«Любовь, зачем ты мучаешь меня?»:
- Однокашница из Бонча Наташа и моя первая любовь – соседка Лена;
- Панночка Тамара;
- «Сплетенье рук, сплетенье ног, судьбы сплетенье».
3.2. В ХЛЕБЕ НАУКИ — КАМУШКИ ЛЮБВИ.
3.2.1. ТЕЛЕФОННО-ТЕЛЕГРАФНЫЙ БОНЧ.
После окончания школы передышки не было. Вступительные экзамены в Университет начинались раньше, чем в других ВУЗах. Первый экзамен на физфаке по физике я сдал на четвёрку. Это было уже здорово, так как именно на этом экзамене происходил основной отсев абитуриентов. Но, увы, второй экзамен по математике я провалил.
Я знал, что математика – это моё слабое место. Мама в одиннадцатом классе даже наняла мне репетитора – её знакомого, сотрудника Математического института имени Стеклова. Я бывал у него в кабинете. Запомнился уютный диван для размышлений. Он задавал мне хитрые задачки, но, видимо, это надо любить.
Из-за того, что я успешно сдал первый экзамен, мне была дана возможность сдавать экзамены на другом факультете – по астрономии. На собеседовании молодой преподаватель впервые донёс до моего сознания, что нынешние астрономы не сидят ночами за телескопами, а, в основном, нудно считают. Математика подвела меня и на втором заходе в Университет.
Чтобы я не отвлекался от подготовки к экзаменам и чтобы меня не беспокоили повестки из военкомата, мама на время экзаменов поселила меня в одиночестве в пустующей комнате её подруги на Невском проспекте, навещая меня не каждый день. После фиаско в Университете, пришлось срочно искать ВУЗ, где ещё принимают документы. Это оказался Ленинградский электротехнический институт связи имени Бонч-Бруевича – Бонч. При подаче документов я познакомился с девушкой из Калининграда. Она оказалась немкой, и по этой причине её документы не приняли. Вот такая дружба народов в СССР 1963 года.
В Бонче я сдал на «отлично» четыре экзамена, остался последний. И тут я заболел и лежал два дня один практически без сознания. Связи не было никакой. Когда мама пришла навестить меня, она срочно вызвала неотложку, и меня с сиреной повезли по Невскому в Боткинские бараки. Диагноз – паратиф. Где я его подцепил, неизвестно, видно, что-то съел. С таким диагнозом мне пришлось пролежать в больнице целый месяц. После выписки первым делом мама привела меня в ресторан «Кавказский», где я с большим аппетитом съел харчо.
Ещё когда я лежал в больнице, мама договорилась в Бонче, что я сдам оставшийся экзамен вместе с заочниками в сентябре. Кроме коробки конфет секретарше, решающим фактором для разрешения было то, что я уже отлично сдал остальные экзамены. Сдав этот последний экзамен тоже на 5, я стал студентом факультета ТТС – телефонно-телеграфной связи. Тогда проблемы этой связи меня совсем не интересовали. Если бы я знал о будущих мобильниках, Интернете и оптоволоконных линиях!
Обучение на первом курсе института в то время реформировалось. Целый второй семестр отводился на производственную практику. Несколько человек из нашей группы вместе со мной попали в лабораторию на заводе «Красная Заря», где разрабатывали логические ячейки с одним транзистором. Студенты в лаборатории были совершенно не нужны. От безделья мы переводили паяльниками олово на какие-то фигурки, в уголке хором пели песни. В общем, это была бесполезная потеря времени.
В Бонче была секция борьбы самбо, и я решил укрепить себя. Тренировки по вечерам были очень серьёзными, я приползал домой буквально на карачках. Занятия продолжались целый год, я научился кой-каким приёмам самообороны и очень окреп физически, например, я мог сто раз присесть на одной ноге. Наконец, устроили соревнования на разряд, но свой бой я проиграл по очкам. Десять минут при полном напряжении всех сил изматывают так, что под конец хочется лечь и не вставать. На ковре я так наглотался пыли, что в туалете после боя меня вывернуло наизнанку, и я понял, что самбо не для меня.
