Воспоминания о М.Задорнове.
А почему мемуары? Разве автор был с ним знаком? Да! Знаком, но не в годы его литературного и сценического расцвета, а в детские и школьные годы.
В моём детстве у моего отца была в Юрмале государственная дача. Первый этаж и южную веранду двухэтажного деревянного дома занимала наша семья, а второй этаж и западную веранду семья тогдашнего Начальника Прибалтийской железной дороги Ю. Почепцова, с дочкой которого, Ириной, мы ежедневно общались. Ира старше меня на пять лет. Ей уже было пятнадцать лет, а мне шел одиннадцатый.
Ира, видя мою привязанность к ней, с ловкостью, доступной лишь искушенным женщинам, использовала меня в своих целях. То назначит меня своим «пажом», и я должен ей во всём помогать: подавать или приносить какие-нибудь вещи, понадобившиеся ей в данный момент, когда она загорает в шезлонге или читает, лёжа в гамаке. Или определит меня в «рыцари», когда мы на её взрослом велосипеде, где мне отводилось место на багажнике, едем на пляж, и где после купания я должен лежать на одеяле и охранять её велосипед, пока она минут на сорок уйдет к своим друзьям, загоравшим в метрах пятистах от меня.
Правда, за верную службу меня всегда ждало вознаграждение: шоколадная конфета, мороженое, разрешение прокатиться на её велосипеде или партия в настольный теннис, в который я ещё только учился играть.
Ира «страшно» любила и увлекалась кино. Она знала названия всех фильмов, артистов, режиссёров как советских, так и иностранных, фильмы которых шли на наших экранах. Рост выше среднего с плотной, но стройной фигурой, и волосы, собранные на затылке резинкой и спускавшиеся по спине распущенным хвостом, придавали ей взрослый вид, дававший возможность беспрепятственно посещать фильмы, на которые до 16 лет не пускали. Она бредила кино и хотела после школы поступить в ленинградский институт кинематографии. Её мечта сбылась, знаю, что после окончания института Ира пару лет работала на Рижской киностудии инженером монтажа.
Иногда мы ходили на пляж без велосипеда, и Ира, благодаря своей эрудиции в области кино и культуры, подробно мне рассказывала обо всех дачах, выделенных на нашей улице творческим работникам. Правда, сразу за нами располагалась одноэтажная дача какого-то генерала. Весь участок вокруг дачи зарос кустами лесного орешника и жасмина, сквозь которые ничего не было видно и слышно, поэтому о его обитателях мы ничего не знали, но догадывались, что детей здесь, тем более наших сверстников, нет.
Полной противоположностью смотрелась следующая дача. Посередине участка стояло большое деревянное двухэтажное весьма потрёпанное здание, земля вокруг которого плотно утрамбована ногами и практически без всякой растительности. Между редкими стволами сосен, старых елей и клёнов натянуты верёвки, на которых сушится белье, в основном детские вещи, купальники. Вокруг дома стоят потемневшие не первой молодости оцинкованные ванночки и вёдра, под открытыми окнами коляски со спящими младенцами. Эта дача со всей её территорией больше напоминает многосемейную шумную коммунальную квартиру. Сразу за забором на дачном дворе большая беседка-ротонда, в которой играют мои ровесники и маленькие дети.
Ира мне сказала, что эта дача выделяется работникам рижской киностудии, а мальчики в беседке это Миша и Дима Масс, сыновья знаменитого кинооператора рижской киностудии, лауреата Сталинской премии, Вадима Масс. Впоследствии Миша и Дима продолжили профессию своего отца и стали также известными кинооператорами.
Следующий за дачей «киношников» участок изрядно затенён довольно густо растущими стройными соснами и старыми елями. В глубине территории двухэтажный оштукатуренный дом, совсем не такой как остальные дачные дома из досок с верандами, в которых оконные рамы разделены перегородками со сложным геометрическим рисунком и застеклены небольшими стёклами, где встречаются и редкие: непрозрачные «морозко», красные, фиолетовые, зелёные или стёкла с орнаментом, полученным травлением плавиковой кислотой.
