Из сборника «Страна, которую мы забыли»
Глава 9. Жигули мои вы, «жигули»
9.2. Мечта
Считается, что каждый советский школьник моего поколения мечтал стать космонавтом. В нашем космическом районе так оно и должно было быть. Правда, в те годы мои одноклассники, с которыми я на уроках физкультуры осваивал азы лыжного спорта в Останкинском парке, еще не могли с завистью смотреть на Городок космонавтов. Эти роскошные по тем временам двухэтажные коттеджи на границе парковой зоны справа от входа возникли только в середине 80-х годов.
Может быть, по этой причине сочинения на тему «Кем я хочу стать» не многим отличались от того, что сегодня предлагает интернет. Излюбленные (в смысле, любимые учителями) темы школьных сочинений не отличались изобретательностью. Шаблонные вопросы, естественно, предполагали шаблонный ответ. На вопрос «Как я провёл летние каникулы» подразумевалось живописать увлекательные утренние линейки в пионерском лагере. С подъёмом флага и отдачей рапортов. На худой конец, можно было упомянуть помощь по хозяйству бабушке, маме, старшей сестре.
Прочтение нескольких книг из списка рекомендованной литературы, повторение школьного курса по наиболее важным предметам, подготовка учебных принадлежностей к началу учебного года - всё это тоже годилось, несмотря на явное неправдоподобие. Но апофеозом лицемерия должна была стать заключительная фраза о непреодолимом желании поскорее завершить ненавистные каникулы и приступить к желанной учебе в любимой школе.
А что должен написать четырнадцатилетний оболтус на тему «Самый запоминающийся день в моей жизни»? Правильно! Конечно же, это должен быть незабываемый момент приёма в комсомол. Желательно, чтобы при этом шёл дождь, дабы обеспечить контраст для описания праздника души.
В восьмом классе Миша Бейлин попросил меня проинспектировать его сочинение на предмет орфографических ошибок, перед тем как сдавать работу на проверку учительнице. Из пронизанного фальшью творения мне хорошо запомнилась последняя фраза о том, какое чувство удовлетворения и восторга наполняет душу строителя, когда он с крыши только что построенного многоэтажного дома оглядывает живописные окрестности. То есть мой одноклассник «мечтал» быть строителем. Похоже, что в 90-е он стал всего лишь бандитом.
В отличие от официальной точки зрения мне бы хотелось быть или футболистом, или таксистом. Забавно, что таксист в те годы мог считаться более престижной профессией, так как зарабатывал гораздо больше. Футболист профессией вообще не мог считаться, так как профессионального спорта в СССР не существовало. Но мечта на то и есть мечта, что к реальности не имеет никакого отношения.
Футболистом я мечтал быть потому, что любил гонять мяч во дворе. А таксистом – потому, что любовь к велосипеду неизбежно должна была перерасти во что-то более значительное.
«Было у старика три сына: двое умных, а третий – футболист». Эта известная присказка сегодня не так популярна, но в те годы была, как говорится, в ходу. Однако, даже народная мудрость вряд ли могла бы образумить меня. Несерьёзность первой мечты мне помогли осознать, главным образом, врачи, которые опекали меня до получения паспорта. Такие ведомственные привилегии, как спецполиклиника, распространялись на «членов семьи» сотрудников, но с определенными оговорками. Перешагнув 16-летний предел, я перестал интересовать подросткового врача и выпал из орбиты интересов поликлиники ЦК ВЛКСМ. Но спортивного здоровья это мне не прибавило.
Зато мечта стать шофёром была настолько велика, что такой вариант развития событий вполне серьезно рассматривали даже мои родители. Если бы я не поступил в институт, передо мной могла открыться вполне реальная перспектива номенклатурной карьеры. В соответствии с идеологическими установками минимально грамотный «работяга» имел неоспоримые преимущества по сравнению с неблагонадежным отличником-интеллигентом. Пассионарной Сажи Умалатовой достаточно было проработать сварщицей пару лет, чтобы выслужить депутатства разного калибра.
В институт меня приняли, но отказ от профессиональной карьеры шофёра вовсе не означал забвения мечты детства. Для начала было бы не вредно научиться водить автомобиль или получить водительское удостоверение. Те, кто думает, что это одно и то же, глубоко заблуждаются. Так же как и те, кто называют водительское удостоверение «правами». Однажды мне разъяснил это гаишник с задатками философа.
- Предъявить права? – спросил я его, остановившись по приказу жезла.
- Ну, какие могут быть права?! У нас существуют только обязанности. Но, возможно, у вас еще есть и водительское удостоверение.
На заре автомобилизации мой тесть купил 407-ой «Москвич» до того, как мог научиться водить автомобиль. Поэтому он познавал азы вождения во дворе под руководством приятеля, бесконечно трогаясь с места и подавая назад. Как результат, автоинспектор, принимавший экзамен, особо отметил, как мягко Игорь Николаевич начинает движение. Однако времена, когда самоучек легко допускали к экзаменам и выдавали им права, постепенно уходили в прошлое. К тому же у меня не было автомобиля, на котором я мог бы учиться самостоятельно.
