Верую во единаго Бога Отца Вседержителя
Плен.
Ваньку Бурмакина везли на старом милицейском уазике, в котором когда-то возили задержанных и преступников.
Решётки, отделяющие водителя, крепкая дверь, а рядом на сиденье такой же как и он бедолага в армейской форме ВДВ с перевязанной головой.
Они познакомились в том чеченском селении, где Ваньке обработали рану на ноге.
- Зови меня просто по фамилии Потапов, не протягивая руки, сказал он. – Смотри не теряй сознания, держись, браток, а то пристрелят.
Потом всех семерых пленных осмотрел чеченец в белом халате, он снял повязку с Ванькиной ноги, разрезал штанину, раскрыл рану, обработал её чем – то, отчего Ванька чуть не потерял сознание и при этом не закрывал рот.
- Что воин в самострелы записался, наверное, домой к девочке захотел, соскучился по мясу, пуля то у тебя вдоль ноги - только мякоть разорвала, ну ничего швы наложим, и ещё потанцуешь на своей свадьбе, но смотри повязку меняй через день, иначе без ноги останешься.
-С..а ты - думал Ванька, вспоминая, как прятался за колёса бронетранспортёра, а вокруг падали кусочки свинца, сплющенные о броню.
Одна из пуль срикошетила и попала в ногу, нога сразу онемела и стала чужой, тяжёлой, а он разорвав зубами обёртку, бинтом заматывал ногу прямо со штаниной.
Наверное, он тогда потерял сознание, потому как не помнил, чем закончился бой, а очухался только от пинка здорового чеченца:
- Вставай, пошли, а будешь плохо идти - пристрелю.
И вот теперь двоих Ваньку и Потапова везут уже несколько часов, куда - то в горы.
-С..и – матерился Потапов, - они думают выкуп за нас взять, как не могут понять, что те, у кого есть деньги, своих детей от этой мясорубки откупили.
У тебя кто родители?
- У меня только мать - и Ванька вспомнил свою маму, полную мешковатую женщину, работающую поварихой в детском садике. И ещё Лиза, моя невеста, - писала, что будет ждать меня, чтобы не случилось. У меня, как в нашей ротной песне:
Ты ждёшь, Лизавета, от друга привета,
Ты не спишь до рассвета, всё грустишь обо мне,
Одержим победу, к тебе я приеду
На горячем боевом коне.
- Теперь ей долго тебя ждать придётся, хорошо, что я со своей успел разбежаться до армии.
- А что так?
- А она с работы раньше времени пришла, а я с её подругой кувыркаюсь, мне она так и ничего не сказала, а подругу отхлестала и по морде и по голой сраке.
Мне тогда смешно было, а вот сейчас… Эх, если живой останусь на коленях прощения просить буду.
В какой - то деревне машина остановилась. Дверь открылась:
- Ты вылезай, водитель указал на Ваньку, - а ты дальше поедешь.
- Прощай, браток, может, даст судьба, свидимся - попрощался Потапов.
Ваньку определили к моложавому подвижному старику чеченцу.
- Зови меня Зияд, будешь жить у меня и работать, мои сыновья сражаются с неверными, а работы много. Убегать тебе не советую. Любой остановит и может убить - сказал он и посмотрел на Ванькину ногу.
Размотал Ванька повязку, Зияд ловко обработал рану, ему помогала хромая девушка, его дочь, которая принесла воду в тазике и бинты. Зияд
говорил с ней на своём языке.
Иван понял только, что её зовут Айна. Потом Зияд отвёл его в сарай, в котором стояла старая кровать и стол.
- Здесь будешь жить.
Принёс хлеб и кувшин водой, вышел и закрыл дверь снаружи на большой
замок. Поев, Ванька свалился на кровать и заснул.
Проснулся вечером, от какого - то заунывного голоса, кто - то, то ли пел, то ли кричал. Потом понял, что это призыв на вечерний намаз, он уже был знаком с обычаями чеченцев. Осмотрел сарай, нашёл большую щель и стал разглядывать двор и постройки своего хозяина.