Экзамены за первый семестр я сдал на отлично. Компания на первом курсе тоже образовалась хорошая, особенно мы сплотились на производственной практике. В нашей компании была ещё одна отличница Ира, из хорошей еврейской семьи, как я узнал позже, и Наташа, умная, душевная, но некрасивая девушка. Обе имели на меня виды.
Но я по-прежнему вздыхал о своей Лене, которая поступила в Институт театра, музыки и кинематографии. Я был уже вхож в её дом, то есть комнату в коммуналке этажом выше, где она жила с родителями и младшим братом. Там у неё была загородка за шкафом, она ложилась на кровать, а я сидел рядом, гладил ей ручку, и мы целомудренно и совершенно беззвучно целовались. Меня считали женихом.
Однажды я пригласил Лену в театр и пришёл за ней. Она надела платье и попросила меня застегнуть молнию на спине, но у меня лишь при виде бретелек на её лифчике так задрожали руки, что я не смог это сделать, и, к моему позору, пришлось прибегнуть к помощи ее отца. Лена вдохновила меня на целую толстую тетрадку стихов. Их сочинение стало для меня навязчивой необходимостью:
Вихрастые мысли
Два дня бушевали
В моей голове.
Стихи мои скисли,
Слова все застряли,
Ни «бе» и ни «ме».
Поэт, успокойся,
Бери авторучку,
Пиши, не пищи.
От критик укройся
За тёмную тучку
И рифму ищи.
Хотя я и считал себя поэтом, но сочинял стихи не только по вдохновению, а и строго по науке: перед каждым стишком в тетрадке был указан его стихотворный размер – ямб, хорей, дактиль, амфибрахий, в конце стиха была указана дата его сочинения, а все строфы пронумерованы, как в академических изданиях. Вот какой я был педант! Кроме моей мамы, которая, конечно, без моего ведома контролировала моё творчество, Лена была единственной, кто прочёл мои вирши.
В наших многолетних отношениях случались перерывы, когда, казалось, всё кончено. Во время одной из таких разлук я в отчаянии бросил мою заветную тетрадку в печку, а жаль, потом почитал бы с удовольствием. Я тоже считал Лену своей невестой:
Хочется зимы,
Чтобы были мы,
Как и прежде, вместе.
Вспомню я метель,
Снежную свирель,
Вспомню о невесте…
В разлуке случались мистические эпизоды. Как-то раз необъяснимая тоска и какая-то сила подняла меня и заставила поехать на Невский, где в толпе я вдруг нос к носу столкнулся с моей Леной. Что это, сон? Или, как я заметил, то, чего очень-очень хочешь, всегда сбывается?
На мой день рождения в ноябре я пригласил Лену, моего друга по Стрижавке Борю и на пару ему Наташу. Родители тактично удалились. Всё было прекрасно, мы пили, пели песни, танцевали, я показывал снятые мной на 8-мм пленку киноэпизоды и снимал нашу вечеринку на камеру. Но я заметил, что Боря, вместо того, чтобы заняться Наташей, обхаживает мою Лену, а она, как казалось моему ревнивому взору, отвечает ему благосклонно. Мне это очень не понравилось и стало причиной, как оказалось, последнего и окончательного разрыва и с Борей, и с Леной. Ну, просто Ленский! Как пустяки определяют порой всю жизнь!
Тогда мне было необходимо любить и чтобы был хотя бы кто-нибудь, кто меня любит. Пожалуй, поэтому, начиная с одиннадцатого класса, у меня были романтические встречи с несколькими девушками вперемешку. Гулял я не только со школьными и студенческими подружками.
