Окаянная Гл. 11

Тоненька
Гл. 11

Лишь под утро Степанида ненадолго провалилась в сон, да и не сон то был вовсе, а так, полудрема. Она всю ночь пыталась представить встречу с Андреем, вела с ним разговор, задавала наболевшие вопросы, но для себя так и не решила, правильно ли сделала, что приехала.

Из вчерашнего разговора следовало, что с мужем все в порядке, не калека он и никакой не инвалид. И о разлучнице все ясно – матери сноху нашел по нраву, чего уж тут гадать. А вся прошлая жизнь – так, незначительный эпизод, о котором так легко удалось забыть.

И билось сердце о ребра в глухом отчаянии, и кричала душа немым криком, только присутствие сына вынуждало остаться до утра. Как объяснить мальчонке, что встреча эта ничего хорошего не несет, лишь очередной удар по ее хрупкому здоровью, а ему – разочарование и боль, которых ребенок не заслужил.

Елена поднялась рано, Степанида тоже подхватилась, не могла больше лежать. Оделась, вышла тихо в кухню, где хозяйка возилась у плиты.

- Ой, Стеша, иди, спи еще! Куда ты в такую рань? Это мне на работу, а Тагир тебя проводит. Я сейчас завтрак приготовлю, покушаете, после уж пойдете. Там-то тебя не ждут…  не знают, что я тебе написала.

- Даже он?

- Прости, Стеша. Я чисто по-женски тебя понимаю, но… не мое это дело. Вы уж как-нибудь сами разбирайтесь. Думаю, ты все правильно рассудишь.

- Не могу спать, Лена, - скрывать чувства больше не было сил, и Стеша заговорила. – Я мозгами все понимаю, не я первая, не я последняя, а вот сердцем… Мария, дочка наша старшая, озлобилась. В шахте девочка пашет, уголь грузит. И все из-за чего? Война проклятая! Был бы отец рядом, разве позволил? А как нам выживать иначе? Лешка каждый день спрашивает… Вот, что ему скажу? Голова кругом!

- Да, это самое трудное – ребенку понять. Боюсь, что он отца не простит. В этой ситуации Андрею тоже не позавидуешь. Я же знаю, что он вас всех любит.

- Любит? Ты сказала – любит? Что же это за любовь такая?!

- Подожди, Степанида, мужика-то своего обвинять! Прежде всего, вспомни, что мне он брат. Не говори мне, прошу, ничего о нем плохого! Он у меня единственный остался, ни Веньки, ни Бориса больше нет, - Елена отвернулась и смахнула слезы.

«Кому вздумала жаловаться?!» - Степанида сжала зубы, стала глубоко дышать, чтобы удержать собственные слезы. Говорить расхотелось, поняла -  поддержки здесь не будет. Она повернулась, чтобы уйти, но Елена взяла ее за руку.

- Погоди! Не хотела я тебе  раньше времени говорить, но придется, иначе ты не успокоишься. Понимаешь…

Договорить не дал Алешка, мальчик пришел на голоса, проснувшись по естественной нужде.

-  Ма-ам! Иди сюда, - наклонившись к самому уху матери, прошептал, - я в туалет хочу.

- Хорошо, пойдем, - Степанида накинула сыну на плечи свое пальто и вышла с ним на улицу.

Когда они вернулись, Елена уже стояла, одевшись. Женщина уходила на работу.
 
- Здесь вот крупа варится, сама уж присмотри, все равно не спишь. Остальное все на столе. Уж не взыщи, чем богаты… Пойду, нельзя мне опаздывать. Если не увидимся больше, не держи зла на нас, Степанида. Рада была с тобой познакомиться! Доброго вам всего! – и выбежала, не простившись.

Алешка с девочками подружился сразу, как только они проснулись и выяснили, что приехал двоюродный братик. А Стеша с болью смотрела, как веселятся дети. Будь все иначе, дружили бы, встречались, а теперь… Первая это встреча, и видит Бог, последняя. И как-то неправильно все это, не по-людски…

Тагир оказался веселым и гостеприимным хозяином. Он не только накормил всех завтраком, но и сложил гостям с собой кое-какие продукты на обратную дорогу. Знал, что здесь они не задержатся.

