Если хочешь изменить мир,
начни с человека в зеркале.
М.Джексон
I
В наше время все стремятся поехать в отпуск куда-нибудь подальше: на Канары, на Багамы, на Бали, в Таиланд, в крайнем случае в Египет или Турцию. Я тоже не исключение и сам пару раз прокатился в соответствующие места, но в этом году дань моде я решил не отдавать, а поехал туда, куда позвала душа. А душа звала меня в Новгород Великий, место моего рождения, точнее, на его окраину, где живёт и по сей день моя мама Клавдия Петровна.
Матери уже 78, но она ещё держится. Она часто повторяла мне: «Ну, почему я родила тебя так поздно – в сорок лет. Никто и не рожал в таком возрасте, ну, если только очень редко. А вообще, когда и рожать-то было, если замуж вышла под сорок? Родители меня уже старой девой считали, но нет: родила я тебя, Андрон, да ещё каким богатырём – аж 4100 весом! Отец был на седьмом небе, любил тебя очень, всё мечтал и до твоих сорока дожить, но не сподобил Господь – только до тридцати пяти дожил». Мне же было нынче 38.
Я уехал в Москву рано, сразу после школы, закончил второй медицинский и остался работать нейрохирургом в одной из клинических больниц столицы. После окончания института женился на девушке, учившейся курсом ниже, но через пару лет мы разошлись: Лена оказалась непоседой и домой приходила не каждый день. Работать по специальности она не стала, а устроилась в какой-то салон красоты. Позднее я узнал, что она выскочила замуж за немецкого дипломата, и они укатили в город Дрезден, что на Эльбе.
После этого женский пол я не жаловал, женщин, даже хорошеньких, старался обходить стороной. Коллеги по работе в счёт не шли, для меня они были роботами в белых халатах. Как одержимые, трудились они с утра до вечера, подтянутые, затянутые во всё белое, с дежурной улыбкой на лице. Я улыбался им так же.
Мама, обняв меня, расплакалась, захлопотала, стала на стол накрывать. Откуда ни возьмись - словно скатерть-самобранка прилетела - появилась горячая рассыпчатая картошечка, сметаной залитая, свежепросоленные огурчики, домашняя колбаска, пирог с капустой, который я очень любил. С огорода мама принесла всякой свежатинки и выставила на стол бутылку настоянных на спирту каких-то ягод.
- Я, сынок, сама-то давно не пью, а на случай держу. Против я, чтоб и ты пил, да с дороги усталость снять вроде как и нужно.
- Нужно, нужно, мама, - сказал я, смакуя божественный напиток. Я хоть и врач, но это дело приветствую. Разумеется, в маленьких дозах.
- Скажи, Андрон, а как твои отношения с Леночкой?
Я даже поперхнулся от неожиданности.
- Милая мама! Мы прожили с Леночкой всего два года, она изменяла мне напропалую, была она из племени на букву «б»… Теперь она нашла мне достойную замену в лице бюргера из столицы Саксонии, нарожала ему кучу детей и теперь переехала с ним в его семейный замок под Кёльном.
Всё это мне поведал её однокурсник Миша, с которым мы крепко заложили за воротник в одном кафе по поводу неожиданной встречи в метро. Он рассказал, что недавно видел Аллу, она приезжала погостить к матери, но Миша её едва узнал - до того дородной дамой она стала. Она едва поднялась по ступенькам («это на третий-то этаж!») и еле отдышалась («ты, наверно, помнишь, что мы с ней в одном подъезде жили» - «Помню, помню,- мысленно ответил я, - как и то, что ты был одним из когорты тех, кто спал с ней…»). С ней были дети от трёх до десяти лет.
- Так что, мама, Леночка, светлая девушка с кудряшками, осталась в моём далёком прошлом, когда мне было двадцать пять. А сейчас сколько мне, помнишь?
- Как не помнить – тридцать девятый идёт!
- Значит, прошло тринадцать лет, а это немало.
- Ты хочешь сказать, Андрон, что Леночка больше не вернётся к тебе?
