Кто мы? Откуда мы? Кому мы поклоняемся? У кого защиты просим, для нас и детей наших. Пришли и сели на земли эти. Городище городить стали. И путь наш обагрен кровью отцов и дедов наших. И будем же достойны памяти их, памяти князя Уза. Узичи мы, и никогда и никому не платили дань мы. На том стоим и стоять будем…
Извилист и тернист был путь узичей. Когда народ их, обессиленный и обескровленный постоянными набегами, решил заключить мир со степняками и откупиться данью, откололись они от племени своего и ушли за князем Узом на север.
Никогда бы я сам не разобрался во всем этом, не мое это, меня тянуло писать, разукрашивать страницы хитросплетением диковинных птиц и животных. А я корпел над трудами арабских путешественников, славянскими летописями, европейскими хрониками. Собирал по крупицам. Там строка, там абзац, там слово. Без Доктора Айболита ни за что не справился бы. Он иногда бросал свою работу и целыми днями просиживал со мной, комментируя, поясняя, направляя.
- Ну, вот и вся история, – подвел он итог. - Три века просуществовало племя, скитаясь в поисках безопасного места, тучных пастбищ, и миролюбивых соседей, с которыми можно заключить союз и вместе борониться от ворогов. Пока не началось великое переселение народов, пока не оказались они на пути орд гуннов и не канули в Лету. Кто знает, может, двинулись они с гуннами покорять Рим и растворились в этой людской массе без остатка. Или погибли все, оставшись верными памяти князя своего.
Доктор Айболит просматривал мои записи и говорил шепотом, чтобы не мешать другим, и в первую очередь, моей соседке, которая тихо посапывая в нос, разрисовывала книгу в арабском стиле, краем глаза я мог видеть очертания луны и всадника на тонконогом скакуне.
- Чему нас учит история? Либо ты силён и берёшь дань, либо ты слаб и ее платишь. Либо тебе нет места в этом мире. И даже не важно, силён народ или нет. Важно силён ли его лидер. И если он силён, жесток и коварен, мир может содрогнуться. Но в первую очередь содрогнется тот народ, которым он правит.
- То есть, вы хотите сказать, что у маленького славного, но гордого племени нет шансов выжить.
- Не было. Наступал момент, когда вождь должен был сказать, нас слишком мало, чтобы воевать. Мы все погибнем. Нужно сдаться на милость победителя и переждать трудные времена.
Все было готово, оставалось переписать текст начисто, дать волю фантазии и разукрасить страницы узорами. Но я ещё не выбрал стиль. Над этим следовало подумать. Хорошо подумать. Завтра. А сегодня пора домой.
Ослик каждый день провожал меня до библиотеки, а потом домой. Ночевал он в нашем дворе, пощипывая первую весеннюю травку и обгладывая декоративные кусты. Это было не по правилам, мы не могли держать его у себя во дворе, но это был его выбор. Я с ним разговаривал, но никогда не садился верхом. Он вёл себя с достоинством, на контакт не шел, но ходил за мной как привязанный.
Возле ослика я увидел её, ту, что писала книгу в арабском стиле. Она отчитывала бедное животное и нежно, любя трепала его за ухо:
- Предатель, как ты посмел. Ты же у меня с рук ел. А какое я тебе седло купила. Ручная работа. Такого седла нет ни у кого. А ты меня предал.
Я понял, кто ездил на нем раньше. А он отказался исполнять свои обязанности и выбрал себе нового хозяина. Мне её было жаль. Я не стал подходить к ним, пусть разбираются, их семейное дело. Я обошел ослика стороной и направился домой. Отойдя на приличное расстояние, я все же обернулся, любопытство взяло верх. Ослик так и стоял, опустив голову, возможно, ему было стыдно, а она, присев на корточки, что – то ему выговаривала. Мне стало обидно. Я стал привыкать к этому безобидному животному. У меня появилось ощущение, что меня предали. Ослик не пошёл за мной. Вот досада. Я все-таки надеялся. Там люди предают животных, приручают, а затем бросают их за ненадобностью. Здесь же всё наоборот. Здесь животные тебя выбирают. Нам, собственникам, трудно в этом мире, где нет ничего своего. Да и не привык я, чтобы меня выбирали. Гордость не позволяет.
Первый вопрос, который задала мне жена, был:
- А где ослик?
Я только развел руками.
В тот вечер я занялся хозяйственными делами. Крышу нам починили, а липа так и осталась лежать во дворе, её ещё предстояло распилить на дрова. Зимой пригодится, если не нам, так кому-то. За забором туда-сюда сновала Колобок. Соседа я не видел с того самого дня, когда он играл на гармошке. А Колобок то и дело попадалась на глаза. Здоровалась, но в разговор не вступала.
- Не очень общительная у нас соседка,- сказал я жене.
- Она боится.
- Кого?
- Себя боится. Она же Колобок. Найдет на неё что-нибудь, и покатится она дальше. И будет катиться, пока её кто-нибудь не съест. А тут ей хорошо. Ей так хорошо нигде не будет. И она это понимает. Но природа иногда берет верх. И ты ничего с собой не можешь поделать.
- Изъян?- спросил я.
- Он самый, будь он неладен.
- А еще какие бывают изьяны?
- Тебе лучше не знать. Впрочем, поживешь - увидишь. Мужчинам проще. У мужчин это называется слабости. И воспринимаются они как должное. А у женщин - изъян. Чувствуешь разницу?
Продолжение следует. http://www.proza.ru/2017/12/12/1783