От калитки до дома идёт узкая дорожка из рифлёных бетонных плиток. К наружной двери в бельэтаж поднимается лестница с несколькими каменными ступенями, а сбоку от лестницы растёт большой папоротник. Земля под деревьями покрыта непримятым травяным дёрном, щедро усыпанным опавшими сосновыми иголками и шишками.
Окна и двери закрыты и зашторены, людей на участке никогда не видно. Хозяева сохраняют эту девственность природы, видимо, пользуясь лишь частью участка за домом. Как-то Ира мне сказала, что это дача писателя Николая Задорного, что в тот момент на меня никакого впечатления не произвело, если не считать того, что писателей я относил к небожителям. Ведь глядя на толстые, в несколько сот страниц, книги с трудом представлял, как может один человек, макая перо в чернильницу, написать столько букв и слов. Однако уже на следующий год мне попалась книга Н. Задорного «К океану», которая меня привлекла не только любимой мною морской тематикой, но и тем, что я уже знал, где летом живёт этот писатель, и знаком с его сыном. А дело было так.
Годом ранее, когда Ира показала мне дачу «киношников» я как-то, проходя мимо неё, увидел в беседке играющих с виду моих сверстников, остановился и стал смотреть на их игру. Визуально они меня знали, что живу я где-то рядом. Заметив моё любопытство и нескрываемое желание поиграть, они пригласили меня к себе.
«Как тебя звать?» - спросила очень миловидная девочка лет двенадцати на абсолютно правильном русском языке, но с небольшим приятным латышским акцентом, придававшим её голосу некий шарм. Я представился: «Вова», - но сам, к сожалению, её латышское имя не запомнил. Через пару лет видел её в двух латвийских фильмах. В одном у неё была эпизодическая роль без слов, в которой она играла крестьянскую девочку, помогавшую взрослым по хозяйству. В другом фильме она уже дочь богатого барина, подъехавшего на бричке с женой и дочкой к костёлу, и помогавшему им сойти на землю, где девочку-подростка оператор снял крупным планом.
Кроме девочки, в беседке присутствовали двое ребят, назвавших себя Мишами. Одного из них, со слов Иры, я уже знал. Это был Миша Масс. Второй Миша был светленький и такой же худощавый, как и подавляющее большинство десятилетних послевоенных мальчишек.
В такую игру я никогда не играл. Один участник отворачивался, и он не знал, с кого начали считать и на ком остановились. Декламировали считалочку: «Царь-царевич, король-королевич, рыцарь-портной… кто ты будешь такой?» Когда заканчивали считать, отвернувшийся называл одного из перечисленных персонажей, и тот, на кого выпадало, должен был изобразить характерные позы, движения и речь этого персонажа.
Ну, просто этюд для театрального вуза. Сразу видно, что здесь жили дети творческих работников. Давали пару минут на подготовку, а после прослушивания желающие дополняли или поправляли. Мой новый знакомый Миша прекрасно показал королевича или принца. Он ловко делал всевозможные поклоны и реверансы, как бы приглашая нашу единственную принцессу на танец, а потом, встав на одно колено, стал примерять ей на ногу её же домашний тапок, словно это была хрустальная туфелька. Все были в восторге, особенно девочка, почувствовавшая себя принцессой.
Вместе поиграли около получаса. За соседним забором послышался негромкий женский голос, звавший Мишу. Масс обратился к своему тёзке: « Задорнов, тебя домой зовут!». Миша попрощался со всеми, сказав, что он с родителями должен уезжать. Я понял, что это был сын Николая Задорного.
Вторая наша встреча с Михаилом Задорновым состоялась через пять лет в 1963 году, когда мы окончили восьмилетки, обучаясь в разных школах, и стали переходить в среднюю школу. Хоть я и был почти на год старше Михаила, но в первый класс из-за болезни пошел почти в восемь лет, поэтому и закончили мы восемь классов в один год. Но прежде чем я продолжу повествование, для более молодых читателей следует сделать пояснительное отступление.