Хозяйство было зажиточное, две легковые машины, грузовик, трактор, несколько коров и множество другой живности.
По двору сновали то Айна, то другая пожилая женщина, наверное, её мать. Почувствовав на себе его взгляд, Айна поправила сползший с головы платок и дерзко взглянула на сарай.
Ванька отошёл от щели, лёг на кровать и стал вспоминать свой дом, свою мать и конечно Лизу.
С Лизой они учились в одной школе и окончили её одновременно, только в разных классах. Впервые он обратил на неё внимание на одном из школьных вечеров, где оба класса были вместе, тогда он пригласил её танцевать, не обращая внимания на очкарика, увивавшегося около неё.
Ванька был парень рослый, светлый курчавый чуб, делал его похожим на Есенина, девчонкам он нравился своей независимостью и весёлым нравом. Понравился он и Лизе, между ними возникла дружба, переросшая в любовь.
Лиза после школы поступила учиться в медицинский техникум, а Иван пошёл работать шофёром, окончив месячные курсы. Когда его провожали в армию, приехала Лиза, и они тогда долго были вдвоём, мечтая, что поженятся после Ванькиного дембеля.
Полтора года прослужил Иван спокойно, пока их не бросили в «горячую точку». Тогда он написал Лизе последнее письмо, о том, что попал на боевые действия и если не убьют, то весной он дембельнётся и в конце письма приписал:
Не стой на пороге в тоске и тревоге,
Я вернусь, когда растает снег.
Вот и вернулся, думал с горечью Ванька, о том, где я и что со мной вряд теперь кто узнает.
Так прошло много дней, рана заживала, Ванька работал вначале во дворе, отремонтировал хозяину трактор, потом стал работать в поле. Работа была тяжёлая: он выкорчёвывал камни из земли и стаскивал их в кучу, всё это на солнцепёке.
Кормили его плохо, в основном вечером после работы. Зияд приносил еду и говорил на своём языке, на русском к нему обращались в редких случаях, поневоле Иван стал понимать чеченскую речь, отвечать на вопросы.
В аул ему запрещено было ходить, да и сидел он всё время под замком. Так что надежды на то, что его найдут свои не оставалось.
Айна.
Прошло больше года, с тех пор, как Иван в плену. За это время многое изменилось. Приезжали сыновья Зияда на свой праздник. Они пробыли несколько дней и уехали. Посмотрели на Ивана, пошутили,
похлопали по плечу, похвалили его за то, что хорошо слушает их отца.
Из их разговоров Иван понял, война долго не продлится, и что русские
стали воевать совсем иначе, чем в первую войну.
Однажды Иван, сидя в своём сарае, увидел, как танцует хромая дочь
хозяина. Зияд уехал с женой, а Айна, включив чеченскую музыку,
танцевала под неё во дворе.
Наверное, любой девушке хочется показать себя перед мужчиной. Она в
танце была очень грациозна, совершенно не было заметно её хромоты.
Лёгкая в своих движениях, она напоминала птицу, её руки были как крылья. Она, конечно, знала, что Иван наблюдает за ней, чувствовала это. Иван
захлопал в ладоши и сказал:
- Айна, ты здорово танцуешь.
- А ты умеешь танцевать? – смутилась та.
- Нет, я плохо танцую, вальс еле смог разучить в школе.
- А почему русские не танцуют хоровод? Я видела по телевизору, какой это красивый танец.
- У нас сейчас совсем не танцуют. Те танцы, что есть – простая топотня, так и говорят: «Пойдём, потопчемся».
- Неправильно это, танцевать должны все и обязательно создавать круг – это объединяет танцующих. Круг это символ жизни, завершённости.
Парный танец это танец любви, а круг танец нации, народа. Смотри, наш
мужчина должен в танце вот так держать руки и всегда быть лицом к
женщине, в танце он не должен касаться её, он как орёл с распахнутыми
крыльями, а женщина как голубка.
