Глава тридцать четвертая
Сентябрь-октябрь 1988 года
Хмурый день конца сентября еще с утра не обещал быть продуктивным. Сначала моросил дождичек, днем повалил хлопьями мокрый снег, облепив деревья мохнатыми тяжелыми шапками. Но к вечеру весь снег сошел в виде капели, так как температура поднялась до +2°. В такую погоду все зверье сидит в норах. Но у геологов было еще много «незавершенки», и на следующее утро Наумову чуть ли не пинками пришлось выгонять группу из палаток и отправлять к устью Безымянного ручья.
Этот маршрут и в хорошую погоду был самый утомительный, поэтому Наумов сам возглавил группу из пяти человек. Идти пришлось по глубокому снегу, который кое-где доходил до колен, так как вся набитая геологами тропа была скрыта под заносами. До ручья геологи добрались промокшими насквозь…
- Если такая погода будет держаться еще неделю, нам придется голодать! – пробурчал вечно недовольный Приходько, сбрасывая с плеч рюкзак. – Крупы у нас на исходе, «тушняк» тоже.
- На Западе есть поговорка, что если человек в жизни не испытал голода, войны и любви, он не может считаться полноценным человеком. Я, конечно, и голод, и смертельную опасность, и тем более любовь не раз испытывал в своей жизни, но все-таки не хотелось бы обновлять эти впечатления, кроме, разве что, любви, - улыбнулся Наумов. – А голодать мы не будем, Приходько! Найденов принесет что-нибудь из тайги.
Приходько вдруг рассмеялся, и Наумов удивленно посмотрел в его сторону.
- А ведь расскажи сейчас какому-нибудь закоренелому горожанину о том, как же хорошо лежать на спальнике в палатке сытым, около жаркого костра… Он подумает о тебе как о ненормальном. Потому что он до этого не промок до костей, не продрог на ветру и не испытал приступа голода. У него всегда под боком холодильник, со всякими яствами, а рядом с его домом - магазин. О костре он даже не думает — есть центральное отопление. Моя пища, которую я с таким аппетитом уплетаю у костра, у него вызовет только брезгливое недоумение. А я вот счастлив в такие моменты, надо же!
- Ладно, братцы, давайте работать! – прервал философские изыски геолога Наумов. – Погода с каждым днем становится все хуже, а у нас еще дел невпроворот!
Пока геологи ставили колышки, отмечая границы разведанной залежи, а Наумов наносил кроки на свою карту, одновременно делая пометки в рабочем блокноте, небо прояснилось, и ударил морозец. Ручей начал парить, будто воду кто-то подогревал со дна. Шуга, которая шла по ручью редкими шапками, пошла вдруг так густо, что этого нельзя было не заметить.
- А ведь ручей вот-вот остановится! – сказал Стоянов, глядя на мутные от шуги воды. – А это значит, ударят полноценные морозы. И как мы будем выбираться из тайги, командир?!
- За нами пришлют вертолет! – уверенно ответил Наумов, хотя сам был далеко не уверен в этом. – Не переживай, Стоянов, выберемся! Просто из-за погоды с сегодняшнего дня у нас прибавилось работы, поскольку до морозов мы все изыскания должны закончить.
Но до вечера геологи мало что смогли сделать, ведь им предстоял еще и обратный путь.
Утром, когда еще все спали, Найденов попытался, как обычно, выйти на охоту, но из этого ничего не вышло. Мокрый снег, схваченный ночным морозом, превратился в пористый лед, по которому идти стало чрезвычайно неудобно: нога продавливается глубоко под ледяную корку. Найденов вынужден был вернуться и впервые надеть короткие широкие лыжи. Они загремели по насту, словно телега по брусчатке, не оставляя при этом на насте даже чуть заметных следов. Словом, грохот стоял невообразимый. Нечего было и мечтать о какой-то добыче при таком шуме, который производили лыжи проводника. Несмотря на это, он все-таки умудрился подстрелить глухарку. Однако после его лыжной прогулки лыжи сточились так, будто их обработали наждаком.
- Еще пару таких походов, и мои лыжи превратятся в папиросную бумагу! – сказал Найденов, показывая лыжи Наумову. - Нужен свежий снег!