Как-то во время болезни мне назначили уколы на дому. Пришла молоденькая красавица-сестричка, помнится, блондинка с толстой и длинной косой, и всадила мне шприц в попу. Я очень смущался, а ей понравился мой просторный свитер ржавого цвета редкой вязки, который мама принесла мне из Дома Моделей. Курса уколов оказалось достаточно, чтобы она пригласила меня в какой-то комсомольский штаб в административном здании на углу Майорова и Садовой. Оттуда мы пошли напротив в популярное тогда кафе «Белые ночи». Потом было ещё несколько совместных прогулок на ночь глядя. Но, увы, продолжения эти ночи не получили.
В первые студенческие каникулы, зимой, я поехал в Москву к одной моей бывшей однокласснице, которая, как мне казалось, была влюблена в меня в школе. Я даже пригласил её в ресторан «Пекин» и уговаривал стать моей, но, судя по её шутливым ответам, она давно набрала опыт и относилась к любви по-взрослому, и я, юнец, был ей уже совершенно не нужен. Помню, рассказала мне анекдот: «Долго ли умеючи? - Умеючи-то и долго!»
После окончания первого курса вся наша студенческая компания знала, что у нас с Ирой роман. Прекрасной белой ночью я пошёл с ней гулять, предварительно приготовив всё для того, чтобы пригласить её к себе домой, благо, родители пропадали в Горелово. И действительно, мы прошли пешком от Смольного до Египетского моста на Фонтанке и к утру зашли ко мне. Я открыл коньяк, но Ира так зажалась, что ничего из намеченного мной не получилось, а насильничать – у меня и в мыслях не было. В шесть утра я проводил её на трамвай.
Скоро произошел ещё один крутой поворот судьбы. Я сидел на крыше нашего домика в Горелово и прибивал шифер. Сверху в проходящей по дороге девушке я узнал свою бывшую одноклассницу Тамару, у родителей которой поблизости тоже оказался садовый участок. В школе я её не замечал, но сейчас она расцвела. Она рассказала мне, что собирается ещё с двумя нашими бывшими одноклассницами - Милой и Таней – на юг, в Лазаревское, рядом с Сочи по приглашению друга Милы. Но родители без присмотра их не отпускают, а вот если бы я поехал с ними, то отпустили бы. Вот какой авторитет был у меня среди родителей в школе!
Я с радостью согласился, и мы поехали: три девицы и я. В Лазаревском нас устроили так: девочки спали в комнате, а я – на веранде у входа, как сторожевой пёс. Отношения у нас были чисто дружеские. По вечерам я пел им песни Окуджавы. Однажды ночью мы с другом Милы залезли в чей-то сад за яблоками для девочек, в полной темноте нащупывали тяжёлые плоды и пихали их за пазуху, но нас почуяли собаки, и пришлось быстро ретироваться. На свету мы разглядели нашу добычу: половина яблок была совершенным гнильём. Так-то, не воруй!
Кошмар начался на пляже. Мой цветничок недолго оставался без внимания. Компания армянских парней быстро пришвартовалась к моим подопечным и пошла на абордаж. Сознавая, чем это может закончиться, я всячески противодействовал этим опасным контактам, проводил душеспасительные беседы как с девочками, так и с парнями, говорил им, что нехорошо шантажировать девиц, на что был ответ: «А что же с ними делать?».
Однажды все вместе мы пошли в заросшее лесом ущелье недалеко от посёлка, на дне которого протекала небольшая горная речка. Я старался не оставлять девиц без присмотра, но в лесу три парочки разбежались от меня в разные стороны, и я остался один. В бешенстве я швырял целые стволы упавших деревьев на дно ущелья, орал, звал, но никто не откликался. Чтобы успокоиться, я долго лежал в ледяной воде в естественной ванне, вымытой потоком на дне ущелья.
На пляже на меня посматривала одна симпатичная девушка, но я был так озабочен надзором за своими красавицами, что на личную жизнь времени не было. Слава Богу, по крайней мере явно, ничего ужасного не случилось, и я как примерный евнух привёз свой гарем в Ленинград в целости и сохранности.
Назад на:
http://www.proza.ru/2017/12/15/1290
Продолжение на:
http://www.proza.ru/2017/12/15/1309
Вернуться к оглавлению:
http://www.proza.ru/2017/12/14/1967