Дан был особенной историей жизни Мери, наверное, слишком мучительной и трагичной для ее сознания, чем все то, что было до него. Они знакомились несколько раз, и несколько раз в них просыпалась это ярое чувство ненависти друг к другу, причиной, которой было лишь то, что они проживали по разные стороны одной жизни. Мери была чувственна и свободна, Дан давно не ощущал своего тела и был в плену своего мира, мира на коляске.
Ему было к 40. Улыбчивый, спортивный, с глазами, в которые ты погружаешься словно в бездну, из которой тебе уже никогда более не выбраться, Он входил в жизнь Мери спонтанно, как летом посередине жары наступает гроза…Так и он… Был для Мери той самой грозой, грозой, которую она так боялась, но которую так с нетерпением ждала. Последние их знакомство произошло в холодном и таком одиноком ноябре. Мери тогда проживала свои пустые дни за вином, открытом ноутбуком, ей совершенно не хотелось выходить на люди, последний в нее влюбленный приходил к ней, когда она позволяла, чтобы предаться всем страстям и убить такое кричащее внутри одиночество. В тот вечер, Мери дописывала свое последнее эссе, вино предавало развязанность словам и свободу ее, из без того плутающим, мыслям. И вот звук оповещения, кто – то желает общения. Это был Дан.
Тогда они перекинулись парой фраз, Дан сообщил, что давно уже осел в городе, болезнь еще более сковала его. Мери просила разрешения навестить его. Он был как всегда строг, сдержан и строптив, но между тем сказал «Да».
И вот уже на следующий день Мери с пакетом мандарин уверенно направлялась к его дому, на ней было маленькое черное платье, распущенные волосы и кричащий макияж, словно душа ее уже тогда была готова к истошному внутреннему крику. Мери в первые в жизни волновалась, она снова боялась, что ее несносность, тщеславие и сарказм столкнутся с его еще более несносным характером… И снова все будет зря. Зря, как тогда он с флагом пограничника, а она совсем девчонкой в зеленом сарафане искренне поздравляет Дана с его днем, или как три года назад в том парке, когда он на коляске, она дерзкой лисой сыпала колкости ему в лицо. Мери была уверенна, что сегодня все должно стать по другому, это должно стать ее новой победой и новым их общим отсчетом вечности на двоих.
Она позвонила в двери, услышав «Открыто», неслышной кошкой вошла в его дом. Там витал запах только испеченных пирогов и заваренного чая с чабрецом. Дан был в постели. Она с улыбкой и горящими глазами обняла его, он смущался, заметно нервничал, теребя руками свой кулон в виде кольца. Внутри Мери в ту же минуту, словно зловещим коктейлем, смешались все чувства сразу, безграничная радость от вида его глаз, острая боль его души, тяжелое бремя болезни и его внутренних терзаний. Одно прикосновение к Нему все ей рассказали. В комнате было пусто, душно, и слишком для Мери светло, вокруг было только больше сотни медалей, несколько десятков кубков и давно пустовавшая его коляска. Он попросил ее налить себе чаю и попробовать с ним пирога, пекла его мать, специально для нее… Беседа была неудержимой, минуты со скоростью света уходили, не давая хоть малейшего шанса задержать этот день. Как оказалось, Дан стал вторым в стране по байдарочному спорту, он много колесил по стране, научился танцевать на спортивной коляске. Быть может именно танцы и выбили из него ту неприступную статую, которая когда-то жила в нем. Говорил он о танцах с особенным чувством, словно все тело его сразу становилось мягче и пластичней, словно танцы вливали в его душу теплое молоко, которое смягчает, когда болит. Мери поедала его глазами, каждой своей клеточкой его ощущала, она видела , что в этот раз как и тогда понравилась ему, только быть может он стал мудрее на целую вечность еще одной боли, боли без спорта, а она стала спокойнее после того Високосного. Они дружно наслаждались вкусным пирогом, чайник опустел. Ночь начинала обнимать дом. Мери понимала, что ей пора, тем более, сегодня еще на очереди тот, кто по-настоящему в нее влюблен. Она прощалась с Даном. Обещала вновь прийти, он поцеловал ей руку. И этим легким
прикосновением своих губ, сам того не подозревая, открыл ей всю свою тайну, тайну, что готов быть уже с ней…
Мери брела по озябшим улицам, внутри все выло тянущей болью, словно боль его израненной спины передалась на ее сердце, она потирала кисть руки, до которой он с нежностью дотронулся и понимала, что это их третье знакомство друг с другом предначертано было самим Богом. В ту ночь, она была как никогда одержима страстью, ей хотелось любви и прикосновений, она получала их до тех пор, пока изнеможенная не уснула на груди у своего частого прохожего, она уснула, а Дан уже был с ней…В ее липком от страсти теле, ее запутавшейся душе, он был в ее сне, он был в ее жизни.
