Глава 8. Помещик

Иван Цуприков
Когда наступает в жизни покой, равновесие, некоторые из нас начинают волноваться, раздражаться этим и ожидать резких перемен. Да сами посмотрите, разве может быть в наше время такое, что бы у человека так долго было все хорошо. Месяц, два, три... Тебе все приносят на блюдечке – и любовь, и богатства, и радость. Но не может же долго этого быть!? И если вы об этом постоянно думаете и начинаете ожидать неприятностей, то дождетесь их, обязательно дождетесь, ведь мысль материальна.

Именно так все и происходило в жизни у Александра Дмитриевича Колосова. С одной стороны человеком он был заметным, начиная со школьной скамьи. Хоть и хилый, но постоять за себя мог, даже против старшеклассников. Произошло это, когда он  учился в школе, во втором классе. Чирьи у Сашки Колосова начали появляться на спине. Отчего, никто не знал, ни школьная медсестра, ни мать с отцом. А, когда нарыв у Сашки на спине лопался, к гнойной жидкости тут же прилипала рубашка и присыхала, и после ее снять с себя Сашке было очень больно, чирье не отпускало ее от себя просто так.

И вот, как-то на школьной переменке, когда Саша играл со своими друзьями на спортивном городке, и, бегая, нечаянно задел стоящих полукругом группу пятиклассников, то один из них, Мишка Одинцов, по кличке Длинный, под улюлюканье своих друзей ударил рукой Колосова по спине и попал по самому чиряку.

Взвыл Сашка Колосов от боли и, несмотря на то, что был на голову ниже этого парня, развернулся и со всего маху врезал ему кулаком по носу. Да так сильно это сделал, что тот, скорее всего больше от неожиданности, отступая от малыша назад, споткнулся и упал на землю, и тут же снова попал под кулаки вопящего от боли и машущего руками малыша, как ветряная мельница - крыльями.

Заревел этот пятиклассник, то ли от боли, то ли от испуга, и, вытирая кровь с разбитого носа, вскочил на ноги и побежал из школы домой.

С тех пор зауважали Сашку Колосова в школе, и взяли его под свою защиту старшеклассники. И ходил он королем, пока те ребята не закончили учебу в школе, и пробил час Длинного…

Вот и все, казалось, закатилось Солнце Колосова, ушел он в себя, перестал гулять с друзьями, опасаясь встречи с Мишкой, который часто начал встречать его в школе тумаками. Это, как понял позже Саша, и сыграло главную роль в его жизни: стал меньше гулять после школы, больше сидеть за учебниками и лучше учиться. Но подтолкнула к этой мысли его, все же мать, дав хороший совет сыну: после школы поступишь в институт, потом станешь начальником, а Мишка будет у тебя рабочим, вот тогда и припомнишь ему все. Накажешь его за что-нибудь, премии не дашь, или зарплату уменьшишь, тогда он не сможет себе купить ни мотоцикла, ни машины, а ты все это будешь иметь, и Одинцов тогда заплачет, и будет у тебя прощения просить.
Запомнил это Саша, и начал хорошо учиться, много читать, участвовать и побеждать в школьных и районных олимпиадах. Здорово все получалось у него! И вот на тебе, на выпускном вечере их учительница, собрав вокруг себя ребят, прочла заметку в газете про Мишку Одинцова, что тот с отличием закончил учебу в техникуме, и скоро вернется в родной совхоз, и будет работать механиком гаража.

Вот и все, испортилось после этой новости настроение у Сашки Колосова, не сможет он стать в будущем начальником своего обидчика и поэтому решил идти учиться на агронома, чтобы в будущем поменьше встречаться с этим человеком.

И снова у Саши Колосова все пошло, как по маслу. Учился в институте хорошо, на практику ездил к себе домой, в родной совхоз: уважали его здесь, и было за что. В то время картофель начал портиться в совхозных закромах, несмотря на хорошую вентиляцию в овощехранилище – гнить. Как попала сюда та страшная болезнь «черная ножка», разбираться было некогда.