Я промолчал, понимая, что мама живёт уже в каком-то другом измерении и далеко не всё из проговорённого мною в быстром темпе дошло до её сознания. Но ни обижать её, ни разочаровывать я не хотел, поэтому ответил так:
- А кто ж её знает, что ей в голову придёт? Она ведь взбалмошной была, с ней всё возможно.
- Вот было бы хорошо, если б вернулась! Внучат мне хочется понянчить, хоть немного.
«Немецких?» - чуть не ляпнул я и плеснул себе ещё крепкой, выпил, поблагодарил мать за угощение, сказав напоследок:
- Будут тебе внучата, мамочка, обязательно будут.
Мама расцвела и улыбнулась, показав два ряда новеньких, видно, недавно вставленных зубов.
II
Мне дали отпуск в апреле. Становилось не по-весеннему жарко, но в Новгороде, куда я приехал два дня спустя, московской духоты не ощущалось, было тепло, но не душно.
Отоспавшись на маминой перине всласть, я решил побродить по городу, вспомнить места своего детства, ранней юности, заглянуть в Святую Софию и нашу Спасо-Преображенскую, посидеть в Центральном парке, походить вокруг Памятника - всё поизучать, попробовать на вкус и цвет. Я отдавал себе отчёт в том, что я нахожусь не в каком-то заштатном городишке, а в одном из древнейших и красивейших городов Руси, к тому же моей малой родине, на которой я давно не был, хотя Москва и не так далеко.
Особенно я любил новгородские храмы. Ещё когда я учился в школе, мама, активная прихожанка нашей церкви, много говорила о том, что мне надо бы приложиться к чудотворной иконе Богородицы, что в Знаменском соборе, которая раньше (если под словом «раньше» можно подразумевать семьсот лет!) хранилась у нас, в Спасо-Преображенской. Я обещал ей сделать это до отъезда в Москву, но, конечно, был не в том возрасте, чтобы не отложить это дело «на потом». И вот это «потом» наступило сейчас.
Выйдя из храма, к своей радости, я обнаружил перед папертью небольшую толпу людей, во главе которой стояла женщина в белой панаме и что-то решительно объясняла этой самой толпе, указывая на собор. Я понял: очередная экскурсия. Я решил присоединиться к ней, благо место в автобусе было, заплатив экскурсоводу и шофёру. Меня с удовольствием взяли в начинающуюся обзорную поездку по моему родному городу. Часа через три я оторвался от экскурсии и, прежде чем возвращаться к матери, решил отдохнуть в парке.
Я сел под тенистым деревом, даже не обратив внимания, под каким – ботаникой-дендрологией никогда не увлекался. Читать газету не хотелось, сложенная вчетверо, она так и лежала во внутреннем кармане распахнутого пиджака, а я сидел и наслаждался тишиной. Тишина в парке была нежной и чуточку грешной. Грешной потому, что ко мне, разнеженному на солнышке и опахиваемому лёгким ветерком, неожиданно стали вдруг приходить эротические фантазии.
Глазами я продолжал ловить пролетающих мимо бабочек и мотыльков, ушами прислушивался к чириканью воробьёв где-то надо мной, в кроне дерева, и стрёкоту недавно очнувшихся кузнечиков и ещё каким-то не осознаваемым звукам, ибо разум отключился, потому что сам в это время представлял себя в весьма пикантных положениях с какой-то абстрактной, но прекрасной женщиной. Откуда это пришло – апрельский тёплый ветерок навеял, что ли?..
… Мимо меня прошелестело что-то зелёное, но, полностью отрешённый от действительности, углублённый в самого себя, я совершенно не обратил на это внимание и, лишь когда вышел из состояния непроизвольной медитации, посмотрел окрест себя.
Слева от меня, на следующей по аллее скамейке, положив ногу на ногу, сидела женщина в зелёном платье. Платье было очень красивое, цвета ярко насыщенной майской листвы. Волосы у женщины были цвета, близкого к каштановому, но под лучами пробивающегося сквозь могучие ветви дерева отливали золотистым оттенком. Ноги, длинные, довольно полные и стройные, были плотно обтянуты чёрными колготками. Даже в сидячем положении она выглядела как минимум с меня ростом, а я, признаюсь, роста весьма среднего.
