А было мне 17 лет. Лето 1962 года, времена хрущевской оттепели. Жизнь казалось прекрасной, яркие краски, все залито солнцем, все цветет и благоухает. Первые влюбленности, первые наряды.
Особо нас не баловали, хотя отец был профессором, но ведь и семья не маленькая. А тут я закончила 10 класс с отличием и перешла в 11-й. Отец написал учебник и на семью свалились громадные по тем временам деньги. Родители решили не покупать мебель, о которой мама мечтала, и выехать на Черное море, невиданная роскошь по советским меркам. Пошили мне и маме по 2 ситцевых платья, купили купальники и соломенные шляпки и взяли билеты на поезд. Знакомые армяне снабдили нас рекомендацией к своим родственникам, которые проживали недалеко от Сухуми, в деревне Гумисте.
Население было преимущественно армянским, но захаживали и грузины, которым очень нравились 2 хозяйские дочки, чуть старше меня: Сусанна и Анджела. Обычно посещения грузин кончались кровавыми разборками на пляже среди братьев девушек с друзьями и пришлыми парнями. Одну меня из дома родители не выпускали.
На третий день нашего пребывания у хозяев умерла бабушка и, хотя мы жили в отдельной комнате во флигеле, но вопли плакальщиц было слышно очень хорошо. С похоронами не спешили, съезжались все близкие и дальние родственники, вся дорога до Сухуми была забита автомашинами приезжих. По саду носились радостные дети ( дети, они и есть дети), у каждого на груди красовалась розеточка в черной оборке с портретом покойной бабули.
Через пару дней родители не выдержали и договорились о переезде на турбазу «Синоп», куда сходились множественные туристические маршруты. Жили мы в большой палатке, как, впрочем, и остальные, вечерами играл оркестр ( армянский) и устраивались танцы. С большим трудом мне удалось уговорить родителей отпустить меня на танцы, впервые в жизни, 12-летнему брату вменялось в обязанность присутствовать и, если что, сигнализировать тяжелой артиллерии – папе.
Пляж наше семейство посещало в ранние утренние и в ранние вечерние часы , а днем мы бродили по городу, любовались знаменитым обезьяним питомником, гуляли по главной улице, носящей все еще имя Сталина. Кстати, по всей стране памятники ему сносились, но не в Абхазии, Грузии и Аджарии. Главную площадь города украшал громадный памятник вождю всех народов.
Мой трудоголик папа скучал. Несмотря на все протесты мамы, он все-таки захватил с собой портфель со своими бумагами и, то и дело норовил в него углубиться, где-нибудь на скамеечке.
На базар за фруктами мы поехали с мамой вдвоем. При выходе из автобуса, а я шла первой, какой-то местный житель схватил меня за руку:
- Ва-ах! Ка-а-кая девушка!
Следующая за мной решительная мама так огрела его сумочкой по руке, что он незамедлительно взвыл:
- Вай, какая мама! Мама, у тибе муж грузин?
- У меня муж – узбек и с вот таким кинжалом!
Разочарованный абориген исчез, как-будто его корова языком слизнула. Я хохотала, а мама возмущалась:
- Куда смотрит милиция?!
Она была очень наивной, моя мамочка.
Честно говоря, особой красавицей я не была, но молодость, свежая, слегка загорелая персиковая кожа, толстая коса ниже пояса...
Но самое интересное я расскажу после перекура ( моего, понятно.)