Сашка зимой, когда приехал домой на каникулы, быстро разобрался в причине гибели семенника. По его совету в хранилище перебрали все семена, обработали их водой перемешанной с золой, просушили. Потихонечку, но отступила болезнь, и основная часть семян была сохранена. И не только, а ко всему еще и дала осенью хороший урожай.

А на следующий год, посоветовал он директору совхоза, как на пастбищных полях, на которых выпасался скот и заготавливалось сено, можно повысить плодородие почвы с помощью удобрений - азота, фосфора, калийных солей. Сделали это и поднялись травы на пастбищах высокие, сочные, и коровье молоко от них намного жирнее и вкуснее стало.

Уважительно заговорили после этого в деревне о Колосове, как об агрономе. А девушки, как о женихе с большим приданным. Но выбрал он, к неожиданности всех, Настю, свою одноклассницу, которая собиралась замуж за того самого Мишку Одинцова, его врага под номером один. 

После учебы вернулся Колосов назад, в родной совхоз. Через несколько лет по выращиванию овощей и зерновых культур их совхоз стал лучшим в районе. И в зачет премии наградили молодую семью Колосовых домом в два этажа. А Настя родила ему двойняшек - Витьку и Женьку.

Жили тогда люди деревенские неплохо. Молодые семьи строили себе дома,  не покупая на стороне ни бревен, ни досок, все изготавливалось на пилораме и давалось им в кредит. И чего так не жить.

Но, как-то по весне, осматривая семена ржи, овощных культур на посадку, подумал Колосов нечаянно о своем счастье, мол, долгим оно будет или нет. И зачем, спрашивается, подумал об этом, потом он корил себя? Ведь знал же, что нельзя подпускать к себе этой мысли, которая как черная кошка перебегает ему дорогу. И вот накликал на себя беду.

Одинцов со своими дружками как-то встретили его в поле, и давай хвалить агронома за работу. Сначала остерегся этого Александр Дмитриевич, как теперь называли его в деревне, по имени и отчеству, почувствовав, что все это неспроста. Знал он, что в день его свадьбы с Анастасией, бывшей девушкой Одинцова, тот поклялся перед своими друзьями, что сгноит молодого агронома. И вот, попался он на крючок Мишкин. Сначала за новый успех остограмился самогоном с его дружками. Раз, другой. Потом это стало входить в традицию, каждую субботу, чуть позже - и в пятницу, и - в четверг...

А вот Мишка Одинцов, редко, когда был с ними рядом, а если и был, то так, формально, поднимал стакан и – как-то незаметно исчезал из компании. Не раз после таких застолий Колосов на карачках домой приползал, на работу опаздывал, просыпая, потихоньку забросил заниматься научными и лабораторными работами по изучению земель, новых сортов овощей, злаковых семян.

Что значит, накликал на себя беду, не устоял перед счастьем. И все у него покатилось под откос, не только на работе, а и в семье. Ушла от него Анастасия с детьми, вернулась в родительский дом.

А напротив дома Колосовых построился Мишка Одинцов, главный механик совхоза. Дом у него как дворец, в три этажа, с балконами, с забором железным.

Его жена Нюра, лет на пять младше мужа, работала бухгалтером, и хозяйкой была прекрасной, и матерью, родившей троих детей. Скрытной она была женщиной, подруг не заводила, да и мужу препятствовала в том, чтоб водил в дом друзей и на работе с ними задерживался.

Богато жили, вроде бы все у них было, и «Жигули», и сенокосилка, и трактор собранный из списанных, и огород соток в тридцать, чуть меньше его сад с яблоками и вишнями, с малиной и крыжовником. С таким хозяйством не загуляешь.

-2-

Одинцов был хватким мужиком, не хвастливым, и делиться своими мыслями с окружающими не любил, из-за чего сплетен о нем мало по деревне ходило.
А вот о Колосове говорили везде, спился мужик до паскудства, бывает пьяный, как свинья, лежит у своей калитки и икает, как хрюкает, а люди, проходят мимо и плюют в его сторону, никто даже рук пачкать не хочет об эту…

Некоторые заходили в дом родителей его и говорили, что ваш Сашка опять напился у калитки лежит. Хватался за голову его отец, - а человек уже в возрасте, войну прошел, ранен был, - и бежал к сыну. Поднимал его, в дом затаскивал. На следующий день приходил в себя Колосов, божился, что пить бросит, и бросал - на неделю, если дотягивал – рекорд.