По решению партии и правительства в 1962 году было принято постановление о переходе, начиная с 1963 года, с семилетнего начального образования на восьмилетнее, а среднего образования с десятилетнего на одиннадцатилетнее. Причём в годы учёбы в средней школе учащиеся получали не только Аттестат о среднем образовании, а также и профессиональное образование и специальность с разрядом по одной из массовых рабочих профессий: слесарь, токарь, ткачиха, швея, продавец, почтальон и т.д. Всё зависело от того какие предприятия, имевшие возможность предоставить учебную базу и практику, находятся в одном административном районе со школой.
Один день в неделю в течение учебного года теорию и практику осваивали на производстве, с середины мая до середины июня после 9го и 10го классов была производственная практика, а в первом полугодии 11 класса перед производственным экзаменом практика длилась около двух месяцев. Богатые предприятия детей из неполных или мало обеспеченных семей на время практик принимали на работу, выдавали им трудовую книжку и выплачивали зарплату ученика по профессии.
В целом решение было положительным. Около 20% выпускников школ после окончания действительно шли работать по полученной специальности или продолжили учёбу в техникумах и вузах по тому же профилю. Лично знаю пример, когда девочки учились на продавцов, и многие из них после школы поступили в торговый техникум или торгово-экономический институт, избрав для себя профессию специалиста или руководителя торгового предприятия.
Новая система образования расширяла кругозор, позволяла выбрать для себя будущую профессию, воспитывала трудовую дисциплину, способствовала взрослению. Но порождались и казусы. Ведь учащиеся одиннадцатых классов сплошь и рядом уже оказывались людьми, достигшими 18ти летнего возраста, т.е. совершеннолетними, со всеми вытекающими из этого проблемами: курением, употреблением алкоголя, а порой и необходимостью прервать учёбу из-за свадьбы или поздних сроков беременности.
Но была и ещё одна проблема – дети высокопоставленных или очень заслуженных людей, родители которых, а часто и сами дети, считали зазорным учиться на рабочего. Представьте себе дочь секретаря райкома партии санитаркой или штамповщицей, а сына писателя, лауреата Сталинской премии слесарем или токарем. Мамочки этих высокопоставленных детей устроили такой хай, что Минобразования пошло на уступки, создав школы с модным тогда химическим, а также физико-математическим или языковым уклоном. Это успокоило всех.
Мамочки радовались за своих чад, попавших в престижные школы, Чиновники от образования, уставшие от родительских скандалов, свободно вздохнули, а 80% учащихся этих элитных школ, и не собиравшихся «двигать» физико-математическую и прочие науки, продвигаясь по научной стезе, ставили перед собой задачу просто хорошо подготовиться для поступления в ВУЗы. И только добровольцы профессорско-преподавательского состава ВУЗов, которым и поручили образовательный процесс в этих школах (фактически по произвольным, ещё не утверждённым сверху программам) ставили перед собой лишь одну конкретную цель: выявить действительно способных к их профильным наукам ребят, чтобы ускоренно пройти с ними курс средней школы и университета, а затем двигать их по научной стезе.
Поэтому уже при подаче заявления о приёме в школу нас заставляли собственноручно делать приписку о том, что в случае моей успеваемости по профилирующим дисциплинам на « 3 (три)» и ниже, администрация школы вправе предложить мне поменять школу. Но пока в ещё только что реорганизованных школах предстоял приём учащихся. В отличие от обычных политехнических школ в «элитных» школах был письменный экзамен по профилирующему предмету, и следовало представить свои автобиографии (после 8го класса в 15-16 лет в лучшем случае на это хватило бы три строчки на тетрадном листке), но с подробным описанием биографии своих родителей.
Не могу сказать, что я настолько был увлечён физикой и математикой, чтобы поступать на физмат. Давались мне эти предметы без натуги, отметки за восьмилетку были высокими, и я, не скрывая этого, планировал просто более качественно выучить эти дисциплины для успешного поступления в будущем в технический вуз.