Лица её я не видел только профиль, но он был чудесен, напоминая какой-то классический портрет. Глаз я тоже, разумеется, не видел, но и того, что я видел, оказалось достаточно, чтобы я понял: эту женщину я уже где-то встречал. Но где, когда? На вид ей было лет 35-36, однако притягательна она была чрезвычайно.
Женщина читала какой-то журнал и временами улыбалась, даже посмеивалась. «Эмоциональная особа, - подумал я. – Но где же я её всё-таки видел? В Анапе, в Сочи, в Юрмале или на Монмартре? А может, в Лондоне туманном или в жаркой Аюттхае? Может, в самолёте, поезде? Или на картине?..» Я терялся в догадках.
Пока я мучительно пытался оживить в своей памяти моменты былого, незнакомка вдруг встала и пошла в мою сторону. Теперь я воочию убедился: это была совершенно прекрасная женщина. Но, главное, я вспомнил, где я её видел!
А видел я её действительно на картине, причём на оригинале. Знал-то я её по репродукциям и раньше, но вот на то, где хранится, внимания не обращал. А вот в прошлом году оказался на международной конференции в Бремене и просто случайно заскочил в тамошний художественный музей, именно заскочил, так как ничего исключительного я от него не ждал. Первым делом я поинтересовался у работников Кунстхалле, есть ли у них импрессионисты, которых я обожал. Оказалось, что есть. Меня провели в зал, и я тут же замер перед этой самой картиной Клода Моне.
Я прошёлся по залу, мельком посмотрел на картины других французов – Мане, Дега, даже Пикассо, но снова вернулся к обворожительной Камилле Донсье, с изображениями которой я встречался и раньше, но только теперь мысленно обобщил эти встречи.
Когда новгородская Камилла поравнялась с моей скамейке и я утонул в изумрудном блеске её глаз, то, собрав всё своё мужество, я поднялся, извинился и произнёс:
- Простите, сударыня, мы с вами нигде не встречались? У меня такое впечатление…
- Нет! – перебила она меня. – Я впервые вижу ваше лицо. Встречаться ранее мы не могли. К тому же я москвичка, а здесь я по делам.
- И я!.. – громко воскликнул я, не ожидая от себя такого эмоционального всплеска.
- А вы забавны. Впервые встречаю такого экспансивного мужчину.
- По-вашему, это плохо?
- Нет, отчего же, я этого не сказала. Просто странно как-то.
«Да чего там странного, – подумал я, - если с периода моей юности я влюбился наконец-то по уши».
Женщина намеревалась проследовать мимо меня, но я не должен был этого допустить.
- А вы когда уезжаете в Москву?
- Через три дня, - сдержанно ответила она, - а что?
- Ну, надо же, какое совпадение – и я через три.
Она смерила меня слегка подозрительным взглядом.
- Вы не верите мне, но это правда. Я гостил у матери, отпуск маленький, я нейрохирург, а в клинике у меня уже через четыре дня трудная операция, которую – по крайней мере там – сделать никто не сможет.
Выслушав меня, прекрасная незнакомка смягчилась:
- Я тоже останавливалась здесь у родственников. Работаю я в банке, а здесь у нас три филиала, которые я курирую. Вот послезавтра закончу аудит – и в дорогу.
- Вы замужем? – неожиданно для самого себя выпалил вдруг я.
Она улыбнулась лукаво:
- Представьте себе, нет. Вас это шокирует?
- Меня это радует. Я тоже неженат. Так, может, нам посидеть сегодня в каком-нибудь ресторане, пообщаться, если нет таких препятствий, как супруги?
- Почему же нет? Вечером я свободна, а поужинать в ресторане в таком историческом городе – это же прекрасно.
Я назначил встречу перед рестораном «Старый замок» на 18 часов и объяснил, как к нему подъехать из того спального района, где жила её родня.
- Анна! – протянула она мне руку в знак согласия.
- Андрон! – пожимая протянутую руку, я несколько лишних мгновений продержал её ладонь в своей. Это была тёплая, не мягкая, но и не твёрдая, рука бизнес-леди.
- О, вас зовут, как одного из моих любимых кинорежиссёров!