Хоть и махнула Анастасия рукой на него, но все же жалела мужа и навещала его, чтобы прибраться в доме, кушать приготовить, белье постирать. Верила, что со временем справится Сашка со своей болезнью, бабки-гадалки ей об этом говорили.
Только старалась она придти в этот дом так, чтобы не попасться на глаза Михаилу Одинцову. Стеснялась, ведь все у них когда-то так хорошо с ним складывалось, чуть не поженились. Да видно, кошка черная ей дорогу перешла, послушала свою мать, да согласилась выйти замуж за местную звезду «агрономии» Александра Колосова.

Нравился он ей и в школе, никогда не матерился, учился хорошо и ей помогал по математике и химии, если просила.

Да и тогда, когда начали жить вместе, нарадоваться своим выбором не могла: человеком Колосов был хороший, не пил, не гулял, был уважаемый не только в их совхозе, но и во всем районе. Ездил в город на совещания, на областные семинары. Люди чтили его, здоровались с ним, кланяясь.

И вот запил человек. Слухи прошли, что ни «кошка», перебежавшая ему дорогу, виновата, а идол, которого он выкопал у себя в огороде и попытался сжечь его в костре. Да разверзлась из-за этого земля под ним, забрала идола, и дохнула в Колосова каким-то неведомым газом, и с тех пор, помешалось у него что-то в голове, запил человек. А как напьется, то начинает просить у идола вернуть ему жизнь нормальную.

Белая горячка напала на Колосова, начали говорить в деревне. Так об этом думала и Анастасия. А как-то, когда прибравшись в доме вышла на улицу, попался ей по дороге Михаил Одинцов.

Заплакала Анастасия, прильнула к его груди, а тот оттолкнул ее от себя и сказал:

- Ладно, когда перестанет пить, возьму его к себе слесарем, смотреть буду за ним.
Поклонилась Анастасия Михаилу и побежала домой.

-3-

Всё как Михаил сказал, так и получилось. Начал её Сашка в механических мастерских работать, чинить тракторы, другую технику, пить перестал. Через год его выбрали секретарем профсоюзной ячейки, а еще через год, восстановили агрономом.
Вернулась к нему Анастасия. Потихонечку они стали восстанавливать свое хозяйство, очистили от сорняка и кустарника огород, отремонтировали свинарник, коровник, курятник. Но вот завести свой скот не решились, как мечтали, у их родителей совсем здоровья не стало, и Анастасия начала помогать во всем отцу и матери, следить за их хозяйством.    

Год прошел, другой и неожиданно для всех беда пришла, и не только в их деревню, а во всю Россию, и название у неё было вначале, вроде, хорошее – перестройка. Да и начиналось все здорово, как говорил из телевизора Горбачев, с демократии.
Кто-то в это время уличил в махинациях директора совхоза, уволили человека и назначили на его место Михаила Одинцова. Мастерские у него назагляденье, что в мастерских, что в гараже – порядок, техника всегда на ходу. И жизнь в совхозе вошла в свои берега. Новый директор старые трактора на запчасти разобрал, купил им в замену несколько новых. На молочной ферме обещал ремонт произвести, как и в школе. Да не успел.

Все начало разваливаться в стране. Стали задерживать зарплату, люди начали бастовать и митинговать, заводы остановились, а за ними почти и вся промышленность страны. Даже те заводы и фабрики, которые продолжали работать, просто вынуждены были остановиться, так как не было сырья, из которого они изготавливали станки и бытовую технику, инструменты и запчасти, и так далее.
Пришла демократия и частная собственность, первые зачатки капитализма.

