В следующем году Надежда Зарецкая снова курировала пионерские лагеря, на сей раз детский отдых, как и несколько лет назад, организовали в Геническе. Отдых удался на славу: все дети были довольны, родители тоже благодарили.
А в сентябре — вдруг вызов в прокуратуру. Оказывается, кто-то написал заявление о финансовых нарушениях — и вот Надежду Васильевну как участника проверки пригласили к следователю.
— Что за чепуха, я же твердо знаю, что никаких нарушений — особенно по линии профсоюза — не было и быть не могло! — недоумевала Надежда. Но вызов есть вызов: пришлось идти в тот деревянный барак, что стоял по соседству с трестом...
Борис Карлович Шульц, старший следователь прокуратуры, был Зарецкой известен — понаслышке: суровый, требовательный, неподкупный. И вот она открывает дверь в его кабинет. Заходит. Машинально смотрит в окно — и понимает, что через него видит окно собственного кабинета...
За столом у пишущей машинки сидел интересный молодой мужчина с красивой волнистой шевелюрой, в прокурорской форме, которая очень шла ему. Сидел и молчал, барабаня по столу пальцами: было слышно, как постукивает обручальное кольцо. Надежду Васильевну поразили его глаза — серо-зеленые, с особой сверлящей искоркой. Когда она шла к следователю, то почему-то представляла его пожилым сухощавым, жилистым человеком с блеклыми глазами и тяжелым подбородком.
Надежда слегка улыбнулась своим мыслям; хозяин кабинета внезапно нахмурился. Наверное, он привык, что к нему заходили робко и со страхом в глазах. Но у Надежды, которая не чувствовала за собой никакой вины, визит к нему вызывал лишь любопытство.
— Я, — подняв голову и окинув его своим прозорливым ярким взглядом с нескрываемой полуулыбкой Надежда Васильевна Зарецкая произнесла, — пришла по вашей просьбе,
Похоже, такой тон Шульцу пришелся не по душе. Он как-то насторожился и громким голосом произнес:
— Во-первых, гражданка Зарецкая, у нас не просят, а вызывают, а во-вторых, подпишите этот документ — подписку о невыезде.
Такого поворота событий Надежда Васильевна никак не ожидала. Она порядком разозлилась и на тон красавца-следователя, и на его заявление. Нет, он положительно вывел ее из себя! И, совершенно не сдерживаясь, звенящим от раздражения голосом Зарецкая так же громко отчеканила, сверля его глубоким умным взглядом.
— Да как вы смеете со мной таким тоном разговаривать? Кто, кто позволил вам так себя вести? Запомните и зарубите себе на носу: не вы меня на нашу ударную стройку приглашали и не вам! Слышите? Не вам решать, уезжать мне отсюда или оставаться!
Кажется, зазвенели стекла во всем дощатом здании прокуратуры. Однако всплеск эмоций подействовал: следователь отсоединил диктофон, который подключил, как только Надежда Васильевна вошла в кабинет, и стал дружелюбнее.
— Присаживайтесь...
На второй день после этого происшествия Надежда сама себе удивилась: захотела снова его увидеть. Обычно утром, после десяти часов, Надежда уходила в банк или же по предприятиям. Но в тот день она никуда не пошла, почему-то ждала от следователя звонка, и не ошиблась.
Когда в одиннадцать часов зазвонил телефон, она почувствовала сильное сердцебиение. Сразу поняла, что это звонит Шульц. Он попросил ее зайти к нему и помочь разобраться с документацией пионерского лагеря. Как только она вошла в его кабинет и взглянула в его необыкновенные лучезарные глаза, она почувствовала, что между ними проскочила какая-то искорка. Ноги ее стали ватными, и ей пришлось спешно присесть. Но она постаралась себя взять в руки и, улыбаясь, как можно спокойнее произнесла:
— Я вас слушаю, товарищ следователь!
— Зачем же так официально? — спокойно произнес он. — Я просто решил попросить вас помочь мне!
Как ей показалось, его глаза засияли, и лицо осветила обворожительная улыбка.
С этого дня они стали встречаться довольно часто. Кроме возникшей между ними симпатии, в этих встречах была и польза. Надежда Васильевна — опытный бухгалтер, знающий нюансы финансово-хозяйственной деятельности строительных предприятий, и в ее лице следователь приобрел хорошего эксперта. Со временем он стал рассматривать все хозяйственные дела только с ее участием. Шульц сделал Надежду Васильевну внештатным сотрудником прокуратуры и направил ее на учебу в вечерний народный университет правовых знаний Министерства юстиции Коми АССР на факультет трудового и гражданского права. В 1980 году она успешно закончила эту учебу и получила диплом.