- Да где ж я вам его достану, батенька?! – шутливо развел руками Наумов. – Вы лучше скажите, что нам-то теперь делать? У нас ведь нет лыж, а работы на ручье нужно заканчивать!
- Я тебе вот что скажу, Марк Вениаминович! – ответил проводник. – Ты вот не обращаешь внимания на состояние людей, а зря! Я же вижу, что геологи твои стали более безразличным ко всему. Их не шибко волнуют уже мои неудачи на охоте, они не переживают непогоду так бурно, как раньше. А это явный признак усталости. И моральной, и физической. И я знаю, чем это объяснить. Однообразием обстановки и отсутствием перемен, нескончаемыми трудами, которые изматывают людей. Смотри, Марк Вениаминович, они сейчас очень быстро устают, хотя работают и таскают гораздо меньше, чем в первую половину сезона, летом. Зато все время хотят есть и спать. Очевидно же, что это реакция организма на переутомление. Что же, если организм требует, надо, пока не поздно, удовлетворить его потребности, чтобы потом не произошло необратимых явлений типа истощения нервной системы.
- И что ты предлагаешь, Дмитрий Никифорович? – удивленно воззрился на проводника Наумов. – По-твоему получается, что здоровая пища и сон — лучшие лекарства против переутомления. Так что, заставим людей лечиться сном и повышенным питанием?! А как же работа?!
- Ну-у, вообще-то я хотел сказать тебе, что пора сворачиваться! – проводник взглянул на начальника экспедиции с укоризной. – Люди твои устали!
- Подожди, Никифорыч! – снова заговорил Наумов. – Никто же не болеет, все здоровы. Работу делают, как положено…
- Да не о том ты говоришь! – перебил Наумова проводник. – Не болеют лишь потому, что в тайге воздух настолько целителен, что, даже если и захочешь заболеть, не получится. Да, здесь климат суров, но здоров. И пот, который льется из тебя ручьями, тоже здоровый. Жаль только, что у людей запас прочности имеет свой предел, и лучше этот предел не превышать. А я, Марк Вениаминович, хочу тебя предупредить: когда ударят морозы, ходить по тайге станет опасно. Вот почему: под тяжестью навалившегося снега лед в реках проседает, и из промоин выступает вода, заливая поверхность льда на многие километры. Причем, сверху ее не заметно, так как снеговая толща не вся пропитана водой. И это усугубляет положение, ибо под рыхлым снегом вода не промерзает даже в тридцатиградусные морозы. Это на реке, но в лесу-то не лучше! Из-за оттепелей и повышения температуры снег в лесу покрывается ледяной коркой – настом. И это – еще одна опасность! Наст, если крепкий, меня и тебя, допустим, выдержит. Моргунов же, или Юрченко легко его пробьет, продавит, достигнув разжиженного водой снега. А если ты в мороз где-нибудь вдруг запорешься в воду — тогда каюк! Как, скажи мне, товарищ начальник, мы будем двигаться в базовый лагерь? Вот то-то! Пора сворачиваться, Марк Вениаминович!
Невзирая на предупреждение проводника, Наумов на следующий день все же вывел группу на маршрут, хотя с ночи опять повалил снег. Наумов палкой попробовал крепость наста и решил, что он достаточно прочен. Но очень скоро Наумов убедился в справедливости слов Найденова: рыхлый снег, упавший сверху на ледяную корку, не только не держит тяжесть человека, но еще и предательски коварен, ибо скрывает ледяную воду, особенно сильно разливающуюся после ночного снегопада. Вляпаться в воду очень скоро уже не являлось событием. «Забурунивался» Наумов регулярно, с интервалом в пол километров, как бы осторожен и внимателен ни был. Когда искупались по… верхушки бедер все пятеро, Наумов решил повернуть назад. Обратный путь отнял остаток сил, и геологи последние метры до лагеря буквально ползли. Преодолевая боль, появившуюся в ногах, которая сводила мышцы до судорог, они волочились, стиснув зубы. А тут еще тяжелые рюкзаки… Геологи тащились, считая уже не километры и метры, а каждый шаг, каждое движение.
- Ты был прав, Никифорыч, - выдавил из себя Наумов, падая в снег у палатки. – Как же ты был прав!