На гребне волны

   
         "За любой проблемой кроется смешливый ангел" Люк Яхве

   Глядя сюжет о роботе с интонированной речью и выразительной мимикой по имени София, думаешь, как жутко, а ведь это только начало.
   Через сто лет на эти кадры будут смотреть с ироничным превосходством, как на совпавшие по времени эксперименты братьев Люмьер и братьев Райт.
   Жуть кроется в нашей инфантильной склонности видеть в мёртвом живое, наделять куклу самосознанием, видеть такую же сущность как мы.
   Точно так мы пытаемся оживить бездушного человека, уповая на остатки совести.
   "Ты заметила, чем хуже человек, тем он меньше жалуется. Пока не замолкает совсем. Хотя это может быть ещё живой человек, у которого есть нервы. Толпы жертв и палачей населяют землю..." (фильм "Страсть" И.Бергман) 
   Волевой, убежденный человек кажется мне такой же машиной.
   Троцкий и Тамерлан были историческими автоматами.
   Идея, омертвев в идеологии, производит массу социальных роботов.
   "Человеку даны этнос, язык, судьба. Любая национальная, общественная и другие особенности мировоззрения изначально дефективны, это тюрьма чужого мнения." А.Пятигорский.
   Вязкость истории в идеологическом засилии, берущего начало из структуры архетипов, которая по мере развития должна импровизационно усложнятся, увеличивая степень свободы.
   "Тот кто владеет символами -- владеет миром" Кожибски.
   От закрепощённости мышления к его карнавализации.
   История как судьба должна быть преодолена импровизацией.
   Гамлет должен обнаружить в себе Смоктуновского.
   Ибо все мы дети метафизической гримёрки, заблудившиеся в декорациях.
...Вне этноса человек всё же есть как уникальная единица универсального сознания.
   Иначе весь исторический пафос умножен на ноль.
   Общество созданное из ничтожеств априори энтропийно.
   Поэтому все деспотии оруэлловского типа, где государство всё -- человек ничто, обречены на деградацию.
   Гегелевский Абсолют обречен гнаться за собственной тенью объективаций, постоянно воспроизводя господство Материи над Духом.
   Этнос какое-то время может черпать энергию из национальных архетипов, но потом постепенно угасает из-за отсутствия открытости.
   Надо признать, время национальных государств прошло.
   Процесс глобализации с элементами глокализма не остановить никакими "консервативными революциями" и путиншествиями спиной в будущее.
   Процесс этно-культурной конвергенции эволюционно обусловлен.
   Грядёт империя землян, которым возможно предстоит отстаивать независимость от инопланетного вторжения и как ответная реакция самим совершить экспансию по освоению ближнего, а потом и дальнего космоса.
   Увы, анально-территориальный комплекс не преодолевается размерами песочницы.
   Тяга к господству делает нас рабами территориальной экспансии.
   Избыток ведёрок и лопаток всё равно будет причиной раздора строителей замков из песка.
   Вырвись человечество в космос, и там найдёт с кем воевать за звёзды и планетные системы.
   Дух освоения открытых пространств всегда будет попахивать мочой и калом.
   Наша познавательная активность похожего свойства.
   Как вы думаете, за что будут сражаться роботы, когда нас не станет?
   С тем же остервенением за таблицу Менделеева, орошая космос отходами севших аккумуляторов, или как они там будут называться.
   Это моё личное мнение.
   Что касается уважаемого мной Л.Гумилёва и его теории пассионарноти, то я ею давно переболел и пришел по долгому размышлению к мысли, что мне концептуально ближе социальные идеалы сочетающие в себе элементы гегелевской диалектики с неразрешимой кантианской антропно-трансценденталистской проблематикой -- то есть концепты, преодолевающие нигилистический тупик постмодерна волей к иной постгуманоидной структуре смыслов.
   Мы на пороге метамодерна с его неоклассикой, стоящей на величественных руинах гуманизма 20 века.
   То ли ещё будет...
   У Спилберага роботы трансгуманистического будущего воссоздают человека во всей его природной уязвимости, чтобы начать всё сначала.
   Тут недалеко от тезиса -- люди создали бога, чтобы его глазами посмотреть на себя.
   А тот (Тот?) на людей.