Сам вступительный экзамен мне запомнился тем, что в основном вопросы предлагались на сообразительность, и мне казалось, что две задачки из трёх я решил неправильно. В день объявления результатов шел в школу с мыслью, что «провалился», так забрать свои документы, но неожиданно увидел свою фамилию, имя и отчество в списке не менее чем из сорока человек уже сформированного «физического» класса, т.е. максимальное число фамилий, которые можно вписать в классный журнал. Прошелся глазами по списку, и читаю: Задорнов Михаил Николаевич. Больше знакомых не усмотрел.
Позже, уже в процессе учёбы, узнал, что подавляющее большинство моих одноклассников это дети партийных, советских работников, офицеров не ниже полковника и генералов, руководителей крупных предприятий, министерств и ведомств республики, деятелей культуры, а также профессорско-преподавательского штата вузов.
Не скрою, и я честно написал о своих родителях. Что мой отец, кадровый военный, прошедший финскую кампанию и всю В.О.В. с первого до последнего дня, имевший тяжелое ранение и пять орденов, не считая медалей, был подполковником госбезопасности и одним из руководителей контрразведки военного округа. А мой дядя, родной брат матери, комсомольский работник, оставленный в немецком тылу для организации партизанских отрядов, был тяжело ранен в бою с фашистами, после войны стал членом ЦК компартии и министром автомобильного транспорта и шоссейных дорог одной из прибалтийских республик. Правда, к моменту моего поступления в «элитную» школу и отец, и дядя уже ушли в мир иной.
На первом уроке, который проводила классная руководительница, зачитывавшая наши фамилии из журнала, мы вставали и рассказывали о себе: какую окончил школу, чем увлекаюсь помимо занятий. Так что все имели возможность запомнить и внешность и голоса новых товарищей.
Я ждал, когда вызовут Задорного, т.к. не мог вспомнить и сопоставить ту его прежнюю внешность ни с кем из присутствующих, ведь за пять лет мы из худеньких десятилетних мальчишек превратились в пятнадцатилетних юношей. Когда он встал, я понял, что на улице никогда бы в жизни не узнал его, да и голос стал совершенно другим.
На переменке я подошел к нему и сказал, что мы знакомы пять лет, познакомились в беседке на даче работников киностудии. Но он, не напрягая ни один мускул на своём лице, ответил: «Бывал на этой даче, но тебя не помню». Его подхватила с собой ватага одноклассников и на этом наш разговор закончился. В первый момент во мне проснулось чувство обиды, что этот модно подстриженный холёный в ладно сидящем на нём мужском костюме и модельных английских туфлях молодой парень не узнал меня. Но я успокоил себя мыслью, ну кто он для меня, ведь мой кумир – его отец, писатель Николай Задорнов.
Это теперь я понимаю, что был для него всего лишь каким-то соседским мальчиком «Вовой», которого он, то, и видел один раз. Позже мы к теме знакомства не возвращались, общались просто как одноклассники, не связанные между собой узами внешкольной дружбы. Такие же взаимоотношения были и между практически всеми учениками, ведь пришли мы из разных школ и за редким исключением нигде и никогда до того не пересекались.
За всё время совместной учёбы я ни разу не видел, чтобы Михаил проявил лидерские качества, собирал на перемене вокруг себя большую группу товарищей, что-либо эмоционально им рассказывал, например, анекдоты, острил. Он тогда не ходил на руках, не крутил колесо, и, вообще, на публике (людях) держался скромно, но с большим чувством непреклонного собственного достоинства. Сейчас говорят, что у его матери были дворянские корни. Охотно в это верю, чувство «белой кости» наблюдал за ним на протяжении всей жизни.
Отсутствие коллективных внеклассных мероприятий не способствовало сплочённости в классе, да и нагрузка навалилась по семь-восемь уроков шесть дней в неделю (субботы тогда были рабочим днём) и плюс почти ежедневные обязательные факультативы. Дружить и общаться ученикам нашего класса стало просто некогда.