- Умная ты, Айна, и красивая. А зачем ты постоянно носишь платок?
Я видел, в вашем ауле не все девушки ходят в платках.
- Это хиджаб, его обязана носить всегда истинная мусульманка. Я счастлива, потому что мусульманка, и мой хиджаб — это одно из средств приближения к Создателю. А ты веришь в Аллаха?
- Не знаю, я ни в кого не верю. Конечно, я слышал о Боге много раз,
и друзей у меня среди верующих много, но я не понимаю этого, и в моей
семье никто не верит, отец был неверующий, и мама не верит.
- Это плохо, хороший и красивый мужчина должен верить в Аллаха,
чтобы Он послал ему здоровых и умных детей.
После того случая Иван стал часто разговаривать с Айной, говорили
они на русском языке, и это помогало ему быстрее освоить чеченский.
Айна всячески старалась, чтобы родители не заметили этих разговоров.
Но всё тайное рано или поздно становится явным.
Зияд заметил, как его дочь сменила отношение к русскому. Он хорошо понимал, что его дочь из-за хромоты не найдёт хорошего мужа среди своих, но связь с русским грозила смертью обоим.
Он решил поговорить с дочерью. Разговор был тяжёлым, Зияд предупредил дочь обо всех последствиях её любви.
- Ты хорошо подумала? И любит ли он тебя так, как ты его?
- Отец, мне главное, что я люблю его.
- Не пожалеешь ли ты потом о своём выборе? Ведь много джигитов, когда кончится война, могли бы взять тебя в жёны.
- Нет, отец, от него у тебя будут хорошие внуки.
- Если он примет мусульманство, то я согласен.
Айна убедила Ивана, что нужно принять Ислам, и тогда они смогут
пожениться. Она объяснила, как это делается. Для того чтобы принять Ислам, достаточно просто произнести:
"Нет божества (заслуживающего нашего поклонения), кроме Аллаха – создателя, Мухаммад (Абуль-Гасим) – Посланник Аллаха".
По-арабски это звучит так: "Ля иляха илля-Ллах, Мухаммад расулю-Ллах". Важно правильно произнести имя Пророка Мухаммада. И Айна учила его выговаривать правильно все звуки этого имени.
Так Иван стал мусульманином, очистился от всех грехов, теперь он мог жениться на Айне.
Он вместе с Зиядом совершал намаз: и утренний, и полуденный, и вечерний. Ходил в мечеть. Потом имам прочитал начох, провёл обряд никах, и таинство брака завершилось.
На свадьбу приехали братья Айны, привезли кучу подарков и невесте, и
жениху.
Теперь Иван жил с женой в доме её отца, считался полноправным членом
семьи, но чувства свободы не испытывал.
У Айны с Иваном родился сын, назвали его Джамал (красивый). Он и впрямь был красавец: крепкий, здоровый карапуз.
Все в доме восхищались и баловали его, сыновья Зияда присылали ему подарки, родственники тоже.
Айна души не чаяла в Джамале, а Иван иногда сравнивал отношения к
детям у русских и чеченцев, и выходило не в пользу первых.
Тем временем война в Чечне закончилась, и наступил мир. Управлять
страной стал Кадыров. Всем пленным, оставшимся в живых, был разрешён
выезд из страны на родину.
Однажды Айна вбежала к Ивану взволнованная:
- Там тебя русский спрашивает!
Выйдя из ворот, Иван еле узнал в худом и постаревшем человеке Потапова.
Он привёл его в дом, и Айна стала быстро собирать на стол. Потапов понимающе посмотрел на неё и рассказал о себе.
- А у меня всё наперекосяк шло.
Два раза я бежал: один раз на машине, другой раз пешком. И всё ловили, а
потом били как негра на плантации, это значит, чтобы больно было, и работать мог. Сдохнуть хотелось, Ванька, честное слово, чтобы им мой труд не достался.