«Земля – народу». Этот лозунг, при котором каждый совхозник жил и раньше, теперь имел совершенно другое значение, и не как раньше, неформальное. Разделили в совхозе всю землю поровну, по паям, и стали все люди землевладельцами. А на следующее утро, когда проснулись, задумались, а, что такое их земля? Ведь ее теперь нужно содержать самому, как свой огород, что ли? А для этого нужна техника, семена.

Собрались к обеду у управления совхоза, дождались приезда из города Одинцова и спрашивают у него, как быть. А тот разводит руками и говорит, что хотите, то и делайте. Вы же проголосовали за то, что хотите стать частными земледельцами и совхоз вам для этого не нужен. Вот теперь и живите, как хотите.

Задумались люди. Да, интересно получается, Одинцов, не только взял пай земли, но и оформил документы на свой кооператив и включил в него все мастерские, гаражи, совхозную автотракторную технику, мини-электростанцию. Хапнул, так сказать, самые сливки и барином стал, ведь все прекрасно понимают, без комбайна урожай зерновых не собрать, без трактора землю не вспахать. 

Не понравилось это людям, не отпускают Александра Дмитриевича из управления, кричат, мол, ты думаешь что всех нас перехитрил. Нет, тогда давай мы все заново сделаем, выдавай нам свидетельства о праве собственности на паи - земельные доли, мы сами разберемся, кому что достанется. А, чтобы необидно было всем, пронумеруем все доли, и кто какой номер вытащит, тому тот участок и достанется. И двинулись к Одинцову. А тот замахал руками, лицо его покраснело, глаза кровью налились, и заголосил он во все горло, мол, документы на паи еще не готовы. На днях он обязательно поедет за ними в райцентр, к председателю исполкома, и поднимет вопрос о об этом. И раздал он всем селянам листы бумаги для написания заявлений, а чтобы не ошибиться в них и потом заявления не переписывать сто раз, предложил внизу поставить только свои подписи.

Согласились люди с этим предложением бывшего своего директора, мол, по делу он говорит, расписались в листах и разошлись по домам. Прошла неделя-другая, кто-то слух пустил, что съехал их директор из деревни и живет теперь в городе, а машины и трактора, которые отвезли в город, для ремонта, якобы продал он.
Запаниковал народ, пошел к его дому, а там все закрыто на замок, во двор не войти. Постояли, покричали, решили не верить слухам, мало ли что наговорят, это от злости скорее, и разошлись.

И на следующий день Одинцов не появился, и через неделю, и через месяц. И дом у него закрыт. Не стали ломать ворота, пошли к его родителям, и их дом закрыт. Забрались в него – пустой, нет никого. Снова покричали, покричали, и на этом все дело закончилось, не сжигать же их дома, как делали предки, недовольные своими помещиками. Время уже не то, да и чем насолил им директор, тянул на себе их хозяйство, зарплату платил нормально. А за то, что не раздал он им свидетельств о праве на землю, да кому они нужны эти бумажки, что с них толку, землю-то некому продать.

А через месяц кто-то ночью взломал ворота директорского дома и начал вытаскивать из него мебель. Эта весть мгновенно разлетелась по деревне и люди гурьбой бросились туда. На рассвете дом председателя больше напоминал разваленную постройку, в которую попала бомба, даже оконных рам и черепицы  не осталось.

- 4-

Прожили так год. Да и слово это «прожили» не подходит, а больше – протянули. Съели все заготовки, которые накапливались за несколько лет – овощные и мясные соления, компоты да варенья, овощи… Всё!

Поля стали зарастать березой да рябиной, словно сорняком, дикой вишней да кустарниками разными. Ничего не оставалось Колосову, как взяться за старое – или за  пьянку, или за восстановление хозяйства. Выбрал второе. Собрал мужиков, которые в город не ушли, да спиться не успели, поговорил с ними, составили смету и в банк обратились за помощью. Повезло, что заведовал им бывший сокурсник Колосова, выслушал Александра, да посоветовал к кому обратиться, и как… Оформил документы на создание кооператива «Огородник», получил небольшой кредит.
Собрали огородники пару старых тракторов, что в гараже остались, три в аренду взяли с условием, что за три года их выкупят. Помог банкир ему и с семенами, свел с одним местным риелтором, что означает это слово, Колосов разбираться не стал. Договорился с ним, что посадит у себя свеклу, картошку, морковь и продаст ему урожай по договорной цене. Пожали друг другу руки и разошлись.

