Улица Тираспольская, 31

Александра Шатагина
              Огромное количество лет нашей жизни мы жили на улице Тираспольской, или 1905 года, как она тогда, с 1955 по 1995 годы, называлась. Папа шутил, что нашу улицу так назвали, потому что он, ее житель, всю жизнь пишет о первой русской революции 1905 года. Наш, 31 номер находился как раз почти напротив табачной фабрики.
              В 2000 году прозаик, поэт и журналист Олег Губарь создал книгу об одном из, может быть, самых  выдающихся Одесских художников - Юрии Андреевиче Коваленко, жившем много лет на нашей, Тираспольской улице, справа от табачной фабрики, в 24 ее номере. Вот как об этом пишет известный одесский журналист Феликс Кохрихт:
              "…Еще при жизни Юрия Коваленко Олег издал книгу «Человек с улицы Тираспольской», которая сегодня – четыре года спустя – представляется уникальной. В ней запечатлен яркий, сложный, противоречивый и, что греха таить, не всегда комфортный для окружающих образ, но это – не посмертная маска, не мемории, не венок к подножью монумента (в данном случае – могильного холмика), а раблезианский, гоголевский, губаревский портрет Человека с Улицы Вселенской, проживающего в квартале, славившемся славными работниками, лихими выпивохами и возмутителями спокойствия: Параджанов, Кола Брюньон, Тарас Бульба, Пиросмани, Коваленко…
              Теперь, когда мастер прописан по другому адресу, но по соседству с теми же Персонажами, Губарь собрал из его наследия – литературного и художественного – сборник, который опрометчиво назвал «Последний альбом»".
             На  доме где много лет жил Юрий Андреевич  установлена мемориальная доска. Олегу Губарю принадлежат и такие пронзительные строки: «… Мы, творческие люди такого склада, как и он, не умеющие и не желающие вписаться в социум, в минуты сомнений идем на Тираспольскую, к дому, где он жил. И сомнения отступают…».
             Общий двор посередине нашего дома - это была страна моего детства: здесь я родилась и выросла. На пересечении улиц Тираспольской и Комсомольской (теперь - Портофранковской) в 36 номере  находилась наша школа № 29, директором ее где-то до начала шестидесятых годов был Федор Филимонович Смаглюк, потом – Галина Сергеевна Глебова. Светофора на этом перекрестке тогда не было и перейти широкую, полную спешащих утренних машин и звенящих трамваев, дорогу в школу, я это хорошо запомнила - было совсем не просто.
              В 29-й школе учились почти все дети нашего и соседних домов, закончили ее и мы с сестрой. У нас были такие замечательные учителя - предметники, как: математик - Роман Борисович Глузкин, физик - Владимир Моисеевич Друтман, черчения - Иван Иванович Сербинов, истории и обществоведения – Галина Сергеевна Глебова,, ботаники - Петр Афанасьевич Пименов, русского языка – Николай Аверкиевич, английского языка – Нина Александровна Мягшина, украинского языка и литературы  - Нина Макаровна Чеботарь   и многие другие. 29-й школы давно нет, теперь в этом здании расположилась библиотека педагогического университета им. К.Д.Ушинского.
             В соседнем с нашим, 33 номере улицы Тираспольской, во дворе слева, на втором этаже, жила одноклассница и подруга моей старшей сестры Марины – Наташа Куденко.  Мама Наташи -  Вера Ильинична Куденко была медсестрой, а отец - известный в Одессе врач-хирург Абрам Маркович Ицкович. Абрам Маркович в 60-х годах  работал вместе с маминой старшей сестрой, военврачом Агнессой Ефимовной в гарнизонной поликлинике. Мы часто бывали на 12 станции Большого Фонтана у Наташи на даче, а Марина с мужем и сыном Сережей, иногда летом потом даже у нее жили.