А как подумаю, что мне надо вернуться и прощения попросить у моей Ани, зубы сожму и терплю.
Как узнал, что нас отпускают, от радости чуть с ума не сошёл, да меня мой хозяин Ваха в чувство привёл
- Что, домой собрался? Развеселился! Зря веселишься! Здесь останешься, прикончу я тебя, как собаку, и зарою! Вот я и дал дёру до тебя. Слышал, что ты ихним стал, подумал: может, проводишь меня до наших.
На другой день Иван повёз Потапова на легковой машине до русского блокпоста. Он написал письмо матери, что живой и женился, что имеет сына Джамала и пообещал, как установятся нормальные отношения с Ичкерией, приехать в гости.
Прощаясь с Потаповым, он отдал ему письмо:
- Опустишь в ящик где-нибудь в России.
- Хорошо, Иван, если будешь ехать в свою Сибирь, задержись на Урале в
Кунгуре, вот адрес, всегда с радостью встречу.
Прошёл ещё год. За это время погиб один из братьев Айны, Джамалу
исполнилось три года, и он хорошо говорил на чеченском. В последнее
время на Ваньку накатила тоска, ему не хотелось ничего делать,
стали невыносимы эти горы, ему снилась могучая гладь сибирской
реки, рыбалка с ночёвками и что-то ещё забытое, но щемящее до боли в сердце.
Айна заметила состояние Ивана и спрашивала, что с ним, но тот
отмалчивался. Однажды она сказала
- Тебе надо съездить домой и повидать мать. Это нехорошо, когда мать
столько лет не видит сына.
Иван не знал, что делать, не знал, как встретят его дома. Но тоска не
отпускала, и он решился.
Проезжая Урал, он заехал к Потапову. Потапов изменился, поправился и был очень рад приезду Ивана. Он познакомил его со своей женой:
- Вот она, моя Аня, помнишь, рассказывал я тебе…
Аня, собирая на стол, иногда кидала на Ивана жалостливые взгляды.
Выпив впервые со времён плена стакан водки, Иван захмелел и вместе
с Потаповым пел:
Ты ждёшь, Лизавета, от друга привета,
Ты не спишь до рассвета, всё грустишь обо мне.
Одержим победу, к тебе я приеду
На горячем боевом коне.
И захмелевший, счастливый, что он уже в России, Иван сказал себе,
что больше никогда не вернётся в Ичкерию.
Молитва матери.
Иван уже неделю дома и всё никак не может привыкнуть к этому. Казалось неправдоподобным, что можно жить вот так.
Старший брат женился, имеет трёх детей. Младшая сестрёнка выросла в красавицу, окончила школу и собирается замуж.
Мать сильно постарела, её золотистые волосы побелели, и она постоянно носит платок.
- Мама, как у вас здесь всё изменилось за эти семь лет.
- Да как будто всё по - прежнему, это просто ты изменился, отвык от дома. Расскажи ещё про свою Айну и моего внука. Любит ли она тебя?
- Любит, мама, так же как и ты, она меня жалеет и заботится обо мне, так же как о Джамале.
- А ты любишь её?
- Не знаю, наверное, люблю, я так думал, пока не увидел, как любит Потапов свою Аню.
- Сынок любовь это жертва, когда любят друг друга, то постоянно чем - то жертвуют для любимого. Твой Потапов жертвовал для своей Ани, и она для него, но и твоя Айна принесла себя в жертву любви, ты думаешь, легко ей было, любить русского среди своих соотечественников, ведь она для них предатель - своим джигитам предпочла тебя дурака.
- Ты, мама, стала верить в Бога?
- Да сынок, и я постоянно всё это время из года в год молилась в церкви, просила Божью Матерь, чтобы она послала тебе женщину, которая будет тебе защитой вместо меня. Я верила, что ты живой и что с тобой ничего не случиться. И вот дождалась тебя - и она ласково погладила его овсяного цвета волосы.