Лето было теплым, немножко дождливым, и поле, как говорится у них, отдохнувшим, и дало неплохой урожай. А тот риелтор оказался человеком слова, скупил весь урожай, пригнав за ним свою технику. Прибыль получилась неплохой: расплатились за кредит, выкупили один трактор, с налоговой инспекцией рассчитались, и людям Колосов выдал зарплату. Пусть небольшую, а душу все же она согрела.

Теперь риелтор предложил им гречку, да рожь посеять, мол, хорошего покупателя нашел. Кроме этого картошка также хорошо пойдет на рынке, а вместо капусты свеклу, тон пятьдесят на первый раз готов купить, есть договор у него с сахарным заводом. А потом, подумав, добавил, что и от капусты тоже отказываться не надо, покупатель на нее всегда найдется. Это порадовало.

Собрал мужиков Колосов в полуразваленном гараже, обдумали, обсудили, все, потом остановились над вопросом по гаражу, следует ли его отремонтировать или новый построить, чтобы с Одинцовым потом не было разборок. Но на его строительство денег нет, а если одинцовский отремонтировать, то зимой подготовят технику к сезону, без теплого укрытия этого не сделать, как и не сохранить технику под дождями и морозами.

Так и решили, взявшись за ремонт крыши одинцовского гаража. И все, как задумал Колосов, у них стало получаться. Это радовало. Люди работали с удовольствием, закатив рукава, и Александр Дмитриевич им помогал с наслаждением.
И…, ну кто его просил так поступать? Кто? Опять Колосов подумал о том, о чем себе уже не раз запрещал, а долгим ли будет это везение?
Сначала, правда, тут же отмахнулся от этой мысли, но вечером, когда детей уложил спать, вышел на крыльцо покурить, снова вернулся к этой мысли, и зацепила она его.

Начал мечтать о том, что через год-два построит теплицы и начнет заниматься своей, еще студенческой мечтой,  выращивать новые сорта томатов, огурцов, более сочных культур. И он уже был близок к созданию именно такого сорта, о котором мечтал.

- Эй! – какой-то грубый, незнакомый мужской голос, остановил его размышления. Во двор ввалились два бугая, третий остался у калитки. Что-то холодком потянуло по сердцу, а пес, сидевший на цепи, завизжал и залез под телегу, и испуганно поглядывал на незнакомых людей.

- Ты, это, жадный, я смотрю, - сказал один из них. – Собрал урожай на чужой земле и припрятал?

- О чем это вы? - пытаясь понять, о чем эти мужики ведут речь, просипел еле слышным голосом Колосов.

- Если не понимаешь, то скажи, земля, на которой урожай собрал, твоя?

- Так людская, и моя тоже, - начал было оправдываться Александр.

- Память короткая, говоришь, - поднимаясь по ступенькам крыльца, сказал бугай.
Когда свет упал на лицо этого мужика, Колосов содрогнулся. Он лысый, и не лицо у него, а чан, с утопленным носом в толстые щеки, и глаза как щелки.

- Так че, забыл? - он вплотную подошел к Александру. – Ну?

- Подождите, подождите, - попытался остановить его Колосов, - но земля-то этих самых людей, которые в нашем кооперативе работают?

- А ну-ка покажи на землю документы, - выдвинулся из-за спины этого мужика второй бугай, близнец первого.

- Та-ак, у председателя они остались, он обещал привезти. Завтра съезжу в администрацию района к нему зайду и привезу их, - начал тараторить Александр.

- Ты это брось, паря. Все вы здесь живете по доброте Одинцова. Понял?

- Н-нет, - пытаясь хоть на сантиметр отступить от давящего на него бугая Александр.

- Может тогда тебе голову оторвать, если дурак такой, пойду тогда с другими разговаривать?

- Я в-вас слушаю, - прошептал Колосов.