Борис Карлович предложил ей направление на учебу в Свердловский заочный юридический институт, но она отказалась, не было возможности: надо воспитывать троих детей. С того момента, как Надежда Васильевна встретила Шульца, жизнь ее изменилась. Она почувствовала, прилив бодрости и молодости. Веселая улыбка не сходила с ее губ, по-другому она стала относиться к семейным невзгодам, меньше обращала внимания на «выступления» мужа, который ее уже так не раздражал, как прежде. Ей казалось, что мир стал блаженнее и веселее, что люди к ней все относятся с еще большей теплотой и вниманием. Она радовалась каждому прожитому дню. Ей хотелось жить! Впервые за последние пятнадцать лет она ощущала себя влюбленной, как в молодые годы, и чувствовала, что это взаимно.
Был один случай, который многое прояснял в их отношениях. Это произошло в Ухте — Надежда была там с квартальным отчетом в обкоме профсоюза. В тот момент документы по пионерлагерю еще были в прокуратуре — и председатель обкома смотрел на Надежду недобро, особенно когда она попросила председателя дать на нее характеристику, затребованную Шульцем. Выйдя из обкома, она подумала, что нужно было попросить Бориса Карловича отправить телеграмму в обком о том, что к ней нет претензий со стороны прокуратуры. Каково же было ее удивление, когда на следующий день главный бухгалтер обкома, встретив ее, сказала:
— Надежда Васильевна, мы получили от следователя прокуратуры телеграмму, сейчас она находится у председателя.
Спустя некоторое время ей удалось увидеть это сообщение.
«Претензий к работе Зарецкой Н.В. у следствия нет. Она кристально честный и высокопрофессиональный служащий. Такими работниками можно гордиться. Шульц, старший следователь Вуктыльской прокуратуры».
И такой случай, когда Борис Карлович чувствовал, что и когда надо сделать, чтобы помочь ей в жизни, был далеко не единственным. Они во многом походили друг на друга. У него была такая же поэтическая и светлая душа, как и у нее.
Вечерами, когда она задерживалась в своем кабинете, он звонил ей и проникновенно читал стихи Бернса, Асадова, Есенина, Блока, а иногда и свои. Ей казалось, что его необыкновенно красивый и бархатный голос проникает во все клеточки ее тела. Она больше наслаждалась звучанием его голоса, чем стихами, которые он ей декламировал. Это был, бесспорно, очень талантливый человек, тонкий ценитель литературы, музыки и живописи, играл на фортепиано, сочинял стихи, печатался неоднократно в местной газете, писал маслом картины, делал всевозможные художественные изделия из дерева. Его подделки часто демонстрировались на персональных выставках. Зачастую происходило так, что они, не сговариваясь, выходили из дома на работу одновременно. При виде его у нее начинало учащенно биться сердце. Ей безумно нравилось это необыкновенно трогательное состояние, которое до щемящей боли в душе напоминало об ощущениях при первой юношеской любви.
Однажды Надежда находилась в командировке в Сыктывкаре — на сей раз по делам ДОСААФ, где она возглавляла ревизионную комиссию. Приехав накануне и устроившись в гостинице, Надежда позавтракала в буфете и направилась в свой номер. Вдруг она почувствовала уже знакомое волнение, подняла глаза и радостно удивилась — навстречу по ковровой дорожке коридора, мило улыбаясь ей, шел Шульц.
— Вот так встреча! — радостно воскликнул он. — Вы как здесь оказались?
— Прилетела на областную конференцию ДОСААФ, — внешне спокойно и с легкой улыбкой ответила она.
Он изменил направление и зашагал с ней рядом. Они, молча, зашли в ее номер. Шульц подошел к Наде и захотел ее обнять, но она слегка отстранила его от себя и тихим голосом произнесла:
— Дорогой мой друг, давайте не будем осквернять наши светлые, чудесные отношения, пусть они останутся чистыми, они для меня очень дороги!
Он удивленно посмотрел на нее:
— Но почему осквернять?
Она так же тихо, почти шепотом, который исходил словно из дальних глубин ее сердца, сказала:
— Борис Карлович, вы мне очень дороги, и я хочу сохранить наши чистые отношения, эту светлую, невинную любовь на долгие годы! Поймите… Плотская любовь все разрушит, она, по большей части, всегда разрушает…
Надежда пристально, с болью в сердце, робко посмотрела в его глаза.
Шульц вдруг понял. Он нежно обнял ее, поцеловал в лоб, и они тихо вышли из номера.