- Замира, Айша, давайте, девочки, прощайтесь с Алешей, наши гости уезжают. Я провожу и вернусь, из дома – ни шагу!

- Папа, папа! Пусть Лешка еще останется, мы только играть начали!

- Мама, можно я еще побуду здесь? – мальчику тоже понравилась компания.

- Нет, сынок, нам пора. Скажи девочкам «до свидания», вы не увидитесь больше, - Степанида едва держала себя в руках, ведь до самой долгожданной встречи осталось совсем чуть-чуть.

Когда вышли из дома на широкую улицу, Стеша осмотрелась, чтобы хоть немного отвлечься.  Большой поселок, который с легкостью можно было назвать городским, раскинулся на несколько километров. Население, восемьдесят процентов которого составляли татары, насчитывало до начала войны более семи тысяч человек.

Мамадыш военных лет был глубоким тылом, сюда эвакуировались целые учреждения и промышленные предприятия других городов, в том числе подмосковный детский дом и хлопчатобумажная фабрика из Калининской области, всего более трех тысяч человек.

- Это у нас ремесленная школа, в войну здесь размести прядильно-ткацкое производство, шили одежду для фронта, - рассказывал по ходу Тагир. – А те высокие трубы – спиртовой завод. Есть еще «Сапожник», обувное производство, тоже для фронта сапоги шили всю войну. Теперь и туфельки дамские можно выпускать с радостью. Там, где вышка, «Леспром»…

- Далеко еще? – женщина слушала в пол уха, ее одолевали совсем другие мысли.

- Я понимаю ваши чувства, - сказал Тагир и замолчал после слов, - не буду больше надоедать.
 
- Нет-нет, говорите, мне интересно.

Мужчина взглянул на скучающего Алексея и продолжил свою экскурсию уже для него:

- Там школа, на том пустыре, видишь, забором огорожен, зимой заливают каток. Детей много приходит. К Новому году елку ставят. У вас ставят елку?

- В городе да, а наш дом на хуторе, мамка меня не пускает одного в город, - признался Алексей.

Повернули на другую улицу, прошли еще метров двести, как вдруг неожиданно Тагир остановился и сказал:

- Здесь подождите. Я Андрея позову, - и направился к ближайшему дому, напротив которого они находились.

Степанида подняла голову: «Господи, помоги мне!».

- Дядя Тагир, я с вами! – Алексей побежал следом, Стеша не успела его удержать.

- Пойдем, - мужчина обнял мальчика за плечи и вперед себя пропустил его в ворота.
 
Чтобы не упасть, женщина подошла к забору и оперлась на него руками. Казалось, даже зубы выбивали дробь,  бешено колотилось сердце, а глаза сквозь неплотно прибитые доски пристально следили за тем, что происходило во дворе.

Тагир поравнялся с домом, стукнул костяшками пальцев в окно и громко окликнул:

- Хозяин, выйди, к тебе здесь пришли, - в дом не вошел, остановился у порога, при этом обеими руками взял Алексея за плечи и крепко удерживал подле себя, хоть мальчик и не думал вырываться.

Открылась дверь и на пороге появился Андрей, в военной гимнастерке, с бородой, но по-прежнему сильный, высокий, красивый. Степанида лишь тихо вскрикнула, зажимая рот рукой. Ее единственный мужчина, родной, любимый, стоял всего в нескольких метрах, но она не могла сделать и шаг.

Тагир что-то тихо говорил, а Андрей глянул сначала на Алексея, потом  на дорогу, где за воротами стояла Степанида, опять на сына. Лицо его побелело, он протянул к мальчику руки и едва выговорил:

- Алешка, сынок…

А Алексей не узнал отца. Он не бросился в его объятия, как думала Степанида, а, оглянувшись в нерешительности, стоял и ждал, пока тот сам подошел и, наклонившись, обнял сына. И только тогда ребенок сомкнул руки на шее  отца.