- Ты, Лешь, слышишь, это он нас слушает! – усмехнулся первый и своей огромной ручищей, больше напоминающей совковую лопату, чем ладонь, взял Колосова за подбородок и тряхнул его, да так, что чуть челюсть не выдернул. – Так что?

- Да я…

- Хватит икать и слезки строить, - сказал Лёха. – Хозяин здесь один,  Михаил Федосеевич  Одинцов. Все здесь его, и земля, на которой ты живешь, и земля, на которой ты урожай собираешь. И документы у него на нее есть, вот смотри, - и сунул под нос Колосову папку с ксерокопиями каких-то бумаг с печатями. Вверху их лежала брошюра  «Федеральный закон «Об обороте земель сельскохозяйственного назначения».

Колосов прижался спиной к стене своего дома.

- Но, извините, мы же на собрании совхоза разделили поровну все паи на землю.

- Да-а? - Здоровяк придавив своим животом Александра дохнул на него неприятным до рвоты вонючим запахом. - Здесь, здесь, - и махнув перед лицом Колосова стопкой документов, - здесь все ваши заявления на продажу ему своих паев. – Я понятно говорю?

- Да, - просипел Александр, - понятно.

- Видно у тебя память короткая. Так вот, - сказал лысый бугай, сделав шаг назад, - на первый раз он вас прощает, скажи спасибо, а в конце февраля приеду за должком,  сто тысяч рублей, пока без процентов должен мне выдать. А потом дорогой, с урожая, пятьдесят процентов его, а сколько это будет - мы скажем тебе, - и больно ткнул своим огромным пальцем в грудь Колосова, напомнил. - Слышишь? Михаила Федосеевича Одинцова, и мои десять процентов, это, чтобы я тебя защищал. Понял?

- Да, - сказать как-то по-другому Александр Дмитриевич в данную секунду и не решился. Тело тряслось, и остановить ни этого, ни второго бугая у него не было ни каких сил.

- Вот и молодец, - стиснул его затылок своей «лопатой» второй бугай - Лёша, - вот и молодец! Чем это у тебя так приятно пахнет! У-у, мясом копченным? Что ж прячешь, угости добрых гостей! - не сводя своих глаз с переносицы Колосова, продолжал наезжать первый бугай.

- Сейчас, сейчас, - засипел, чуть ли не плачущим голосом, Александр Дмитриевич, и, сняв с гвоздя ключ, просунулся между бугаями и, спотыкаясь о невидимые барьеры, пошел к времянке. Открыл дверь, но его остановил третий бугай, которого Колосов сразу и не приметил.

- Не торопись, - и, оттолкнув Колосова, зашел в дом, включил свет и осмотрелся по сторонам, - вот это дело! А ну-ка, пацаны, - и показывая на развешенные в помещении копченные куски мяса свинины, крикнул. – Михась, да здесь к нашему приезду готовились!

Загрузив все копченное мясо в мешки, отнесли его в свой джип.

- Так ты все понял? – еще раз ткнув своим толстым пальцем, как молотком в грудь Колосову, спросил Михась. – Я не слышу?

- Д-да, - прошептал тот.

- Не икай только, не люблю мямль, - еще раз ткнул своей рукой-кувалдой в грудь Колосова Михась. – Ты должен радоваться, видя меня, и честь отдавать, хлебом с солью встречать. Понял? – и снова его кувалда целится в грудь.

- Да-да, - отшагнув назад, боясь получить еще один удар Александр Дмитриевич.

- Молодец! Ну, смотри, собирай бабки, февраль скоро придет? – и Михась, пригрозив Колосову пальцем, сел в свой черный джип. И машина уехала.
Эта встреча вытянула у Колосова все силы, и не только физические, а и душевные. Он, упираясь спиной в створку калитки, осел на землю, и обняв голову руками, беззвучно заплакал. А пес, по характеру такой же, как свой хозяин, выполз из-под повозки и пополз к Колосову, поскуливая… 

-5-

На следующий день, вся бригада, насупившись, выслушала рассказ Колосова, и никто даже слова не сказал, стояли и молчали. И только Илья Саванов, пожилой механизатор, громко стукнув кулаком в раскрытую ладонь, сказав:

- Так это, что значит? Мы тогда на пустых листах, на которых должны были написать заявления на передачу нам паев, Одинцов, эта сволочь длинная, написал за нас заявление о передаче паев ему, хорошему?