Я уже жил тогда в новом микрорайоне на окраине города, и дорога от дома до школы с учётом поездки на трамвае занимала один час, столько же и обратно. Вставал в шесть, в семь выезжал из дома, в восемь начинались уроки. И возвращался домой в шесть, в семь вечера страшно голодный, т.к. в школьной столовой самообслуживания выстоять очередь и успеть поесть за двадцать минут большой перемены, не опаздывая на следующий урок, не успевал, да и школьные обеды сытностью не отличались.
Вечером дома после плотного ужина садился за домашние задания, которых набиралось больше, чем в обычной школе. Иногда часам к одиннадцати засыпал, сидя за столом, за уроками. О занятиях спортом, прогулках на воздухе и встречах с друзьями пришлось забыть. Только в воскресенье после пробуждения без будильника часов в десять, и выполнения заданных на дом уроков удавалось вырваться на два-три часа в город.
Где-то в середине октября на уроке рисования, который шел последним, восьмым уроком, уставшие и безразличные к предмету многие ученики стали играть между собой в «Морской бой», пряча расчерченный для игры листок в учебнике на парте. Михаил же сидел на одной из первых парт и просто читал художественную книгу.
На призыв учителя убрать с парт посторонние книги учащиеся не отреагировали. Тогда учитель подошел к ближайшему к нему ученику, которым оказался Михаил, и схватил его книгу. Но Михаил ловко успел уцепиться за книгу со своей стороны и не отпускал её. Ситуация грозила перерасти в силовое противостояние ученика и учителя. Понимая недопустимость этого, учитель отпустил книгу, но тут же выпалил Задорнову: «Немедленно выйдите из класса!».
Михаил взял свою книжку и стремительно вышел из аудитории, оставив дверь открытой нараспашку. После звонка учитель попросил позвать к нему Михаила, но того в коридоре не оказалось, он ушел, оставив на парте свою плоскую папку для конспектов из кожзаменителя с закруглёнными углами на застёжке молния. Это был последний раз, когда мы виделись в школе. Михаил Задорнов первым из нашего класса перешел в другую школу.
Быстро наступил конец октября, но, несмотря на прохладную сырую погоду и листопад, уроки физкультуры проводились на открытом воздухе, на школьном дворе. Я сильно простудился и заболел. Пришедшая ко мне участковый врач, констатировала не только ОРЗ с температурой, но и общее вегетативное расстройство, связанное с резкой потерей веса (за два месяца я похудел на пять килограмм, изначально не имея избыточного веса), хроническим недосыпанием и крайней переутомлённостью молодого неокрепшего организма.
Уровень моих школьных отметок в силу вышеперечисленных причин, причём практически по всем предметам, приобрел тенденцию к снижению, что никак не соответствовало моей довольно высокой успеваемости в восьмом классе. Поэтому на семейном совете приняли решение, что если я не собираюсь поступать на физмат, то подготовиться по математике, физике и другим предметам к поступлению в технический вуз можно и в обычной средней школе, как это делают ежегодно миллионы выпускников, если, конечно, серьёзно учиться, а не «валять дурака».
Поэтому после выздоровления в середине ноября я без проблем перешел в обычную политехническую среднюю школу. Позднее узнал, что из моего физико-математического класса за год по разным причинам ушли порядка десяти учеников.
Следующая моя встреча с Михаилом Задорновым произошла через пятнадцать лет. К тому времени Михаил закончил МАИ и постоянно жил в Москве, где уже был известен как заядлый КВНщик и один из руководителей, режиссёров и авторов постановок студенческого театра. Он с 1974 года печатался в периодике с юмористическими рассказами. Как сейчас бы сказали «был известной личностью, но ещё не звездой».
Я к тому времени тоже, закончил институт, отслужил в армии, работал старшим инженером на производстве, где был активной «затычкой» во всех общественных организациях, состоял соискателем заочной аспирантуры, по вечерам подрабатывал преподавателем в университете, женился.
