишурой.
Дом они так и не продали. Похоронили на ближнем погосте бабушку Алю и деда Васю. На третьи сутки похоронили после пропажи матери. Приехали с трассы, а старики рядышком бездыханные в сугробе лежат. Через полгода сыграли две свадьбы – Воробьевых и Максимовых - помещение сняли в городском кафе «Снегурочка», так нелепо гармонирующем названием с изменившим их жизнь праздником. В Беседино пары заглядывали редко, однажды приехали на выходной, да развернулись, не посмели в избу зайти.
- Там бабушка Аля за занавеской стоит и на нас смотрит, - указала подбородком на подслеповатое фасадное окошко Ксюша. – Идите, если хотите, а я назад, в город. Саш, ты со мной?
- Куда я без тебя, - хохотнул Александр и подумал, что скоро у жены будет ребенок, ей волноваться нельзя. И у сеструхи ребенок. Так что, хошь - не хошь, придется освобождать домище от привидений, чтобы превратить в полноценную дачу. А чем не дача? Горы, озера… Правда, кладбище близко, но его огородить веселеньким профнастилом и живой изгородью можно. Из кизила, например. Или из туй, продают такие, раскидистые. А еще спиреи под это дело подойдут.
- И могилки с землей сравнять, - изрекла через четыре года опухшая от слез Ксюша. – Снести ржавые памятники и оградки, поставить аккуратные деревянные крестики на газоне, всего-то этих захоронений штук двадцать наберется, если ребячьи не считать. Сельчане против не станут, старые уже, не по силам за территорией ухаживать.
Ребячьи могилки особенные - дочек Маечку с Зоенькой в трехгодовалом возрасте здесь погребли, чтобы поближе к бабушке с дедушкой. Преставились от банального сальмонеллеза двоюродные сестрички, обе его в детском саду подцепили, а родители в это время чужих отпрысков из рук смерти вытаскивали. Больше Ксюша с Асей так и не забеременели.
Не осуществили свои мечты обе пары, а совместный дом в Беседине, словно неухоженный калека, принялся медленно заваливаться на правый бок. Решили Воробьевы с Максимовыми деньги на восстановление родного гнезда собирать, а тут и гиблые годы вплотную к государству подошли, отощала не только казна, но и торговые прилавки с медицинскими закромами. Не хватало перевязочных материалов. Не хватало лекарств, а те, которые продавались в аптеках, на восемьдесят процентов из плацебо состояли. Приходя на плановую операцию, тащили с собой больные вату, марлю, бинты, одноразовые шприцы и постельное белье.
Люди пачками от сердечно-сосудистой патологии умирать принялись, разрослись у Александра и Анатолия свои персональные кладбища. Бросить бы к чертовой матери две с половиной ставки в клинике и в Турцию челночить укатить, да обломилось. Ксюша, когда единственный в роддоме гинеколог заболела, как-то с недосыпу роды у женщины с узким тазом неаккуратно приняла, появился на свет мальчонка с поврежденным шейным отделом позвоночника, акушерку по статье и уволили, ладно, условно дали. Выпивать стала.
Только страна на ноги поднялась, врачебную аппаратуру закупать начала, так свои же ее оптимизацией и страховыми полисами подкосили, а чужие санкциями душить стали. Санкции, что, – Россия-матушка и не такие напасти переживала. Встала она, отряхнулась, голову гордо вскинула, рукава закатала, вздохнули люди с облегчением, а вот оптимизация со страховкой, будто медведки с кротами, корни у государственной медицины проели, основное достояние – народ - лечения лишили. И снова предприимчивые в платную отрасль побежали, оставив таких безотказных, как Максимов с Воробьевым, на страже здоровья нации.
После сокращений в больнице, отработав без перерыва несколько суток, Толик прямо на операции от инсульта умер, а Асю, возвращавшуюся через сквер домой после ночного дежурства бездомные псы погрызли. Собак усыпили, но осталась Ася без ног. Пришла беда – отворяй ворота, у Александра онкологию третьей степени обнаружили. Операцию сделали, но работать строго-настрого запретили.
Вот и живут они ныне втроем в Беседине: онкобольной на уколах, пьющая Ксюха и безногая Аська. Ксюшка от государства никакого пособия не получает, муж с золовкой ее на свои пенсии содержат. Предполагали, деньги за городские квартиры выручат и на депозит положат, чтобы проценты капали, да на черных маклеров наткнулись, теперь, в основном, огородом и кормятся.