   Может человек лишь звено в цепи роботизации как венца природы.
   Механистичность законов природы путём эволюции неизбежно должна закончится высокоразвитым механизмом.
   Беда не в "машинном инбридинге", а в том, что человек ментально не поспевает за технологиями и ему в инерции растерянности приходится приноравливаться к тотальности "информационного взрыва" третьей тоффлеровской волны, сулящей "невиданные перемены, невиданные мятежи".
   Восстание машин произойдёт не где нибудь извне в стиле голливудовской апокалиптики, а в глубинах человеческого сознания, пожелавшего ради достижения неуязвимости, избавится от диктата природного с помощью роботизирующей органопластики, трансформирующей тело, а потом и разум во имя своеобразно понятой свободы.
   В рамках метаистории постгуманоидный скачёк вполне объективный процесс, но в фазовом значении весьма болезненный как и любая радикальная перемена.
   Возможно, конечная цель природы, а может и эволюционная необходимость, перейти в состояние ладно работающего механизма, этакого рerpetuum мobili, перемалывающего энтропию, чтобы взбунтовавшийся "дух в машине" взорвал этот демонический порядок, дав начало новому "вначале было слово..." от "бога живого".
   Материя как процесс постепенного застывания духа должна прийти к своему абсурдному значению -- упереться в ничто, уйти на теневую сторону "шара бытия", чтобы стереть грань между мёртвым и живым.
...Метаантропология, замахиваясь на преодоление антропоморфизма человечностью, уникальное возводит в степень универсального, придаёт человечности качества божественной субстанции.
   Но проблема, как известно, не решается на уровне возникновения.
   Чтобы почувствовать границы и суть человеческого необходимо представить принципиально иной вид сознания.
   Какова телеология, допустим, у негуманоидов, иномерных или газообразных существ?
   Я уж не говорю об ИИ, там вообще непредставимая перспектива.
   Нуждались ли они в Спасителе и тринитарен ли их Бог?
   Нуждаются ли они в математике и логике как способе описания реальности?
   Известна ли им мораль?
   Гегель считал, человеческое лишь средством в испытании духа материей.
   Это посредничество человека христианство возвело в культ.
   Метаисторическая цель человека постоянное преображение, работа личности над ликом.
   Процесс этот, как и в случае с юнгианской индивидуацией, бесконечен по причине трансцендентального разрыва Творца и творения.
   То есть человек (био-ментальный субъект) это процесс.
   Пиноккио, по сути став живым, чувствующим мальчиком, так и не избавляется от комплекса деревянности.
   Поэтому по наивности или лукавству монотеизм мельчит, оставляя в утешение пафос вечного преодоления.
   Вопрос ведь по-буддистски радикальней -- или мы как носители сознания движемся по пути усложнения и дальнейшему овладению иллюзией, или к полному и окончательному её разоблачению.
   Стать богочеловеком, таким образом, не предел.
   По ту сторону бога открывается метатеология бесконечного.
   Образно говоря, все познавательные усилия, всё бремя страстей, вся драма существования результат гравитации чёрной дыры сознания, поглощающей бытие ради точки сингулярности.
   Этого пикселя ничто, в мультиплицировании которого всегда вспыхивает экран нечто с изображением кого-то и чего-то в новых сюжетных вариациях.
   И человечность один из таких сюжетов в общем сценарии преодоления.
   У становления должна быть скрытая метафизическая дельта.
   В гегельянстве это пафос возгонки материи к духу в их скрытом тождестве.
   Профанное "горючее" такого пафоса.
   Невежество энергия масс.
   Эта энергия может выплеснуться кровью революций, и может десятилетиями сочиться вожделением при виде вождя по телевизору.
   Массы расходный материал истории, цель которой пафос процесса, на время перекрывающий скуку вечности.
   «Хитрость мирового разума» в необходимости свободы закабалённых детерминизмом телеологии.
   Одержимость разума поиском средства и цели и есть смысл познания.
   История людей -- это процесс познания в личном становлении становящегося Духа.
   Бытие и гносеология, таким образом, у Гегеля совпадают.
...Хаос как воплощённая бессмысленность и был, тем уконическим ничто, из которого монотеистическое божество сотворило мир.