Мы с женой тогда выписывали очень популярную в те годы в Риге русскоязычную газету «Советская молодежь», последняя страница которой несколько раз в месяц отдавалась «Осе» (отделу сатиры и юмора этой газеты). Здесь печатались юморески, не политические анекдоты, юмористические фразы и изречения. Достаточно вспомнить конкурс юмористов Риги и Одессы, организованный этой газетой, где и родилось крылатое выражение: « И Рига, и Одесса красавицы, но Одесса уже мама». Так вот в 1978 году решила газета «СМ» провести конкурс юмористов, принять участие в котором приглашались все желающие.
Меня стала уговаривать жена: «Ты в компаниях часто становишься тамадой, знаешь много анекдотов, шуток, приколов, остришь смешно и весело, попробуй свои силы в этом конкурсе». Отказать жене я не мог, тем более, что она обещала на работе отпечатать мне на печатной машинке мои ответы на вопросы первого тура конкурса. Естественно об этом узнал весь её отдел, включая начальницу, жену высокого чина нашего республиканского Совмина. Они «хором» посмеялись, улыбнулись моим ответам, и тут начальница на ушко говорит моей жене: « А твой муж не боится писать под своей фамилией, он ведь стоит в резерве на должность главного инженера такого большого и известного предприятия. А вдруг КОМУ-ТО ТАМ НАВЕРХУ что-то не понравится, могут на карьере твоего мужа крест поставить, не любят наши «СП» (старые пердуны – прим. моё) юмор».
Выбор псевдонима по настоянию моей жены прошел за одну минуту. Я с закрытыми глазами раскрыл телефонный справочник и ткнул в него ручкой, угодив точно в фамилию - Б.Гамбургский. Под этим псевдонимом я участвовал в конкурсе и потом, став его лауреатом, напечатал в газете несколько юморесок. Когда конкурс подходил к концу, редакция пригласила на финал конкурса десять участников, набравших наибольшее количество призовых баллов, в числе которых оказался и я.
Финал проводился 31 марта в помещении кинотеатра, где в зрительном зале кроме экрана имелась сцена, фойе с паркетным полом для дискотеки и «барчик» с алкоголем. Зрителей-болельщиков и организаторов (работников редакции и горкома комсомола) набралось человек сто, а вот приглашенных участников финала вместе со мной только – пять. Как оказалось, один финалист жил далеко за пределами Латвии (тогда любую газету можно было выписать в любой точке союза вне зависимости от того, где она издавалась). Ещё один приболел, а трое оказались занятыми на производстве (комсомольские лидеры, оторвавшиеся от трудящихся масс, забыли, что народнохозяйственный план выполняется с помощью аврала в последний день месяца и, тем более, квартала в 23 часа 59 минут).
Задержались с началом минут на сорок, пока всё выясняли. Потом объявили дискотеку. Народ разделился между баром и танцполом. Но организаторы, нас финалистов, выловили в толпе и собрали в небольшой комнате. Объявили, что неявку участников считать по уважительным причинам, но финал больше не проводить. У финалистов собрали тексты юморесок, которые они должны были подготовить для сегодняшнего финала, сказали, что когда тексты соберут у всех финалистов, отберут лучшие и напечатают, а места с первого по третье определит жюри, и результаты объявят через газету. А сейчас нас всех ждёт сюрприз, к нам в гости едет восходящая звезда юмора из Москвы, наш земляк, Михаил Задорнов.