- Надо девчат будить, а то праздник проспят, - встал с кресла Александр Павлович. – Правда, похозяйничали они на столе в девять вечера, с семнадцатым годом прощались, а пельменей с самогоном и восемнадцатому достанется.
- Как ведь хорошо жили, - внезапно открыла глаза Ксюшка и пятерней по голове провела, причесалась, мол.
- Это пока Советский Союз не распался, - вставила веское слово выкатившаяся на коляске из спальни Ася. – Разве кто думал, что и без войны нас империалисты одолеют.
И заплакала, сначала тихо, затем сильнее, еще сильнее…
- Тсс, что-то там шуршит, - приподнялась на локте Ксения и приложила палец к губам. – Да прекрати реветь, подруга, дай послушать!
- Вечно тебе что-то мерещится, - усилием воли унимая рыдания, пробубнила Ася. – То детские голоса, то шарканье тапочек, то плач за перегородкой.
- Слышится, ну и что, - поморщилась Ксюша. – Толик постоянно сигналы подает, не зря мы его в Беседине похоронили.
- А замыслы с деревянными крестами и живой изгородью из кизила вдохновить в жизнь не смогли, да и профнастил некрашеный, - вздохнула Ася.
- Барышни, прекратите! – прикрикнул на говоруний Александр Павлович. – Будем настоящее Советское шампанское пить и икрой из мойвы закусывать.
- Где взял? – оживились женщины.
- А пенсия на что? – хитро улыбнулся мужчина.
- Хороша пенсия, даже на новое платье не хватает, - сморщилась Ксюша.
- Какая есть, - съязвила Аська, - а у тебя и такой нет.
Потом поняла, что обидела и засуетилась:
- А я селедочку под шубой приготовила, как мама любила. Это мы с Ксюхой селедочку приготовили, она в магазин за продуктами утром сбегала, а я настрогала.
- Вот и славно, ставь, - потер ладони Воробьев и откупорил бутылку с газировкой.
Пока Ася не спеша толкала неуклюжую коляску в направлении старого холодильника "Мир", проглотившая оскорбление Ксюша прибралась на столе, вымыла и протерла столовые приборы, расставила тарелки, стопки и фужеры.
- А вот и «шуба», - водрузила на скатерть селедочницу Ася и всхлипнула.
Вспомнился тот Новый Год с живыми бабушкой и дедушкой, с мамой, летевшей к ним на исчезнувшей «Таврии», затем из памяти выплыли девочки, лежащие за забором вместе с папой и дядюшкой Анатолием Максимовым, ее любимым мужем.
- Скоро забьют куранты, - прервав слезные грезы сестры, поднял фужер с "Ситро" Саша. – Нас мало осталось, девочки, но мы в тельняшках! А те, которых потеряли за эти тридцать лет, они ныне тоже с нами.
- Тридцать лет прошло, - покачала головой Ксюша, – а кажется, сейчас откроется дверь, и войдут наши умершие любимые, целые и невредимые.
Ася покосилась на окно, украшенное по периметру прилипшими снежинками, и тоже поднесла ко рту фужер с газировкой
- Внимание! Быстренько выпиваем "Ситро", наливаем "Советское",– распорядился Александр Павлович. – Гипнотизируем его и загадываем желание!
Люди замерли, наступила обволакивающая тишина, ритмично прерываемая тикающими настенными часами и заумными вздохами печной трубы. И тут президент в телевизоре изменил тембр голоса.
- Здравствуйте, дорогие товарищи, - мягко произнес кто-то на фоне Спасской башни со знакомой, чуть подзабытой интонацией. – Совсем скоро мы встретим Новым Год!
- Что? – метнувшись к ящику, прошептала Ксюша и пролила на единственную нарядную блузку дешевое полусладкое шампанское.
- Горбачев? Это же молодой Горбачев! – закричала Ася и вцепилась в брата мертвой хваткой.
Будто удивившись, настенные часы остановились на пару минут, а затем дернулись, звякнули и бешено запульсировали подрагивающими стрелками, отсчитывая минуты назад.
- Прямо-таки механическая желудочковая тахикардия, - озадаченно наблюдая за прибором, тяжело усмехнулся Воробьев.
- Они рожают, - нервно хихикнула Ксюша, посматривая на бутерброды с икрой мойвы.
Как бы взрыва не произошло!
- Поставь холодец на стол, застыл поди! - неожиданно откуда-то из небытия выплыло распоряжение Алевтины Сергеевны.