Иван сходил в гараж, где работал до армии, старые друзья встретили его настороженно, но когда после смены, кто - то притащил несколько бутылок водки, разговор завязался.
- Давай, мужики, подставляй посуду, а ты, Иван, чего стесняешься?
- Да не пью я теперь.
- Ты что? Совсем не русским стал, кончай ломаться.
- Да что вы к нему пристали, ну не пьёт он и правильно делает. Споили Россию и используют, как пьяную женщину. Давно протрезветь всем пора, на выборах за бутылку водки выбираете всякую мразь. Я думаю, чем скорее протрезвеет Россия, тем ей лучше будет.
- Ну, ты то, трезвенник старый, не пьёшь - не мешай другим.
- Ух, ты, как Христос по душе прошёл.
- Иван, а, правда, у мусульман можно несколько баб иметь? И как они с ними управляются?
- Были у нас на зоне эти мусульмане, тихие они там, и как ты Ванька им поддался?
- А ты смог бы на зоне один против воровского закона подняться? Что нет, - вот так и у них.
- Всё равно сменить родину это как то не по - нашему.
- По - вашему - это наворовать здесь, купить виллу в Испании, и возить туда барыши, не слушай его, Иван, сейчас о родине только депутаты в думе треплются, да в предвыборных листовках её бедную жалеют.
- Петрович, ты - то чего молчишь, ты старше всех здесь, скажи им про родину.
- А чего говорить? Мой адрес Советский Союз, я служил и принимал присягу, ..Я гражданин Советского Союза…, со мной служили и чеченцы, и узбеки, и грузины и хохлы.
Сейчас другая власть и страну урезали до смешного, эта власть пропьёт, что может и смоется на новую родину, а следующая придёт на её место остатнюю Россию на куски порежет.
Там татары, там чукчи. А Родина по моему разумению это моя семья, мои дети, которых я родил, чуешь, родил - Родина. Так что, Иван, там, где твои дети там и Родина.
- Ну, блин Петрович, ты и философ, прямо Спиноза. «Где твой дом родной? Там где ты живёшь, Где твой дом родной? Там где водку пьёшь... Наливай, мужики.
После гаража поехали на берег реки и там продолжили гульбу. Иван не пил, смотрел на огромную гладь сибирской красавицы реки, смотрел, как опускается красный диск, уставшего за день солнца, словно раскаленный в горне, в воду реки.
Казалось, что сейчас зашипит вода и превратиться в пар, и добавятся на вечернем небе новые облака. И стало Ивану спокойнее, как будто нашёл он, что - то нужное и потерянное уже давно, о чём жило в душе беспокойство и неудовлетворённость.
Дядька Егор.
Встретился Иван и со своим дядькой, родным братом умершего отца. Его звали Егор. Всю жизнь на реке, удачливый рыбак.
Ванька помнил его всегда пропахшим рыбой, дымом костра с обветренным лицом и заскорузлыми от холодной воды руками.
Дядька ловил рыбу в любое время года и продавал её, числился у рыбнадзора первым браконьером, но поймать его на сетях, на самоловах было невозможно.
После перестройки с ним, что-то случилось, он забросил рыбалку, читал Библию, а потом с приезжим в село монахом строил православную церковь. Как рассказывала мать, он ходил на службу. Молча молился, стоя в уголке, не лез в первый ряд, где стояла знать посёлка.
Библию он знал отлично, мог цитировать многие места по памяти. Мог разъяснить любой стих из Нового Завета, но спорить на тему религии не спорил.
Ивану он очень обрадовался, расспрашивал о его жизни, о мусульманских обычаях и законах. Внимательно слушал, и видно было, как он сопереживает Ванькиному рассказу, иногда шевеля желваками.
- Дядька Егор, а как это ты, никому никогда не верящий и не доверяющий, вдруг пришёл к вере в Бога?
