Кругом носились дети. Бегать они стали не сразу, а только когда зазвучала новогодняя музыка и на импровизированный пятачок сцены вышли Дед Мороз, Снегурочка и сопровождающие их артисты.
До этого дети сидели на стульях рядом с мамами и папами, и казалось, что зал полон, но вот заиграла Джингл Бенглс и сотня дошколят и младших школьников в нарядах динозавров, человеков-пауков, губок-бобов, трансформеров, русалочек, футурам вскочила со своих мест, закричала, захлопала, завизжала и побежала к артистам. Зал опустел, на стульях остались только родители и груднички.
Мне стало страшно и за Павлика, и за актеров, но те не испугались. Спокойно переносили тычки, прикосновения и шлепки детей, словно давно уже свыклись с новым поколением, которое ни за что не хотело сидеть на стульях и наблюдать, как происходит неторопливое развитие сюжета новогодней сказки.
Да, честно говоря, и не было никакого сюжета. Актеры в футуристических голливудских костюмах сменяли друг друга на сцене, и при виде каждого знакомого персонажа дети прыгали и кричали, словно происходит Майдан и сейчас надо его поддержать.
Павлик тоже бегал и прыгал, его покемон оранжевого цвета сначала пнул ногой Деда Мороза, потом взял за руку Снегурочку и куда-то ее потащил. Видя, что девушка попала в сложную ситуацию, я подбежал к Снегурочке и попытался ей помочь, но сын уже отпустил помощницу Деда Мороза и стал гоняться за неповоротливым роботом, который оказался довольно прытким молодым человеком, и от Павлика убежал.
Наблюдая этот бедлам, я постоянно думал, как жива пластмассовая елка. Её специально для безопасности нарядили пластиковыми шарами, которые то и дело падали на пол. Девочки пытались повесить шары на место, отчего елка угрожающе качалась, а мальчики швыряли шарики, как баскетбольные мячи.
Кругом царил дух свободы, демократии и гендерного равенства!
Единственно, что оставалось во власти актеров — это микрофон, потому что как такового микрофона не было. К каждому актеру была прикреплена радиогарнитура, но из-за гула и гама голосов актеров не было слышно. Ритмичная музыка обволакивала картину творящегося беспредела.
Я отошел в сторонку, в уголочек и стал с умилением наблюдать за развитием событий. Павлик иногда подбегал ко мне, и я пытался, то вытереть ему нос, то поправить сползающие покемоньи уши, но сын быстренько скрывался в бушующей толпе.
Я вспомнил свой детский сад. Каждый Новый год воспитательницы наряжали мальчиков зайчиками, а девочек снежинками.
Зайчику полагались черные короткие шорты, белая кружевная накрахмаленная рубашка, уши из картона и пришитый с обратной стороны к шортам кругляш-хвостик, добытый из зимней прохудившейся отцовской шапки.
Девочки надевали белые платья и белые колготки, из ватманов им вырезали короны, которые бережно надевались на головы. Ходить в коронах надо было осторожно, потому что при резких движениях они норовили сползти на уши и упасть под ноги.
Дедом Морозом и Снегурочкой наряжались наши воспитательницы, им помогал косолапый мишка, самый сильный мальчик из старшей группы. На его наряд смотрели с завистью и восторгом, потому что быть мишкой куда лучше и престижнее, чем влачить жалкое существование зайчика.
Потом преподаватель музыки садилась за пианино, и звучали бравурные марши. Под бодрую почти строевую музыку зайчики и снежинки рядами выходили на сцену и под громкие команды делали гимнастические упражнения, которые назывались новогодними танцами. Кто-то наиболее ответственный зачитывал стихи. Мне читать вирши не давали, потому что я заикался.
Папы, мамы, бабушки, дедушки, если они присутствовали на празднике, долго и восторженно хлопали, а воспитатели сурово наблюдали за зайчиками и снежинками, то и дело поправляя неудачливых зайчиков и снежинок за неправильно сделанные гимнастические упражнения.
Царил дух отваги и военных смотров, казалось еще немного, и дошколята полетят в космос, соберут урожай зерна и пойдут защищать великую Родину.
Всё прерывали Дед Мороз и Снегурочка. Они кричали: «Елочка зажгись». И все кричали: «Елочка зажгись», и от этого крика старый пропитой сторож Евгений Платонович втыкал вилку в розетку, и на елке начинали блестеть гирлянды. Живая пахнущая тайгой лиственница сверкала, как бриллианты Сваровски (хотя мы тогда не знали что такое бриллианты Сваровски).
Дети бросали строй и бежали к елке, где полный важности и ответственности мишка, раздавал коричневые бумажные пакеты с конфетами и, если повезло, мандаринами. В присутствии общественности есть конфеты и мандарины не полагалось. Надо было их донести домой, а там уже вскрыть пакет и осмотреть доставшееся богатство. Особенно ценились шоколадные медальки в золотистой обертке.
Ко мне подбежал Павлик. Он нес пароход, и это был не тот подарок, который я оплачивал. Пароход был красивый, блестящий, крутящийся, но Павлик хотел Порше, я специально беседовал с Дедом Морозом, чтобы Павлику дали Порше, а сейчас модель машинки сжимал какой-то красно-синий супермен, восторженно обнимая подслеповатую бабушку. Пришлось на обратном пути покупать Порше.
Марина задержалась на работе. Без жены я долго раздевал Павлика, Павлик крутил пароход и Порше. Кот Батхед терся под ногами, его миска была пуста, воду он разлил, и я вытер пол выжимающейся шваброй.
Набегавшись и напрыгавшись, Павлик быстро уснул.
В изголовье его кровати сидел розовый заяц.