Приказ бабушки вольготно запарил под потолком. Многократно повторяясь, он существовал сам по себе, без человека, его произнесшего.
- Вы чего-нибудь понимаете? – задрав голову, присвистнул Саша. – Зрительных и слуховых галлюцинаций тут не хватало!
- Это не галлюцинации, - забыв про аппетитные бутерброды, помертвела Ксюша и цепко обхватила падающую в обморок Асю.
Спектакль, устроенный больным воображением жителей дряхлого дома или еще кем-то, продолжался.
Из углов с отклеивающимися старыми бумажными обоями неожиданно начала отделяться удушливая, сизая дымка.
«Горим», - решила Ксюха, но сил бежать не было.
- А я мандарины с конфетами занесу. И шампанское, - молодой, чуть дребезжащий тенор. Это уже Толик в костюме Деда Мороза.
Он проявился в мерцающем тумане возле приоткрытой двери, прижимая к груди синюю матерчатую сумку с провиантом.
И тут за шкафом что-то оглушительно щелкнуло, щелчок напоминал звук раскрутившейся и лопнувшей мощной металлической пружины, дом подпрыгнул, ярко вспыхнул свет, потом на мгновение погас, и вновь ярче прежнего заискрились светильники подвесной керамической люстры. Словно подключаясь к азартной игре, шумно задышала ожившая печь и всколыхнулась крохотными огоньками-бусинками облезлая искусственная елка.
- И где это наша мама пропадает? – ввалился в горницу раскрасневшийся от мороза Василий Кириллович. – Садитесь быстрее, скоро Горбачев свое поздравление закончит!
- Садимся, садимся, - отделилась от окна улыбающаяся бабушка Аля. – А вот и Лана приехала.
Во дворе послышался звук заглушаемого мотора, «Таврия» замерла, и в дом
собственной персоной вбежала Светлана.
- Думала, опоздаю, - остановив оценивающий взгляд на бедно сервированном столе, весело произнесла она. - А я вам подарки привезла.
- Какие подарки, мама? Разве не видишь, что я безногая? – открыла глаза Ася. Она постепенно начинала верить в реальность происходящего.
- Мамочка, - обхватил некогда мощными руками женщину Александр Павлович. – Ты до сих пор такая же, а мне уже под шестьдесят, лысина на макушке как зеркало сияет, смотреться можно. Откуда приехала?
Света замерла, она боялась пошевелиться, ибо увиденное ею было похоже на ночной кошмар. Минута, и женщина разрыдалась.
- Не все ли равно, где побывала Светка, - обняв дочь, прослезилась Алевтина Сергеевна.
- Мы побывали, как бы это точнее выразиться, в другом измерении, - решив разрядить обстановку, похлопал по плечу сына Василий Кириллович. – А затем время сделало виток и вернуло нас в тысяча девятьсот восемьдесят седьмой год.
- Восемьдесят седьмой год? – ахнула Ася и с надеждой взглянула вниз. Ноги были на месте.
- В Советский Союз? – подпрыгнула Ксюша и бросилась на грудь мужу.
- А где остались Маечка с Зоенькой? – ощущая, как быстро растёт шевелюра на голове, поинтересовался Александр.
- Они еще не родились, - ласково произнесла Алевтина Сергеевна, - а когда родятся, их мамы с папами не будут столь беспечны.
- Нам снова предстоит пережить дикие девяностые? – задрожала Ася. – Уж лучше смерть.
- Зачем? – крякнул Василий Кириллович. – Есть возможность переселиться в иную параллель, если захотите, конечно.
- Захотим, захотим! – зарыдала Ася и юркнула в объятия к подбежавшему Толику.
- Вот и ладненько, - рассмеялся Воробьев-старший. – Сегодня празднуем, прощаемся с планетой, а рано утром в путь!
- С Новым Годом, товарищи, - наконец произнес заключительные слова длинного монолога Михаил Сергеевич Горбачев, и кремлевские куранты старательно отбили последний причитающийся им в этом году удар.
- С Новым Годом! – закричали люди и подняли бокалы, наполненные Советским шампанским, превратившимся в сладкий нектар из неизвестных земной науке плодов и ягод.
*****
Утро тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года выдалось стылым и ветреным. И когда, проспавшись до обеда, сельчане вылезли во дворы по большой и малой нужде, недоуменно закрутили головами в поисках дома на окраине Беседина. Он исчез, отсутствовал даже дощатый забор. Нетронутая целина, чуть припорошенная недавно выпавшим снегом, не оставила на участке даже остатков фундамента.