Сегодня она проснулась очень рано. Наверное, это её состояние даже нельзя было назвать «проснулась», потому что сознание ещё не освободилось полностью от причудливо перепутанных остатков снов. Она любила это состояние – оно напоминало ей о детстве, когда в сны вплетались впечатления прожитого дня, а день будущий ждал впереди и всегда был полон удивительных событий - словно сон…
Она лежала с закрытыми глазами, но через сомкнутые ресницы видела – нет, не видела, а, скорее, ощущала - что небо светлеет. Она никогда не зашторивала большое окно около кровати, чтобы, ложась спать, видеть звёзды, а утром просыпаться от солнечного света.
Но сейчас солнце ещё не встало. Она открыла глаза. Неясная желтовато-розовая дымка витала над черепицей крыш, и она подумала, что, скорее всего, трудно определить, является ли этот неуловимый цвет лёгкого утреннего тумана отсветом от крыш, или это обусловлено приближающимся рассветом. Дымка словно перетекала от более густого, вязкого тона к тончайшей кисее лёгкого пепельно-розового оттенка. Крест на куполе Duomo di Firenze был едва виден, очертания крыш расплывались, а пятна тёмных окон выглядели на рыжих стенах размытым маренго. Сфумато*…
Она любила эту технику: когда в рисунке нет чётких контуров предметов, фигур и лиц, когда линии и тона перетекают друг в друга, образуя ту неповторимую атмосферу изображения, которая и притягивает взгляд. Так она писала свои картины и рисовала акварели. Акварель сама по себе позволяет делать плавные переходы цветов и оттенков, а размытость – её неотъемлемое качество, но кропотливая работа по передаче полутонов нравилась ей особенно. Изображение становилось совершенно объёмным и при этом как будто тающим в фон. Она могла часами добиваться минимального различия в оттенках цвета, и тогда написанные предметы и лица исчезали, словно в дымке, что придавало её работам необыкновенную глубину. Порой казалось, что её картины продолжаются дальше, за границы изображения, и там есть какой-то скрытый от обычного взгляда, тайный мир. Так зритель незаметно и неосознанно погружался в нарисованное, становился частью его, словно втягиваясь в пространство, созданное рукой художницы, и уже не хотел его покидать, попав под магию и очарование переходящих друг в друга образов. Сфумато…
Её взгляд на мир и восприятие этого мира словно продолжали её технику в живописи. Она мыслила скорее какими-то эмоциональными образами, чем конкретными понятиями, эти образы перетекали друг в друга, взаимодействовали между собой, не создавая противоречий, и, переплетаясь, создавали её мир, в котором всё было гармонично, а то, что диссонировало с её пониманием гармонии, было словно вне пределов картины. Нет, конечно, она понимала, что в мире вокруг были картины и других художников, со своим отражением, восприятием и гармонией, но она относилась к ним, словно к выставкам разных направлений в живописи, из которых ближе всего ей была техника сфумато…
Ей порой казалось, что и свою жизнь она проживает, словно пишет сфумато. В своих отношениях с людьми она старалась избегать острых углов и конфликтов. Немногословность, замкнутость и скрытность сделали невозможной для неё работу в коллективе, хотя она делала такие попытки, получая время от времени заманчивые предложения от рекламных агентств. В конце концов, она поняла, что комфортнее всего чувствует себя в своей крохотной мастерской на мансардном этаже в одном из старых кварталов Флоренции. Здесь она уже несколько лет снимала жильё, здесь писала свои картины и сюда же возвращалась, если уезжала продавать работы в Генуе или Риме. Это маленькое жильё нравилось ей прежде всего тем, что из окна город был, как на ладони, а ещё хозяйка наведывалась редко и не упрекала за беспорядок.
Она жила одна: дружить не умела, а сердечные отношения как-то не складывались. Не то чтобы она была дурна собой или имела неуживчивый характер – вовсе нет, дело, скорее всего, было в том, что её эмоциональный мир состоял не из чувств, а, скорее, из оттенков чувств или даже тончайших полутонов этих оттенков. Она не выдерживала прямолинейности и эмоционального натиска тех, с кем сводила её судьба, не могла ответить страстью на страсть, поскольку у неё такая страсть и не возникала, и постепенно убеждалась в том, что ей лучше пока быть одной, чем терзаться чувством вины, будучи упрекаемой в холодности и равнодушии. Но надежда на гармоничную взаимность в любви всё же не покидала её: неясное, но нежное чувство зрело в ней, ожидая своей весны. И, когда она по утрам смотрела на своё отражение в зеркале, и когда ночью ложилась спать - она каким-то внутренним зрением видела своё будущее прекрасным и счастливым, хоть и не совсем отчётливым, неясным среди препятствий на пути к нему… Сфумато…
… Она опять закрыла глаза. Солнце уже взошло и ярким сполохом коснулось стены рядом с кроватью. Сквозь сомкнутые ресницы она различала эту яркость возле себя и словно ощущала её внутри. Мысли о предстоящих делах вырисовывались где-то на заднем плане картины наступившего дня, а на их фоне ей виделось что-то необыкновенное, удивительное, как в детстве - что-то из давно забытого сна. Её сегодняшнее будущее проступало перед её закрытыми глазами слегка неясным, но определённо ярким пятном, как явление невидимого мира, как тончайшие переходы акварели, ускользающие вглубь событий и уносящие её в новый творческий день. Сфумато…
***
Цикл "Римские каникулы"
*
СФУМАТО. В живописи Ренессанса эффект сфумато (итал. sfumato — «нечеткий», «размытый», «затушеванный», буквально — «исчезающий, как дым») изображался через смягчение очертаний фигур и предметов с помощью живописного воссоздания окружающей их световоздушной среды. В теории и художественной практике первооткрыватель этого приема - Леонардо да Винчи. У предметов на его картинах нет четких границ, они растушеваны и «рассеяны, как дым», изображения словно проникают одно в другое.