К концу 70-х годов, чтобы получить водительское удостоверение, надо было практически обязательно отучиться в автошколе. По закону, то есть теоретически, самоучка мог обратиться в ГАИ. Но для того, чтобы сдать экзамен по вождению, он должен был действительно уметь водить автомобиль. С выпускниками автошкол дело обстояло несколько иначе. В особенности, если школа была организована при солидном ведомстве. Когда сотрудникам ЦК КПСС, среди которых был и мой отец, вручали водительские удостоверения, начальник отделения ГАИ напутствовал их словами: «Ну, теперь вы можете начать учиться водить автомобиль, Только, пожалуйста, аккуратнее».
При МГИМО тоже были автомобильные курсы. Ведь сотрудники загранучреждений должны были по определению уметь водить автомобиль. (Это в нашей стране приоритет отдавался развитию общественного транспорта. У капиталистов он был в плачевном состоянии, поэтому каждый трудящийся был вынужден обеспечивать себе возможность добираться до места работы самостоятельно. По этой же причине все наши дипломаты должны были обладать навыками вождения.) Из окон старинного здания у Крымского моста можно было наблюдать, как из двора регулярно выезжают разнокалиберные авто, оборудованные заветной буковкой «У».
Однако, просочиться на эти курсы оказалось даже сложнее, чем попасть в институт. Жизнь убедительно демонстрировала начинающему экономисту-международнику, что законы социалистического планового хозяйства действительно носят всеобъемлющий универсальный характер: при социализме не существует ни одного товара или услуги, в отношении которых предложение соответствует спросу. Проще говоря, попасть в автошколу, просто заплатив за обучение, было невозможно. Но мечта продолжала тлеть, хотя какие-либо основания для этого по-прежнему отсутствовали.
Тем временем мой одноклассник Яшка Ройзман окончил 3-й Стомат (так в просторечии называли Московский медико-стоматологический институт) и приступил к работе за 90 рублей в месяц в районной поликлинике №77, что на улице Цандера. Начало трудовой деятельности молодого зубного врача означало необычайное расширение моих возможностей. Так, например, я без лишних хлопот получил медицинскую справку для ГАИ. «Шоферская медицинская комиссия» работала при той же 77-ой поликлинике на так называемой хозрасчетной, то есть коммерческой основе. Стоило это, как мне кажется, всего один рубль. Поэтому от очереди такая сумма не избавляла. Соответственно, надо было очень постараться, чтобы записаться даже на месяц вперед. Своевременная помощь школьного товарища была здесь как нельзя кстати.
Общедоступные для всех желающих автокурсы были организованы при ДОСААФ, опять же на хозрасчетной основе. Вместе с бензином, за который платили по отдельной ведомости, обучение стоило около 30 рублей. Но такая сумма в треть зарплаты начинающего врача никоим образом не уменьшала количество претендентов на получение водительского удостоверения. Поэтому пристроил меня на курсы всё тот же школьный товарищ. В качестве бартерного взаимозачета, поскольку он лечил зубы всей семье лектора, который преподавал там теоретическую часть. Матвей Анисимович был, как говорится, человеком старой закалки. Многие его советы служат мне до сих пор. То есть обучал он нас весьма ответственно и добротно. В отличие от моего первого инструктора по вождению. Этот молодой парень не очень-то утруждал себя, да и особой пунктуальностью не отличался. Хорошо, если мне доставалась хотя бы половина отведенного по программе времени. Поэтому я был рад, когда меня прикрепили к менее разбитному, но гораздо более добросовестному Славе.
Достаточно сказать, что вечером накануне экзамена в ГАИ в нарушение существовавших запретов он собрал своих подопечных на улице 800-летия Москвы и провез нас по всему предполагаемому маршруту, предупредив обо всех стандартных ловушках, к которым может прибегнуть гаишник-экзаменатор.
Перипетии экзамена запомнились мне в мельчайших деталях. Правда, так называемый телевизор (теоретическая часть), несмотря на экзотическую по тем временам новизну процедуры, особого впечатления не произвел. Если до нововведения следовало отмечать правильные ответы на бумажном варианте карточки, то теперь кнопки с одной стороны монитора служили для выбора номера вопроса, а с другой – для того, чтобы обозначить правильный ответ. В общем, почти как сегодня на банкомате старого образца без сенсорного экрана.
Больше всего меня поразило, что парень, вместе с которым мы только вчера вечером слушали наставления Славы, наутро за рулём совершил именно ту грубую ошибку, от которой предостерегал наш инструктор. Сам я сдал экзамен с первой попытки. В 1978 году такое было еще возможно.
Итак, первый маленький шажок на пути воплощения мечты в жизнь состоялся!
Мышецкое, июль 2017