Почему-то вспомнился мне Патриарх Московский и всея Руси Алексий II. Упокой его, Господи! Поначалу, я думал что-нибудь написать о нем, но что я мог бы рассказать, что вспомнить? Я и видел-то его только один раз на службе в Исаакиевском соборе.
А еще мне вспомнился другой архиерей, его дальнего предшественник на кафедре – митрополит Московский Филарет Дроздов. Жил он в первой половине XIX века, в царствование императоров Александра I и Николая I. Здесь я уже могу что-то сказать, хотя бы с позиции филолога или историка.
Для меня это очень загадочная личность, противоречивая и притягательная в этой своей неоднозначности. А кто из нас не прост? В конце концов, все мы состоим из души и тела: двух несочетаемых начал, которые сосуществуют в нас то в борьбе, то в мире. Так и Церковь, в той ее части, которая здесь и сейчас, состоит из живых людей, также двуедина в своей природе: сердцем обращена к небу, а телом бредет по земле. Куда она бредет? Кто ее ведет? В учебнике догматики написано, что глава Церкви – Христос. А по-человечески, у нас в России всякий знает: глава ее – архиерей города Москвы. И тяжело бремя, которое ему суждено нести на своих плечах, вне зависимости от того, как его звали и в какую эпоху он жил.
А жизнь ему Господь судил прожить долгую и сложную. Многое он повидал на своем веку, впрочем, как и все его сверстники. Юность – в либеральной стране, конечно по меркам того времени. Нашествие «двунадесяти язык». Оттепель с иллюзией свободы. Гвардейские полки на площади. Мороз застоя. Строительство властной вертикали. Он был во многом похож на государя, на время правления которого пришлись последние годы его жизни, и мог бы с чистой совестью повторить слова императора Николая I, что он чувствовал себя: «рабом на галерах». Но кто знает, что было у него на сердце, когда он писал слова «Манифеста о свободе крестьян», или когда гнал «раскольников», отбирал, «печатал» их храмы?
Страшно бремя власти. Приходилось ему быть и орудием казни: несправедливо карать, ссылать в заточение, иногда, по сути дела на смерть. Трудно нам простым людям судить человека, в обязанность которого входит «вязать и решить». Мы ведь можем только гадать о том, каким грузом лежит на душе «властителя» ответственность за такие решения.
Но бремя власти может быть и благим. Ведь, какой след он оставил о себе в памяти верующего народа? Конечно, этот след – его дела по обустройству повседневной церковной жизни, тысячи изданных по его благословению книг. А еще это имена подвижников, которые были при нем прославлены. Ведь многие десятилетия до него, по сути дела, не слышно было на Руси о причислении кого-либо к лику святых, единичные исключения ни в счет. И наконец, в памяти тысяч верующих людей, паломников, которые со всех концов России шли, чтоб постоять в храме на службе, которую он служил, остались его лицо, его голос. Дело ученых мужей спорить о том, был ли у него дар проповедника, но его внимательно слушали, многие плакали, и пусть хоть не на долго, но им становилось легче жить.
Что еще сказать? Он был архиерей города Москвы. На эту кафедру он был поставлен промыслом Божиим. И какая, по большому счету, разница, было ли его имя Филарет, звался ли он Дроздов?