- Потому то и пришёл, Иван, человек не может жить без веры, каждый, во что- то верит. Один в деньги, золото, силу - другой в справедливость, честность и порядочность. Неверующих ни во что нет на этом свете, рано или поздно человеку приходится выбирать между Добром и Злом.
- Но почему тогда сейчас одному Богу молятся в одной церкви и вор и обворованный им человек, почему одному Богу молятся и христиане и мусульмане, которые убивают друг друга, как это понять?
- А не надо понимать, Вань, так испокон веку идёт, ты верь для себя и к тебе придёт спокойствие и уверенность и постепенно откроется глубина бытия человеческого. Бога надо принимать в душу по отдельности, а не скопом. Молись Ему, и Он тебя услышит.
- Не понимаю я тебя дядька Егор, вот мне мой тесть Зияд то же самое про Аллаха говорил: «Мой Господь не станет заботиться о вас, если вы не воззовете » (Аль-Фуркан, 77)
- А вот Иван, что говорит о молитве Библия: …ибо знает Отец ваш, в чём вы имеете нужду, прежде вашего прошения у Него» (от Матфея стихи 6-8). И Коран и Библия это человеческая мудрость, накопленная поколениями и нельзя не прислушиваться к ней.
А есть ещё и проявление высшей силы, я думаю, она посылается самым неверующим, чтобы принял человек Творца.
Расскажу тебе, что я сам испытал. Ставили мы крест на церковь с Ильёй монахом. Крест листвяжный, семиметровый, тяжёлый, и основание его надо в специальную ложбинку вставить.
Дело осенью было, день ветреный, последние листья обрывал, налетит порывом, чуть самих с маковки не сдувало, а тут семиметровый крест поднять и закрепить надо. Я Илье говорю, давай я ещё людей позову, а тот - не надо, Бог поможет.
И вот стали мы его поднимать; ветер стих, воздух не шелохнётся, а крест какой - то силой сам стал на место, я чувствовал, что только держусь за него. Вань, я никогда не плакал в жизни, а тут слёзы из глаз ручьём и такое облегчение, как будто всю жизнь что - то во мне давило, а теперь слезами вышло.
Стоим мы на маковке с Ильёй на коленях, и тот молится: Спасибо Тебе Господи, что дал узреть силу Твою и мощь.
Не один раз после ещё встречались Иван с дядькой Егором, разговаривали много и обо всём. Однажды дядька пригласил Ивана на службу в церковь. Иван никогда не был в православной церкви, он с интересом оглядывал стены, увешанные иконами, горящие лампады и свечи, слушал пение хора и смотрел на собравшихся людей.
В основном пожилые женщины, среди них несколько учительниц, что когда - то учили Ивана. Какая - то бабка рядом с Иваном прошипела:
- Перекрестись, нехристь, перед образами стоишь. А Иван подумал:
- Вот и здесь молятся, глядя на восток, только почему - то крестятся, и он неумело сложил пальцы в щепоть, попытался повторить их жест.
- Глянь, как он кладёт крестное знамение - вновь зашипела бабка своей соседке;- нехристь и есть нехристь.
- Интересно, если моя мама молилась здесь за меня и её молитвы меня спасли, то почему меня здесь как чужого встречают - думал Иван.
В это время в церкви все стали читать символ веры: «Верую во единаго Бога Отца Вседержителя, Творца небу и земли, видимым же всем и невидимым». Иван дослушал молитву и вышел из церкви.
- Нет, не понимаю я ещё Бога ни русского, ни чеченского – думал он; буду жить, как многие, без всякого Бога.
Однажды сестра потихоньку сказала Ивану, что приехала Лиза и хочет его видеть. Увидев Ивана, Лиза бросилась ему на шею и стала целовать:
- Милый, я верила, что ты вернешься, и ждала тебя.
- Прости меня Лиза, но я женат, и у меня есть сын.
- А ты любишь свою жену?
- Я люблю тебя, Лиза.
