- Мне позволительно будет вмешаться? – вежливо произнёс Воловаид.
- Бога ради. Вас что-то смущает в моих описаниях этих исторических фигур.
- Это меня оно смущает, и очень! – опередив Легну, прохрипел удав. – И вот, что именно. Последнее время на имени Ленина налипло столько, простите, всевозможного дерьма, начиная от семейной педофилии, педерастии и кончая наследственным сифилисом и мозговыми проблемами, что просто диву даёшься, из каких глубин и по чьей инициативе оно, все это, всплывает.
- Но это же вовсе не означает соответствия какой-либо реальности. История знавала и не такие инсинуации реальных событий. Это, во-первых. А во-вторых, если уж на то пошло, я этих вопросов практически не касаюсь. А что относится к самой общей постановке вопроса о критике Ленина то, видите ли, Нехаш, мне кажется, что в течение семидесяти лет, пока всё это строго держалось в закрытых емкостях архивов и под большим суперсекретом, давление и там, внутри, и в умах народа нарастало, а когда в гнилых стенках образовались трещины, ударило оттуда такими вот мощными струями и фонтанами. – Радомир взметнул руки вверх и в стороны. – ведь это, обратите внимание, вовсе уже не псевдо и не квазинаучные домыслы, это в разных оттенках звучит «народное» творчество, отражающее его, народа нашего, к Ленину отношение. Давайте смотреть на него, как на одно из течений общественной мысли… Фольклор, с позволения сказать!
- А мне, извините, почему-то представляется, что вся эта ревизия реальных представлений о том противоречивом времени, возникла на практически пустом месте. – Воловаид скривил свои крупные губы. – Поверьте мне, если внимательно всмотреться или вчитаться в аналы мировой истории, там крайне редко можно найти положительные примеры в приемственности «престолонаследования». Чаще все-таки предшественника поливают грязью. Кроме, разве что, Сталина, который Ленина прозорливо обожествил, а уже заодно и себя поместил под его божественное крыло. Вам не кажется, что это более разумная политическая позиция? Ему нужна была надежная крыша в борьбе с политическими противниками и конкурентами. Вот он ею и обзавелся, канонизировав предшественников. Маркс-Энгельс-Ленин-Сталин. Четкая логическая цепь. А все эти навозные дела пошли от Никиты Хрущева, бросившего большой валун в выгребную яму и самому себя перепачкавшего. А дальше все пошло, как по писанному. Прецедентное, с позволения сказать, явление. Вы со мной не согласны, Радомир.
- Моё согласие мало что здесь определяет. Сталин – это, попросту говоря, конкретный пример в конкретных условиях. Часть данной проблемы продолжительностью в 30 лет. А мы с вами обсуждаем итоги столетней проверки принятого в 1917 году политического решения. Вернее-таки, здесь сказать, что мы анализируем его суммарные результаты. А они, в моем представлении, просто плачевны. И все попытки загладить достаточно характерные черты поведения тогдашних политических лидеров я сегодня рассматриваю, как неверные, в чисто методическом плане. Начинать нужно с объективного анализа, раскапывая по возможности всё и глубже. Я, чувствую, вас не убедил? – Радомир выжидающе замолк.
- Никак не убедили! Я по-прежнему твердо считаю, что в подходе к любому историческому анализу следует рассматривать как отрицательные, так и положительные последствия… промежуточные вводные и начальные условия! Их балланс, если хотите.
- Как знаете, сэр. Но я, если чего и хотел бы, то продолжить…
Этап 3.
В те времена Баку
слыл нефтяной столицей,
Там деньги очень
крупные вращались,
А Коба там «работал»
в первых лицах,
Но вот полицией
все его шалости «прощались».
И всё осталося
таким глухим, «как в танке»,
Дела всех тех
Бакинских воротил!
Служил ли Коба там
осведомителем в охранке?
Иль просто честно
отступные ей платил?
В своих делах бесстрашен и неистов,
В налетах брал он так, чтобы на всех хватало.
И тоже примыкал к социалистам,
Что крышу верную сулило и давало.
И повелось, что в этих операциях,
Тот, кто служил, те, денежку любя,
Большевикам сливали информацию,
А Коба брал уже всю кассу на себя!
Такие были времена и нравы,
Так были спутаны бандит с социалистом!
Чтобы понять, где левые, где правые,
Быть надлежало в том большим специалистом.
И чтобы разобраться в этих лицах,
Таких кривых и безобразно дёрганых,
Служить предполагалося в полиции,
Иль в столь же компетентных царских органах.
Вся эта Антигосударственная Рать,
Чутьё имела верхнее на деньги!
А если этот сложный случай разобрать,
Ей полагалось бы висеть на грот-брам-стеньге!