Расселись в зале и ждали ещё минут десять. М.Задорнов появился в окружении горкомовских комсомольцев откуда-то из запасного выхода, на ходу сбросил куртку и в два прыжка оказался на сцене. Прервав жестом руки наши аплодисменты, он поздоровался и поздравил присутствующих с наступавшим на следующий день 1 апреля (Днём смеха и юмора) и с финалом конкурса юмористов. Потом он минут десять рассказывал про свой студенческий театр, затем прочёл свой новый юмористический рассказ, и спросил, какие будут вопросы. Его попросили рассказать то ли о начавшемся, то ли о планировавшемся сотрудничестве с журналом «Юность». «Всё скоро узнаете из прессы», - коротко ответил Михаил, и дал знак ведущему вечера, чтобы тот объявил, что Задорнов опаздывает на самолёт и наша встреча заканчивается. Михаил на ходу попрощался с присутствующими и также быстро исчез через запасной выход, как и появился. Моя задумка перехватить его после выступления потерпела фиаско.
А как же закончился конкурс юмористов, спросите вы? Вскоре в газете объявили фамилии участников, занявших места с первого по третье, и были напечатаны шесть коротеньких юмористических рассказиков, как было сказано, победителей и лауреатов. В их числе (лауреатов) и мой, который я привожу здесь:
Но небольшая пред история. В те годы можно было купить дефицитные книги в обмен на 20 кг. сданной макулатуры. Это было модно и стало повальным увлечением довольно многочисленных советских читателей и любителей собирать домашние библиотеки. Чтобы получить желанный талончик, люди собирали всё. Между газет клали использованные трамвайные билетики, упаковки от сигарет, грязные салфетки после праздничного стола и даже, извините, использованную туалетную бумагу, которая, к слову сказать, тоже была дефицитом. Что, естественно, породило массу анекдотов и стало благодатной почвой для юмористов.
Страдания книголюба.
Весы показывали 18 кг. 900гр. В доме больше не оставалось ни клочка бумаги. В унынии взял ножницы и отмерил полпростыни, как-никак, хлопчатобумажная. Ещё раз окинул взглядом комнату.
Эврика! Обои!? Через пять минут весы показывали 19 кг. 990 гр. Лихорадочно пульсировала мысль. Картонные стельки моих домашних тапочек легли на весы. «Динь-динь-динь-динь» - закачалась стрелка у отметки 20 кг.
… Поднял голову. Нежно отсвечивали на стенах обои. Опустил ноги с дивана, пятки привычным движением легли на картонные стельки комнатных тапок. В прихожей продолжал звенеть звонок: «Динь-динь-динь-динь».
… Пока гости снимали пальто, я развернул подарок. В носу приятно защекотало от запаха свежей типографской краски. В моих руках лежали «Три мушкетёра». Да, хорошо иметь друга, у которого жена работает в книжном магазине.
… «Динь-динь, динь-динь, динь-динь» - из последних сил надрывался будильник. Я, наконец, открыл глаза. Пора было вставать и собираться на работу.
***
Уже через пять лет М.Задорнов, знаменитый на весь Союз исполнитель своих юмористических рассказов, стал профессиональным писателем, и навсегда забыл то, чему учился в московском авиастроительном институте. И я тоже через пять лет дорос до должности Генерального директора крупного предприятия, и вынужден был до выхода на пенсию забросить свои упражнения в литературном творчестве.
Года три назад, уже будучи «пенсионером со стажем», увидел на сайте «Проза ру» страницу М.Задорного с его фотографией. По закрытой переписке написал ему, напомнил уже известные вам факты нашего с ним знакомства. В конце только попросил его согласие на передачу в дар рижской библиотеке им. Николая Задорного по несколько экз. изданных мною моих книг. Эту библиотеку в 100 летний юбилей отца открыл в Риге М. Задорнов, он же и содержал её на свои средства. Правда, сейчас, после ухода Михаила, библиотеку закрывают, т.к. нет средств на её содержание.
Ответа на своё послание я не получил. А вскоре страница М. Задорного на Прозе закрылась. Поползли упорные слухи, что М. Задорнов к ней отношение не имеет, что эта страница фейковая.
Вот так и закончилось моё общение с Михаилом Задорновым. Я горжусь тем, что мне выпало счастье быть современником этого яркого и бесспорно талантливого русского человека, патриота своего отечества.
Букулты Владмир Пантелеев
Ноябрь 2017 года.