- А мне очень нравится ваше имя, но перечислять знаменитых Анн не буду – это будет слишком долго. Зато редкое, по крайней мере, я давно не встречался с ним в жизни.
- До вечера, Андрон! – она повернулась и быстрым шагом пошла к калитке парка, а я долго смотрел ей вслед.
III
Весь оставшийся день я не находил себе места. Дама в зелёном, как когда-то одноимённая картина, завладела моим воображением. Хорошо, что мама с соседкой отправились на рынок. Соседка была помоложе лет на пять, поэтому она как бы опекала маму, и я был спокоен за неё. Они и раньше, как писала мне мама, выезжали на базар вдвоём за зеленью и деревенскими молочными деликатесами – раз в неделю.
Я тем временем мог спокойно сходить в душ, побриться, уложить феном свою непослушную гриву и, наконец, надеть новый костюм, который по случаю – на какую-то премию – купил в ГУМе, а потом зачем-то прихватил сюда.
Костюм был изящный, потому что выбирать его мне помогала женщина, правда, лет ей было всего 17, но не подумайте ничего дурного – это была моя двоюродная племянница Соня, дочь моего старшего кузена, подавшегося в Белокаменную задолго до меня. Костюм был тёмно-синего цвета, с тоненькой, почти невидимой блестящей нитью. Рубашек я упаковал несколько, но выбрал голубую плюс синий галстук в полоску.
Я вообще относился к тем людям, кто не верит, когда ему говорят: «Ну, ты сегодня даёшь! Франтом эдаким!..» (это мужчины), или «Как ты прекрасно выглядишь сегодня, Андроник!» (а это женщины). Я предпочитал доверять зеркалу. Когда я видел в нём человека ухоженного, улыбающегося, прилично одетого, то облегчённо вздыхал: «Я в форме», а это значит, что я способен что-то изменить в своей жизни, добиться чего-то.
Вот и сейчас, посмотрев на себя в зеркало, я остался доволен. Чёрные кожаные туфли на высоком каблуке дополняли мой гардероб. В них я казался себе выше своих ста семидесяти трёх и явно не должен был уступать по росту Анне.
Пришла мама, стала готовить обед.
- Мама, не нужно. Я что-нибудь перехвачу, к тому же у меня встреча, обязательно будет какое-нибудь кафе.
- С девушкой? – обрадовалась мама.
- С какой девушкой, мамочка? Ты опять забыла, сколько лет твоему сыну? О какой девушке может идти речь? Но это всё же будет женщина и всё-таки моложе меня – по крайней мере, мне так показалось.
К условленному месту встречи Анна пришла в платье цвета морской волны, который хорошо сочетался с её зелёными глазами и копной рыжевато-каштановых волос. На моё счастье, она была на низком каблучке, поэтому когда мы встретились, я всё же был как минимум на два сантиметра выше.
Анна улыбнулась и взяла меня под руку. Мы зашли в ресторан, в котором я сам ни разу не бывал, но слышал хорошие отклики от редких одноклассников, с которыми удавалось встретиться в моменты моих блиц-визитов в Новгород.
К нам тут же подлетела милая молодая женщина, сразу же предложившая место недалеко от окна, под большой пальмой. Только тогда, когда мы уселись, я по достоинству оценил место нашей сегодняшней встречи. Мы были как бы изолированными от остальной публики, которая постепенно наполняла зал, столик был двухместный (спасибо хостес!). Рядом с нами висело большое зеркало. Мы подошли к нему, чтобы поправить свои причёски, а увидели другое – свои улыбающиеся лица и то, что были под стать друг другу, и это было здорово. Мы решили сделать рыбный заказ, причём рыба должна была быть не заморская и не какими-нибудь суши или лангустами, а самой что ни на есть русской, даже новгородской, выловленной в Волхове или Ильмени. Наше пожелание было удовлетворено полностью и почти мгновенно. Правда, в выборе горячего мы предпочли какое-то классическое мясо, но опять же напитки выбрали исключительно русские – квас и хреновуху.
Музыка заиграла живая, песни звучали хоть и известные, но не настолько, чтобы быть приевшимися, а подобраны были со вкусом, почти интеллигентным, что не часто встретишь в подобном заведении, тем более, на периферии.