Но вместо этого талантливо и смело,
Ведь на подъём они всегда легки,
Свалили за бугор вместе с любимым делом,
Чесать по линии марксизма языки.
В сих сложных и опасных отношениях,
Часть денег банд шла на кормёжку эмиграции,
Но вот однажды та попала в положение
Пикантное на крупных царских ассигнациях.
Наводчики, так получилось, прозевали,
В полиции нашелся кто-то умный!
Тут как-то Сталин и Камо добычу взяли,
В больших купюрах, но краплёной суммой!
И так случилось, вот поверьте, в самом деле,
Бывают в жизни странные дела.
Но в Вене, в Австрии ребята залетели,
Россия деньги в розыск подала.
И после этого все они резко похудели,
Осунулись и спали с живота,
Все, кто в Швейцарии и в Австрии сидели.
По их доходам тут жратва была не та!
А вслед полиция проводит регистрацию,
Ей эти эмигранты надоели!
Так списки полные по русской эмиграции,
В Германском штабе веером осели.
Когда ж в Европе встал вопрос Войны и Мира,
Решил Россию нейтрализовать,
Генштаб подкинул ей шпионов без мундира.
Не уличить их? И не опознать?
Такой в Германии серьёзный план родился,
Произвели финансовый расчет,
Вот тут-то случай подхарчиться и явился
Голодным русским за немецкий счет.
И враз слюну пустили эти шельмы,
Возрадовавшись, честно говоря,
На службу нанявшись аж к Кайзеру Вильгельму,
Врагу-Кузену русского царя!
Война ревела в пору ту в Европе
Промеж империй до неё всегда охочих.
И все в итоге оказались в ж*пе,
Но вот Россия, так уж вышло, глубже прочих!
Был немцам нужен кто-то, кто сумеет,
Направить в скалы нос России-корабля.
Германия ж, тем самым, преуспеет!
Так Ленин был поставлен у руля,
Изображая Теоретика-Мессию,
Изворошив пред тем пуды макулатуры,
С наводки Маркса притаща в Россию
Идею пакостную пролетарской диктатуры.
По нотам сей «Геволюцьонной паГтитуГы»,
Народ был взнуздан так, как и положено,
От диктатуры путь прошел до политуры,
Ну и до жидкости с баярышником тоже.
- А при чём тут боярышник! При чём тут политура? – захрипел питон.
- Как при чем? Это то реальное «светлое будущее», до которого доведёно к настоящему времени значительная часть российского населения! Вы хоть в одной относительно цивилизованной стране такое видели или слышали? – Горкин отмахнулся от удава, глянул искоса на отмолчавшегося Воловаида и продолжил.
Тогда ж неслись под пломбами вагоны,
Путём кружным, и точно в Петроград,
За ними следом золотишка миллионы,
Чтобы создать в России полный ад!
В семнадцатом, кроваво приснопамятном,
Народу вешали лапшу, ну, экстракласс!
А что желать от серых и неграмотных,
С открытым ртом тупо внимавших масс.
Большевики с их пропагандой-агитацией,
Такой, что ум за разум закатился,
Впрямь помутнение обрушили на нацию,
И Бес ей в душу яростный вселился.
Подонки били офицера и попа,
Громили склады, магазины и подвалы.
И слово это страшное – ТОЛПА,
Само себя тем самым возбуждало.
Орали все: «Долой самодержавие»,
«Даёшь сей час Советы, Конституцию!»
«Даёшь Свободу, Братство, Равноправие!»
«КоГоче, по-фГанцузски,- ГЕВОЛЮЦИЯ».
Но ведь по-русски же – ПЕРЕВОРОТ,
Причём ДОБРОМ помеченный едва ли!
Чем шире массы разевали рот,
Тем меньше в происшедшем понимали.
А чтобы это блюдо подсолить,
Чтоб пряности и жгли, и возбуждали,
Был брошен логунг «Всё отнять и поделить!»
А Злоба с Алчностью только того и ждали!
И тут уже поотказали тормоза,
Толпа, внимая бешеным речам,
Разинув рты, повыпучив глаза,
Идти была готова по плечам!
Дрекольем бить-лупить по головам
Любого-каждого, кто скажет поперёк,
И слепо веря, обещаньям и словам,
Тем что, по глупости, иной подлец изрёк!
Он не всегда при этом понимал
Умом всё то, что нёс, впадая в раж!
Так что ж!? Народ по дикости внимал,
Тут главное – накал и эпатаж!
Толпа – явление, конечно ж, безобразное,
Практически неуправляема она!
Любое бешенство тем страшно, что заразно,
А эпидемия – тут уж совсем хана!