Кладбище, полное офицеров, было похоже на цветущее поле. Кепи и красные кюлоты, галуны и золотые пуговицы, сабли, аксельбанты штаба, бранденбурги стрелков и гусар проходили мимо могил, белые или чёрные кресты которых открывали свои плачевные объятия, свои железные руки – кресты из мрамора или из дерева над покойниками.
Пришли хоронить жену полковника Лимузена. Она утонула 2 дня назад, принимая ванну.
Всё было закончено, священник ушёл, но полковник, поддерживаемый двумя офицерами, стоял над могилой, в глубине которой ещё был виден гроб из дерева, который скрывал уже начавшее разлагаться тело его молодой жены.
Он был почти стариком, высоким худощавым человеком с белыми усами. Он женился 3 года назад на дочери своего товарища, которая осталась сиротой после смерти отца, полковника Сорти.
Капитан и лейтенант, на которых опирался их начальник, попытались увести его. Он не хотел уходить, в глазах его стояли слёзы, которым он не позволял течь, так как хотел быть героем, и он тихо шептал: «Нет, нет, ещё немного». Он упрямо хотел оставаться там, его ноги дрожали на краю могильной ямы, которая казалась бездонной: пропасть, в которую упало его сердце и жизнь, всё, что осталось ему на земле.
Внезапно подошёл генерал Ормон, схватил полковника за руки и увёл чуть ли не силой: «Пойдём, пойдём, приятель, не нужно оставаться здесь». Полковник подчинился и вернулся домой.
Когда он открыл дверь кабинета, он заметил письмо на рабочем столике. Взяв его, он едва не упал от удивления и волнения, так как узнал почерк своей жены. На письме была почтовая отметка с датой того же дня. Он вскрыл конверт и прочёл:
«ОТЕЦ,
Разрешите мне называть вас так, как я делала раньше. Когда вы получите это письмо, я буду мертва, под землёй. Тогда, возможно, вы сможете простить меня.
Я не стремлюсь растрогать вас или смягчить свою вину. Я лишь хочу сказать со всей искренностью женщины, которая умрёт через час, полную и абсолютную правду.
Когда вы взяли меня в жёны, я согласилась из благодарности и любила вас всем сердцем маленькой девочки. Я любила вас так, как любила папу – почти так же сильно. И однажды, когда я сидела на ваших коленях, а вы целовали меня, я назвала вас папой против своей воли. Это был крик сердца, инстинктивный и спонтанный. Действительно, вы были для меня только папой и больше никем. Вы рассмеялись и сказали мне: «Всегда зови меня так, дитя, это доставляет мне удовольствие».
Мы приехали в этот город, и (простите меня, папа) я влюбилась. О, я долго сопротивлялась, а затем уступила, я изменила вам, я стала падшей женщиной.
А он? Вы не узнаете, кто он. Я спокойна на этот счёт, потому что вокруг меня всегда были 12 офицеров, которых вы называли «12 созвездий».
Папа, не старайтесь узнать его имя и не надо ненавидеть его. Он сделал то, что каждый сделал бы на его месте, и затем, я уверена, что он любил меня от всего сердца.
Но, послушайте, однажды у нас было свидание на острове Бекасов (вы знаете этот островок за мельницей). Я должна была подплыть к нему, а он должен был ждать меня в кустарнике, чтобы никто не видел, как мы уходим. Я только что присоединилась к нему, когда ветки раздвинулись, и мы заметили Филиппа, вашего ординарца, который нас удивил. Я подумала, что все пропало, и издала громкий крик, тогда мой друг сказал мне: «Уплывайте отсюда, дорогая, и оставьте меня с этим человеком».
Я уплыла, такая смущённая, что едва не утонула, и вернулась домой, ожидая чего-то страшного.
Через час Филипп, которого я встретила в коридоре гостиной, сказал мне: «Я к Вашим услугам, сударыня, если Вам нужно передать письмо». Тогда я поняла, что он продался, что мой друг купил его.
Я отдала ему письма – все письма. Он носил их и приносил мне ответы.
Это продолжалось около 2 месяцев. Мы доверяли ему так же, как доверяли ему вы.
И вот, папа, что произошло. Однажды на том же самом острове, куда я приплывала купаться, но теперь одна, я встретила вашего ординарца. Он ждал меня и предупредил, что выдаст нас и передаст вам все письма, которые он хранил, украл, если я не подчинюсь его желаниям.
О, папа, я испугалась, испугалась, как трусиха, я была возмущена, я боялась вас, такого доброго, кому я изменила, и за своего друга, которого вы убили бы, и за себя – я обезумела, растерялась, я подумала, что нужно купить этого негодяя, который тоже меня любил. Какой стыд!
Мы так слабы, женщины, и теряем голову скорее, чем вы. И затем, когда мы падём, мы падаем всё ниже. Разве я знаю, что я сделала? Я только поняла, что один из вас двоих и я умрём, и отдалась этой скотине.
Видите, папа, я не пытаюсь оправдаться.
Тогда, тогда произошло то, чему я должна была помешать. Он брал меня каждый раз, запугивая меня. Он тоже стал моим любовником, как тот, каждый день. Это было отвратительно. Это было наказание, отец.
Тогда я сказала себе: «Надо умереть». Живая, я не смогла бы исповедоваться вам в таком преступлении. Мёртвым можно всё. У меня не было другого выхода, ничто не очистило бы меня, я была слишком грязной. Я не могла ни любить, ни быть любимой. Мне казалось, что я пачкаю всех, лишь подавая руку.
Сейчас я пойду принимать ванну и не вернусь оттуда.
Это письмо для вас пойдёт к моему любовнику. Он получит его после моей смерти, ничего не понимая, вы отдадите его ему согласно моей последней воле. И прочтёте его, вернувшись с кладбища».
Полковник вытер потный лоб. Его хладнокровие, выверенное в боях, вновь вернулось к нему.
Он позвонил. Появился слуга.
- Пришлите мне Филиппа, - сказал он.
Затем он приоткрыл ящик стола.
Почти немедленно вошёл Филипп – высокий солдат с рыжими усами, с хитрым и подозрительным видом.
Полковник прямо посмотрел на него.
- Ты скажешь мне имя любовника моей жены.
- Но, полковник…
Офицер вынул револьвер из ящика стола.
- Скорее, ты знаешь, я не шучу.
- Хорошо!.. Полковник!.. Это капитан Сэн-Альбер.
Едва он произнёс это имя, как пламя сверкнуло ему в глаза, и он упал вперёд лицом. Пуля попала ему в лоб.
23 августа 1887
(Переведено 13 декабря 2017)