   Поэтому "вначале было слово...", поименовавшее, означившее ситуацию неразберихи как нечто осмысленное, понятное, овеществленное действием.
   Слово-мысль стало блуждающим центром жидкой кристаллизации.
   Короче, слово за слово и пошло поехало.
   До сих пор рот закрыть не можем, кривляя Первослово.
   Даже молчание Бытия под подозрением умолчания, театральной паузы.
   Человек как всегда заворожен лицедейством на сцене, а не духом театра.
   И идея Бога возникла, чтобы мы пребывали в сказке и не узнали "как это делается".
   "Взрослые придумали сказки, что бы обманывать детей".
   Будто бы сработанный пластикой нашего воображения Творец боится, что мы, прозревшие, ворвемся в его мастерскую с криком: "Хватит лепить горбатого из пластилина!".
   Уверен, узнав "как это делается" мы неизбежно будем лепить горбатого горбатым.
   Это эксперимент над экспериментаторами.
   Не манипулируй ибо манипулируем будешь.
   Хвост, виляя, становится собакой
   Круговое подглядывание за подглядывающими создает эффект скважины для ключа от всех замков.
..."Иногда представляю себе 4-мерных существ, для которых странные петли, ленты Мёбиуса, бутылки Клейна так же просты, понятны и не парадоксальны, как для нас пять копеек. Для них нет парадоксов, или у них пятимерные парадоксы?" 
   Парадокс это аберрация перспективы.
   Для двумерного существа наш мир исчисляем, но не представим.
   При условии универсальности математики, преодолевшей апории очевидности.
   Чем многомерней мир, тем больше степеней свободы.
   Трехмерные существа в двумерном мире предстают богами.
   Я в том смысле, что качество "жизни после жизни" зависит от готовности сознания обитать в n-мерном пространстве.
   Больше мерностей -- больше возможностей.
   В "Розе мира", допустим, Д.Андреев описывает ад как одномерный, точечный мир, где сознание чувствует себя заживо погребённым.
   Интенции схлопываются в сингулярность транссубъекта, что для "человеческого слишком человеческого" невыносимо.
   И как автор утверждает, за всю историю человечества в таком жутком положении оказались всего 6 великих человекомучителей.
   Рай для грешника хуже ада, его сознание, отягощённое эго, просто не сможет там обитать.
   По Сеньке и шапка, такскать.
   Но, как мне кажется, буддисты к сингулярному состоянию как раз и стремятся.
   Ад и рай для них равнозначная иллюзия.
   Оно и понятно -- "вышелушенному" до математической точки сознанию не страшна пустота.
   Переживать блаженство и страдания уже некому и незачем.
   Ничто естественное состояние сознания, но оно же и начало всех интенций(дхарм).
...Природа снимает напряжение календарными циклами.
   Человек включается в эти циклы по той же причине.
   Для меня "красная тряпка" регулярное многообразие "вечного повторения".
   К примеру, фрактальные структуры прекрасны, но утомительны.
   Глаз как бы привыкает к принципу их формирования и не ждёт ничего нового, кроме этих ажурных разводов, вырастающих друг из друга.
   С тем же задумчивым удовольствием, попыхивая сигаретой, наблюдаешь радужную игру бензиновых пятен в грязной луже, стоя на остановке. 
   Так же завораживают и законы природы во взаимопорождающей вязи.
   Ну, красиво, да... и это всё?
   Нет ничего скучнее звёздного неба на фоне нравственного императива в голове.
   Сознанию тесно в себе.
   Человек избыточное существо, он сопротивляется оККаменению.
   Метафоричность языка, плодящая сущности, единственная отрада.
   "Искусство нам дано, чтобы не умереть от истины" Ф.Ницше.
   Истины о том, что богу нечем нас удивить, кроме возможностей нашего воображения.
   "Мы бОльшие художники, чем думаем о себе", -- сказал тот же пышноусый.
   Ницше возвестил смерть антропоморфного Бога Библии, навязывающего фарисейскую мораль.
   Думаю, "бог философов" и убил своего мифологического двойника.
   Монотеизм породил кризис представлений о боге.
   Атеизм его родное чадо.
   Выдуманный Бог сам полез в удавку Ницше, тем самым сведя того с ума.
   И нас тоже.