            Здесь же, на Тираспольской, в доме, что правее от табачной фабрики, когда-то снимал вместе с товарищем комнату, в то время первокурсник университета, Олег Филимонов. Его родители много лет дружили с Яковом Мироновичем, и по их просьбе он «курировал» их старшего сына - потому Олег и жил поближе к нам. Мне запомнилось, как он приходил к нам «делать уроки», когда на нашей улице не было света – мама зажигала керосиновую лампу, ставила ее на большой стол, за которым мы все легко умещались,  было тепло и светло и, наверное, поэтому Олег говорил мне: «СчасТливая!», делая ударение на букве «т» и непривычно отчетливо при этом ее выговаривая. В то время я была уже где-то в старших классах школы, но отец все также любил шутить:
           - Сашенька, ну давай, принеси «двойку»! Я тебе сделаю большой подарок… - И при этом часто вспоминал, как один раз его отца вызвали из-за него в школу: дедушка вышел от директора злой, соответственно грозно посмотрел на папу, сплюнул сквозь зубы на тротуар и, не говоря ни слова, сел в пролетку…
            Двор наш был шумным, многоголосым. Все соседи хорошо знали друг друга, часто выходили из квартир во двор, чтобы обсудить свои проблемы друг с другом. Через весь двор тянулись бельевые веревки, переполненные высыхающими свежевыстиранными вещами. Домашний телефон в то время был большой ценностью -  сейчас это кажется смешным, а тогда люди десятки лет стояли в очереди на установку домашнего телефона, такая очередь считалась обычным явлением, а телефон - необыкновенным благом. Кроме того, у всех, ну почти у всех владельцев домашних телефонов, были блокираторы (два телефона в разных, но близлежащих, квартирах отличались последней цифрой на единицу и в то время, когда пользовались одним из них – второй не работал). Правда, тогда было много вполне исправных телефонов-автоматов на улицах, позвонить стоило 2 копейки или «двушку», как все говорили. Поскольку отец был известный журналист, научный работник и, наконец, фронтовик, инвалид войны – у нас телефон был, причем даже без блокиратора. Жители нашего дома в случае необходимости  вызвать «скорую»,  другие срочные службы, или просто с кем-либо поговорить - привычно ходили к нам «звонить». Этот наш номер телефона, первый в моей жизни, я и сейчас помню, впрочем, как и все последующие, хоть уже и по другим адресам, был 2 – 13– 66.
            Где-то, году в 1952,  печально известном  «делом  врачей»,  за папой неотступно, причем,  в буквальном смысле слова, следили.  (Хотя, вообще говоря, по большому счету, так или иначе, за ним следили всю его жизнь, а он великодушно смеялся – «меня охраняют…»).  Как-то,  когда  он шел по нашему двору, возвращаясь домой - к нему подошла соседская девочка Людочка  Макурова, и сказала: «Дядя Яша, за Вами все время ходит вон тот дядя в плаще…» и она показала пальчиком на мужчину, которого мой отец, прошедший фронт, и сам уже давно заприметил…
           Наш дом дал миру замечательного ученого, историка – Станислава Владиславовича Кульчицкого. Станислав Владиславович, уже давным-давно живущий в Киеве, как-то заметил: «В этом году был в Одессе, оппонировал, заходил во двор. Он стал неузнаваемым и в то же время остался таким же, каким был во времена моего детства. Я жил в нем до 22 лет - с младенчества. Он изменился, но не очень. Типичный одесский дворик XIX столетия».
           И даже теперь, через столько лет, при каждом случае - я стараюсь пройти поближе к нашему дому, увидеть его, еще раз показать и рассказать о нем своим детям. Иногда возникает чувство, что если туда зайти, подняться на второй этаж, войти в нашу квартиру, можно попасть в какую-то параллельную реальность, где по-прежнему, все также  живем мы…   И все живы.…   Иногда даже кажется, что лучше бы нам оттуда никуда не надо было переезжать…