- Видно, - согласился с ним Федор Ершов, - стоявший рядом. - Помню, когда сказали ему, что бы дал форму, как заявление писать, он сказал, что не знает её.

- Вот-вот, - продолжил Саванов, - и чтобы быстрее дело это делалось, предложил на пустых листах нам подписи свои поставить и расшифровать их.

- Вот ребята мы и попались, - разведя руки, сказал Колосов. – Не знаю, что и делать будем.

- Давайте так, - предложил Саванов, - не будем пока по этому поводу шум поднимать, продумаем все хорошенько, с милиционером посоветуемся, со Степаном Игоревичем Кулебякой, с кузнецом и с нашей фермершей - Устьяновой. Если до нас дотянулся Длинный, то и им покоя не даст этот помещик сранный.

Мужики согласились с ним. Но, дальше разговора дело не двинулось. Кулебяка выслушав Колосова, махнул рукой, сказав, что с него и так уже берут оброк, сумму не маленькую, как за доски, так и за каждую делянку в лесу, а приезжают за ним «шестерки»  Горынова Петра Юрьевича. А что против главы администрации района сделаешь?  Даже чихнуть в его сторону опасно, со свету изживет.

А вот Устьянова с Медведевым, кузнецом местным, только выслушали их, развели руками, мол, подумать нужно, сгоряча ничего не решишь. И закончился с ними на том разговор.

Но, к счастью, или не к счастью, кто-то из бригады Колосова предложил объединиться, и если еще раз эти жлобы появятся у них в деревне, то дать бандитам сокрушительный бой. Это предложение все приняли, как задачу на будущее. Но только не Колосов.

- Легко вам говорить, объединяться,- отмахнулся он, - а вот так ночью, как вчера,  нагрянут эти бандюги, вытащат тебя за грудки из дому, нож к горлу поставят, и что делать? Кричать вам, мол, придите и спасите меня!

- Ты что, слюнтяй, - высказался Сорочина, так звали между собой в бригаде Лешу Большого, который и метра пятидесяти со своей высоченной кепкой не дотягивал. А тронешь его с подковыркой, так такой крик поднимет, что люди хватались за голову и спешили извиниться перед ним, только для того, чтобы вовремя остановить эту сороку. То есть Сорочину.

- О, - тут же откликнулся Ершов, и разрядил напряженную обстановку. - Александр Дмитриевич, так мы к тебе подселим нашего Сорочину, то есть, извините, Алексей Саныч Большой, сболтнул лишнего, - под гогот всей бригады кланяется перед мужичком-с-ноготок Федор. – Нечаянно это у меня так, со скорости мысли получилось. Извините, но только благодаря вам, Алексей Александрович, мы и узнаем, что на нашего начальника, Александра Дмитриевича Колосова, напали бандиты.

Посмеялись и разошлись ни с чем, каждому своя рубашка ближе к телу, с обидой думал Колосов, провожая мужиков. А как жить дальше, вот в чем вопрос. Может, действительно, плюнуть на все, и, как сказал тот Михась, так и делать, расплачиваться с ним и новым помещиком Одинцовым. Блин, как человек изменился за эти годы, и зачем меня с ним судьба свела опять, остался бы, как предлагал ему декан его ассистентом на кафедре в институте, защитил бы кандидатскую и разрабатывал бы новые сорта разных овощных культур.

Встал со скамейки Колосов и, качаясь, словно после хорошей выпивки, пошел в дом и лег. Болел он долго, чем, никто не знал, а только он – привыканием душою к своему новому статусу крепостного крестьянина.

Жена, единственный человек, который остался Колосову верным, понимала и терпеливо выслушивала его страдальческие размышления о жизни, и старалась успокоить своего мужа. А что делать, как-то жить нужно же, детей на ноги поставить, выучить, да в город отправить, может там они смогут вырваться из этой крепостной паутины.