Когда зазвучали первые аккорды вальса-бостона, я пригласил Анну на танец. Обхватив её талию, я уверенно повёл её по паркету. Я обожал танцы классического типа, потому что был приучен к ним в школьной студии. С тех пор умение хорошо вести партнёршу в танго, вальсе и фокстроте стало моим коньком, хотя я редко пользовался этим в своей жизни. Анна тоже вальсировала великолепно, что удивляло в представительнице нашего поколения. Нежная кожа её щеки время от времени на миг соприкасалась с моей, полуобнажённые грудь и руки тревожили моё воображение. Я хотел её безумно. Когда я усаживал её на место, я украдкой стёр пот со лба: устал я, конечно, не от вальса, а от сдерживания своих мужских инстинктов.
Через некоторое время подали горячие блюда. Мы с удовольствием ели, пили, шутили и смеялись, как будто были старыми и добрыми друзьями. Почему-то я не сомневался, что отношения с Анной у меня сложатся быстро, что жизнь улыбнётся мне так, как улыбалась мне сейчас она…
… Тихо, чтобы не потревожить маму, мы прошли в мою комнату. Насколько сдержанно мы вели себя в обществе, настолько раскрепостились в моей комнате. Мы сразу набросились друг на друга и принялись сбрасывать с себя то, что ещё недавно заставляло окружающих оглядываться на нас. Наши распрекрасные наряды - те, что мы так тщательно и скрупулёзно подбирали и надевали на себя несколько часов назад перед зеркалом - теперь поочерёдно разлетались в разные концы комнаты. Мы делали это с какой-то яростью и одержимостью. И только тогда, когда мы остались в одних туфлях, мы смогли перевести дух и, дрожа от холода и желания, тесно прижались один к другому.
- Обними меня, - прошептал я.
Анна сделала это, и я понёс её на свою холостяцкую перину, покрытую, правда, воздушным одеялом фирмы «Дормео». Я хотел уже примоститься рядом, но вспомнил про туфли, которые отягощали мои ноги. Я скинул их, а потом стянул туфельки с ног Анны, с грохотом послав их в сторону двери.
Но едва только мы вновь нашли губы друг друга и начали сливаться в ещё более страстном поцелуе, раздался стук в дверь и громкий хрипловатый голос заспанной мамы поинтересовался:
- Андроша, ты дома уже?
- Да, да, мамочка. Мы… я уже сплю.
- А почему у тебя такой грохот?
- Да это коробка с ботинками с комода упала.
- А-а, - протянула мать, - ну, спи, сынок, спи. Спокойной ночи!
Когда она ушла к себе, Анна, зажимавшая всё время рукой зацелованный рот, прыснула, но мне было не до смеха. Увидев распростёртое на перине обнажённое тело Анны, которое до этого я не успел толком рассмотреть, я почувствовал такое жгучее желание обладать им, что сразу же приступил к решительным действиям.
Потом, когда всё затихло и только слышались слабые стоны Анны, я, утешая её, удивлялся тому, как быстро и ловко всё у меня получилось, если принимать во внимание факт, что по-настоящему с женщиной я был аж года три тому назад.
- Любимая, - шептал я Анне, - ты не против, если мы сразу сотворим ребёночка?
- Ты сумасшедший, - ответила она без долженствующего в связи с моей наглостью возмущения, - мы же только сегодня встретились!
- И больше не расстанемся, - сказал я, целуя её груди и потихоньку входя в неё снова.
Убаюканная моими словами, Анна расслабилась, по её телу разлилось тепло, ей стало хорошо, но слегка закружилась голова. Через несколько секунд она уже громко шептала мне в ухо:
- Андрон, сделай же что-нибудь, я больше не могу…
Утром, когда мы рука об руку вышли к завтраку, мать спросила:
- Это твоя девушка, Андрон?
- Милая мама, это моя невеста, будущая жена.
- Неужели дождалась?! – от волнения мама уронила чашку. И внуки будут?
- А без них-то как? К Новому году поспеют. Мы сделаем тебе этот подарок.
- Какое счастье! - воскликнула мама, - Новый год уж не за горами.