Конференция прошла на высоком уровне, затем некоторых делегатов пригласили в ресторан, в том числе и Зарецкую. Она, кстати, привезла с собой красивое вечернее платье и туфельки на шпильке. Вечер удался на славу, Надежда танцевала, от поклонников не было отбоя. Когда вальсировала с новым председателем ДОСААФ, между прочим, генералом в отставке, она почувствовала его близкое прикосновение, но сделала вид, что не заметила; когда музыка закончилась, и спутник с кем-то замешкался, она постаралась незаметно уйти. А утром первым самолетом улетела в Ухту.
Когда Шульц и Зарецкая встретились на Вуктыле, никто из них о разговоре в гостинице даже не упоминал. Надежда Васильевна никогда не называла Шульца по имени, обращалась к нему всегда на «Вы» и только по имени и отчеству, а он, наоборот, говорил ей «ты» и только «Надя». Со временем их платоническая любовь переросла в настоящую крепкую «мужскую» дружбу.
Однажды Надежде случилось выручить Бориса Карловича в сложной служебной ситуации. Все началось с семейной трагедии: в Печоре утонула любимая дочка Бориса Карловича Алина.
Печора — река крутого нрава, и даже хороший пловец в ней иногда рискует. Алина плавала хорошо, людей на пляже было множество — и ребенка быстро вытащили из реки... Но спасти уже не смогли, как ни пытались. С обезумевшими от страха глазами прибежал с работы отец, подхватил, словно пушинку, дочку и три километра бежал с ней в больницу — увы, напрасно.
Горе родителей потрясло город — многие откликались на эту беду, в прокуратуре собирали деньги на похороны. Надежда Зарецкая тоже не осталась в стороне — она смогла от профсоюза выделить сто пятьдесят рублей, оформив на своих работников материальную помощь, а также вместе со своей подругой Людмилой Базь добавила еще пятьдесят рублей. И передала эти деньги помощнице прокурора Валентине Григорьевне, которая и занималась сборами средств.
Провожал в последний путь девочку почти весь городок. Очень страдала ее бабушка, Авдотья Сергеевна, необыкновенной души человек.
А через некоторое время Надежду Зарецкую приглашают к прокурору Вуктыла. Она незамедлительно пришла. Зайдя в кабинет, заметила: кроме прокурора в кабинете находится какой-то высокий чиновник.
— Гражданка Зарецкая, — начал прокурор, — я вас пригласил вот по какому вопросу: здесь в сейфе лежит объяснительная Шульца, в которой он написал, что он от вас получил 200 рублей. И у меня возникает вопрос, за что вы ему их дали?
— Уважаемый прокурор, — начала своим звонким голосом Надежда, явно разозлившись и, безусловно, все поняв, — если ваш Шульц болен, вы его отправьте к психиатру; я никогда никаких денег следователю Шульцу не давала и давать не собиралась, и с какой бы стати. У меня, как вы понимаете, трое детей, и есть куда вложить свои деньги. И еще, если вы считаете, что я пыталась дать взятку вашему следователю, то вы глубоко заблуждаетесь. Во-первых, нет причин, за что и зачем давать деньги, с финансами пионерлагеря все в полном порядке. Во-вторых, вам, уважаемый прокурор города Вуктыла, хорошо известно, что Шульц и взятка совершенно несовместимы. И в-третьих, если вы хотите избавиться таким образом от неугодного вам старшего следователя, который считается самым честным и справедливым на Вуктыле, это вам не делает чести. Я могу идти?
— Можете идти, — после минутной паузы ответил прокурор.
Надежда в порыве гнева тут же настрочила письмо генеральному прокурору Коми АССР и отправила его адресату. Описала свой диалог с прокурором, подчеркнула, что такие кадры, как Шульц нужно беречь, поскольку именно они стойко охраняют богатство нашей страны... Шульца не тронули, а его друг, работник прокуратуры Сыктывкара, сказал приятелю, что у него умный и смелый друг, таких не часто встретишь.
Шульц доверял Наде свои мужские секреты, нередко просил совета в жизненных обстоятельствах, делился своими впечатлениями и наблюдениями. А она — она была ему благодарна за то, что он помог ей вернуть интерес к жизни и веру в себя.
Со временем Надежда Васильевна познакомилась и с женой Шульца — Верой Петровной. Это была замечательная женщина, нежная, женственная и очень доброжелательная. Не зря же когда-то Шульц в порыве откровения признался, что единственная женщина, с которой он хотел бы иметь детей, вырастить и вместе воспитать, — это его жена. Такое доверительное откровение особенно впечатлило Надежду, понравилось и то, что он произносил слова о своей жене с нежностью и благоговением.