Все следующие дни Мери много писала, пустые бутылки от вина заполняли мусоропровод, табак полностью поглотил ее. Они с Даном сразу же стали так отчетливо нуждаться друг в друге, она сама много звонила ему, они говорили о кино, театре, он так мечтал попасть на «Юнону и Авось», она стала отсылать ему свою музыку в которой жила, он все больше раскрывался для нее уже без всяких причин на то, чтобы вновь все бросить и уйти. Мери ловила себя на мысли, что его голос не просто заполняет ее, его голос теплым дыханием входит в нее, согревая ее душевные глыбы льда, его голос обволакивал собой, вызывая в ней пока невиданное до сего чувство неистовой страсти и желания… От куда-то это из низа само живота идет. Мери держалась стойко, лишь звонко смеялась, а после плакала, осознавая невозможность всего происходящего.
В следующий раз их встречи Дан был свеж и еще более прекрасен, Он был похож на кота, который был счастлив увидеть сметану, как и он Мери. И вот снова поцелуй в щеку, он более откровенен, она все более развязна по привычке. Они в этот раз выпили по бокалу красного… Мери порезала сыр, на десерт было мороженое, Дан так с ума сходил по нему. Хотя по линиям его властной ладони Мери прочла , что с ума он сходит уже от другого. Тот вкус красного вина и сыра Мери запомнит навсегда… Наверное это был вкус такого простого и маленького счастья, для которого не нужно было искать повода. С каждым свои приходом Мери замечала, как ясные, синие глаза Дана мутнеют, он словно без вина пьянел от ее речей, от ярко - алых губ, от чулков, которые она как бы случайно, при неловком движении ему показывала, он пьянел от ее груди поднимающейся в такт ее порой тяжелому дыханию от выкуренных сигарет, он хмелел от водопада ее волос, пахнущих так сладко …
Прошло совсем немного времени, когда Дан впервые сказал Важные слова, слова, которые перевернули жизни двоих, которые словно вывернули всю душу наизнанку, словно эти слова были пророчеством на новую жизнь. Мери как всегда долго крутилась перед своим уходом, она нервно одевала шляпу, наматывала шарф, словно боялась, что задержись она еще на мгновени, она не сдержит всю свою лаву неистраченной любви и просто отдастся ему. Ему для того, чтобы получить те поцелуи, которых в жизни ни от кого не получала, чтобы стать его книгой, которую он захочет изучить. Впадинка за впадинкой, линия за линией, вся ее плоть желала почувствовать его мощь и власть, и вся ее плоть понимала, что не в состоянии осознать, что прикосновений его рук ,его губ будет слишком мало. Он мучил ее собой, он мучил ее желанием утонуть в нем, сам того не осознавая он уже полностью завладел этой Девочкой, как он ее всегда называл…И вот уже Мери в дверях, он просит ее подойти , он берет ее руку и смотря прямо в глаза без всяких содроганий из губ его идет «Я люблю тебя, Девочка. Это все, что я хотел сказать тебе, а теперь ступай и береги себя, не забудь перчатки одеть и возьми обязательно телефон, прошу, я позвоню». Мери лишь ухмыльнулась, высвободила свою руку и быстро пошла прочь от него. Ей было невыносимо больно, хотелось бежать туда где поля раскинули свои просторы и кричать, кричать, что есть силы. Чтобы с этим криком выгнать все, что было связано с этим мужчиной, с ее Котом, как она к нему обращалась. Но она лишь все услышанное утопила снова в руках того влюбленного.