Андрей подхватил его на руки и направился в сторону ворот. У Степаниды замерло сердце. Она шагнула к калитке и буквально упала в руки мужу, как только он опустил мальчика.

- Андрей!

- Стеша!

Андрей порывисто обнял Степаниду, прижал к себе всего на секунду, она еще не успела выдохнуть, как руки его опустились, и он резко сделал шаг назад.

- Андрей! Как же так? – Стеша смотрела в любимые глаза, пытаясь найти в них ответ.

Он не отводил взгляда, казалось, и сам испытывал невероятную боль. Глаза его потемнели, на лице отразилась мука.

- Прости!  Верно, тебе уже все рассказали?

- Нет! Не все! Я хочу от тебя услышать, как так? За что, Андрей? Почему ты с нами так?

- Тише! Прошу! Она ничего не знает о вас. Не должна знать… - мужчина все время оглядывался, тревога слышалась в его голосе.

Тагир уже покинул двор и намеревался уйти. Алешка с непониманием смотрел то на мать, то на отца, но терпеливо ждал.

- Тагир, подожди! Можно, мы у вас поговорим? Я не хочу…

- Хорошо.  Иди, скажи, что я тебя позвал.

- Она знает, я ей сказал, что ты ждешь во дворе.

- Тогда закрой ворота и пошли!

Но Степанида с места не сдвинулась.

- То есть, ее ты щадишь! Чтобы не узнала, не расстроилась! – женщина, как с цепи сорвалась, вся недосказанность последнего времени вырвалась целой чередой обвинений и домыслов. -  А для меня, значит, листочка бумаги не нашлось, чтобы черкнуть хотя бы, что живой! Или что? Стыдно правду сказать?! Делать не стыдно, а признать смелости не хватило?! С фрицем воевать не страшно, а здесь испугался? Чего испугался? Что жизни тебе с молодой женой не дам?

- Стеша, прошу тебя, пойдем, я все тебе объясню, - стараясь говорить как можно тише, уговаривал ее Андрей, потянув за рукав.

- Не пойду никуда! Что тут еще объяснять?! Все и так ясно! Пойдем, сынок, мы папке не нужны! У него здесь своя жизнь!

Алексей испуганно смотрел на мать, которая была явно не в себе. Нет, она не плакала, глаза были сухими, но они метали молнии, тело била мелкая нервная дрожь, платок сполз с волос, лицо раскраснелось, руки тряслись.

Скрипнула дверь и на пороге показалась молодая девушка. Голова ее была покрыта белым платком, под широким длинным платьем угадывался едва заметный животик, месяцев на пять-шесть беременности.
 
Это обстоятельство не укрылось от глаз Степаниды, она буквально пронизала взглядом этот живот, не замечая ничего вокруг.
«Беременная», -  эта мысль холодом по спине, как будто оборвалась последняя надежда что-то исправить.
 
Катерина, а это была именно она, неуверенно шагнула во двор,  пытаясь определить направление, где она только что слышала голоса. Она хотела знать, что случилось и кто эта женщина, которая так громко только что кричала.
 
Все резко замолчали, Степанида взглянула на Андрея, все едкие слова в его адрес вдруг растерялись, она уловила в его взгляде, направленном во двор,  нечто такое, от чего мурашки побежали по спине. Женщина осмелилась еще раз взглянуть на ту, ради которой он бросил семью.
 
Неуверенной походкой, почему-то выставив вперед обе руки, девушка шла в направлении ворот. Стеша взглянула разлучнице в лицо и обмерла. В глазницах не было глаз! Изуродованные рваные веки плотно сомкнуты навсегда. И хоть остальные черты лица говорили о былой красоте - черные брови, небольшой курносый нос, пухлые губки – общая картина ужасала.

- Она спасла мне жизнь... Я не смог оставить ее, Стеша, - Андрей все еще смотрел на Катю, говорил тихо, чтобы та не услышала, о чем. - Она не должна знать о вас. Идите, я догоню и все расскажу...
   


Продолжение следует http://www.proza.ru/2017/12/12/1312