- Помнишь, мы хотели пожениться, как ты вернёшься, пойдём со мной, я так долго ждала этой минуты.
Иван изменился, снова стал весёлым, снова стал шутить и смеяться, дома он почти не бывал, ночевал, где - то и на вопросы матери отшучивался. Мать обеспокоилась и сказала, что, наверное, ему пора ехать к семье, на что Иван ответил, что возможно он не поедет вовсе.
Обеспокоенная мать написала письмо Айне, в котором вызывала её к себе.
А Иван и Лиза чувствовали себя, как будто не было этих семи лет ожиданий, словно вот только вчера они расстались со школой, и впереди у них общая жизнь, любовь друг к другу.
Иван впервые почувствовал себя мужчиной. Он думал о выборе, который должен был сделать.
В новой его жизни Лиза стала на первый план, он просто не представлял другой жизни без неё.
Плен, Айна и всё, что с ней было связано, представлялось, как какой - то дикий и непонятный сон, где Иван чувствовал себя «зомби».
И вот однажды счастливая Лиза призналась ему, что она забеременела. Иван был рад, он у которого был уже сын, впервые испытал чувство отцовства. Вот эта красивая девушка, которую он любит, носит в себе частичку его, частичку новой жизни.
Чувство благодарности к ней и сразу же возникшее чувство ответственности за новую жизнь, заставили Ивана подумать об их будущем. Он сказал Лизе, что они уедут в город, снимут квартиру, будут работать и распишутся.
Счастливый он пришёл домой к матери, чтобы сказать ей своё решение и увидел Айну, которая сидела с ней рядом за столом и разговаривала. Они обе сидели в платках, в углу мерцала лампадка перед иконами, и какое - то тягостное чувство овладело им.
Ивану вспомнилась вся его жизнь в плену, эти тёмные платки, чужие обычаи. Ему захотелось повернуться и выскочить из дома, убежать к Лизе, к её счастливой улыбке, к её светлым волосам, которыми играет ветер, и ещё к тому слабому и беззащитному существу, что носит она в себе.
Иван молча сел за стол и стал слушать, что ему говорила Айна о Джамале. Он вспомнил, как на его слова об имени для сына, хотел назвать Егоркой, вскочили братья Айны и настояли на имени чеченском.
У матери были грустные, заплаканные глаза.
-Сколько же я горя и забот ей принёс, а сколько ещё впереди - подумал Иван.
- Ладно, вы поговорите, а я сбегаю к Марье, тесто поставим - сказала мать и вышла.
- Хорошая у тебя мама, она меня хорошо приняла.
- Зачем ты приехала, Айна?
- Меня твоя мама вызвала.
- Напрасно она тебя вызвала, я хочу тебе сказать, Айна, что я люблю другую.
- Но ведь ты мусульманин Иван, ты можешь иметь две жены, и они обе будут любить тебя.
- Я не хочу, чтобы меня любили две жены, я люблю только одну, только свою Лизу. И мусульманином я стал по ошибке.
- Она дождалась тебя? Значит, она и вправду тебя любит.
- Да любит, Айна, и у нас с ней будет ребёнок, ты прости меня, но мне только казалось, что я люблю тебя.
- Я знала это ещё тогда, когда ты ласкал меня, ты её ласкал, и имя во сне ты её говорил, я брала то, что не принадлежало мне.
-Прости, Айна.
- О сыне не переживай, он скорее мой сын чем твой и вырастет настоящим правоверным. Пусть у тебя с твоей Лизой будет всегда любовь и вашему сыну не пришлось, воевать с моим и твоим сыном.
Айна уехала, в посёлке было много разговоров о ней и об Иване, некоторые болтали, что теперь Ивана чеченцы точно зарежут. Сам Иван скоро забыл о приезде Айны и не любил вспоминать о своём плене.
А потом они с Лизой переехали в город и недавно навестили мать, привезли ей показать внука Егорку. Внук был светловолосый и курчавый, вылитый дед, как сказала мать Ивана.