Следующее утро дарило Мери похмелье и тысячи пропущенных звонков от Дана, десятки сообщений о его любви,
желании. О том, что он безнадежно погибает без нее, как без дорожки кокса погибает наркоман. Мери принимала ледяной душ, пытаясь по кускам собрать себя, потом макияж, красные ногти и белье в тон. Платье и снова Дан. Она была уже у него. Он был не просто удивлен ее появлением, он был выбит из своей привычной колеи, которая вот уже который месяц ограничивала его кроватью. Мери навсегда запомнит тот поцелуй. Так целует боль твое сердце, когда ты не хочешь мириться с реальностью. Тот поцелуй был полон огня, в котором горели оба, Дан горел от любви, Мери от невозможности взять на себя и примерить его жизнь, это как взять и примерить платье, которое совсем тебе не по размеру, которое не подходит тебе по качеству. Поцелуй был глубоким, долгим. Хотя для Дана это был лишь короткий миг счастья с мушкой на щеке. Руки Мери обнимали его спину, она чувствовала невыносимую боль, в закрытых глазах уже видела всю трагическую историю молодого бойца. Ресницы дрожали, по щеке бежала ее первая слеза. Она не жалела его, она без Таро видела весь его потенциал, всю силу его энергии, она пальчиками своими трогала его глубокие шрамы. Аккуратно и бережно. Ноготками очерчивала контур его татуировки в виде скорпиона. На подушечках ее пальцев до сих пор хранятся следы его шрамов, следы его искалеченной, но такой полной жизни. Мери просто сняла с себя все и легла Дану на грудь. Через глухое молчание было слышно лишь одно – стук их сердец в унисон. Она по стуку слышала, как он много страдал и как когда-то был счастлив. Он в ее стуке слышал лишь новую жизнь, которая зарождалась в нем самом. И так их обнаженные тела просто наслаждались тем, что были сейчас рядом, что его тепло и широкая грудь могли спасти Мери от всего мира, когда тот пойдет против нее. Дан готов был вновь и вновь умирать за эту девушку, о которой не знал и половины. Ночь снова своими бесшумными движениями передвигала стрелки часов. Дан понимал, что Мери никогда не останется, а быть может в один из дней больше не появится вновь, но он отпускал ее. С убитыми печалью глазами и надеждой в сердце увидься с ней еще. Мери ничего не обещала. Сегодня она молча целовала его на прощание, когда платье вновь оказалось на ней, когда слепая страсть внутри разъедала все диким зверем от невозможности в полной мере ощутить его, Мери уходила говоря лишь «До встречи, мой волшебный Кот».
И вот месяц столь редких встреч, часовых разговоров, больше 10 тысяч навсегда удаленных сообщений. Мери порой издевалась над Даном, злила его, порой могла и ненавистью укрыть словно первый иней последний цветок. Но внутри она все понимала , она так и ни разу не разложила свои Таро. Она понимала, что безнадежно нет, не влюбилась, она безнадежно любила. Любила его как показателя настоящего ЧЕЛОВЕКА, он стал для нее неким светом вперед, факелом в царстве ее темной жизни. Он стал для нее учителем. Порой она совсем не пила и даже пыталась бросить курить иногда. Она хотела его как мужчину. Хотела впервые с ним все заново испытать , но убеждения ей не давали перейти все грани и стереть все границы от куда она знала возврата уже не жди. Она взращивала в себе новое чувство. Чувство умения беречь, когда тебе доверили свою душу. Дан так и продолжал ее любить, он должен был скоро вновь встать и начать жить той прежней жизнью, которая осталась в его городе Т. Он навсегда запомнил вкус Мери на своих губах и часто своими большими пальцами он отбивал тот стук , который навсегда связал их сердца.
P.S Дан был убитый, но как никогда живой. Мери писала целый роман о нем и знала, что преданней на этой земле нет никого. Еще одна любовь в прикосновении. Еще одна любовь без ночи любви. Только наверное слово «еще» Мери уберет. Дан был один такой у нее.