Глава 2. Ольга выходит замуж.
Помещик пушкинских времен по сложившемуся порядку, когда дворовая девка брюхатила от него или от сына, отправлял ее со двора и больше ее не видел, и его вовсе не интересовала судьба детей или внуков от нее. Если такое событие происходило в городе, то дворовую девку отправляли в деревню. Случаи такие были частыми, никто не видел в них ничего предосудительного, и это даже не обсуждалось. Вот, когда беременела девица (фрейлина) из знатного рода от великих князей или от самого императора, тогда по столице ходили толки и обсуждения, какой презент получит любовница, за кого ее выдадут замуж и какой пост предложат жениху. Отношения между начальством и подчиненными были жестко определены, никакие возражения не принимались, и то, что его Высокоблагородие обратило внимание на девицу, должно было рассматриваться лишь как благодать, как великое счастье, выпадающее лишь избранным.
А Пушкин был взволнован, его пугал вариант трагической развязки, который был не редкостью в таких ситуациях, он пытался как-то помочь Ольге. Ситуация для него осложнялась тем, что он находился под надзором, не мог оставить Михайловское без разрешения псковского начальства. Более того, разговоры об арестах его друзей, включая Ивана Пущина, докатились до Михайловского. Пушкин не исключал, что арестовать могут и его как вдохновителя. Будучи всего лишь одним из будущих наследников владелицы Михайловского, его матери, у него не было и средств, чтобы каким-то образом помочь Ольге. Он обратился к своему другу князю Петру Вяземскому, который жил в Москве. В начале письма отметил, что «письмо ему вручит «милая и добрая девушка» (он не называет ее девкой, не представляет ее обольстительницей, виновницей своего греха). Она остается для него милой и доброй (любимой), поэтому просит оказать ей содействие как для него, ближайшего его друга. Пушкин надеялся, что тот оставит ее у себя в Москве, она родит, а затем он отправит ее в Болдино, вручит ей солидную сумму денег, «сколько понадобится», а сына заберет и с отеческой нежностью позаботится о нем.
«Письмо это тебе вручит очень милая и добрая девушка, которую один из твоих друзей неосторожно обрюхатил. Полагаюсь на твое человеколюбие и дружбу. Приюти ее в Москве и дай ей денег, сколько ей понадобится — а потом отправь в Болдино (в мою вотчину, где водятся курицы, петухи и медведи). Ты видишь, что тут есть о чем написать целое послание во вкусе Жуковского о попе; но потомству не нужно знать о наших человеколюбивых подвигах. При сем с отеческою нежностью прошу тебя позаботиться о будущем малютке. Отсылать его в Воспитательный дом мне не хочется - а нельзя ли его покаместь отдать в какую-нибудь деревню, — хоть в Остафьево. Милый мой, мне совестно ей богу… но тут уж не до совести».
Впоследствии князь Петр Андреевич, готовя к публикации в «Русском архиве» переписку поэта (1874), отметил на подлиннике этого письма: «Не печатать» (он не хотел предавать огласке факт, что у Пушкина был внебрачный ребенок).
Ольга в Москве должна была передать письмо князю Вяземскому, который жил в собственном доме №9 в Вознесенском переулке. «Видел ли ты мою Эду? Вручила ли она тебе мое письмо? Не правда ли, что она очень мила?» - интересовался Пушкин в следующем послании П. А. Вяземскому. (16 - 24 мая 1826 г). Но князь не захотел вмешиваться в эту историю:
«Какой же способ остановить девушку здесь и для какой пользы? Без ведома отца ее сделать этого нельзя, а с ведома его лучше же ей быть при семействе своем. <…> Я рад был бы быть восприемником и незаконного твоего Бахчисарайского фонтана, на страх завести новую классикоромантическую распрю хотя с Сергеем Львовичем или с певцом Буянова, но оно не исполнительно и не удовлетворительно. <…> Во всяком случае мне остановить девушку нет возможности».
И порекомендовал своему другу самому благоразумно уладить дело с тестем (отцом его жены - так воспринимал Ольгу князь).
«Мой совет: написать тебе полулюбовное, полураскаятельное, полупомещичье письмо блудному твоему тестю, во всем ему признаться, поручить ему судьбу дочери и грядущего творения, но поручить на его ответственность, напомнив, что некогда, волею Божиею, ты будешь его барином и тогда сочтешься с ним в хорошем или худом исполнении твоего поручения. Другого средства не вижу, как уладить это по совести, благоразумию и к общей выгоде».
Отец Ольги, Михайло Иванов Калашников был сыном старосты Михайловского имения. В 1794 г он женился на 16-летней Вассе, в 1808 г. тридцатилетний Михайло был назначен управляющим села Михайловского, владельцами которого стали: вдова Осипа Абрамовича Ганнибала, Мария Алексеевна, и их дочь Надежда, которая с 1796 г. была замужем за отставным капитан-поручиком Сергеем Львовичем Пушкиным. Новые владельцы имения полностью доверяли Михайле, между собой иногда даже величали его на французский манер Мишелем. Так как владельцы в основном жили в Москве или в столице, то управляющий на самом деле вел себя с крестьянами как хозяин. В ревизских сказках 1816 и 1825 г. Михайло Иванов с семейством, как и подобало управляющему, находился в списках крестьян села на первом месте. В 1816 г. (по ревизской сказке) сыновьям Михайлы Калашникова было: «Федору - 16 лет, Василию - 12 лет, Ивану – 6 лет, Петру - 3 года, Гаврилу – 1 год, а единственной дочери Ольге – 10 лет».
Судя по тому, что в 1825 г. Михайло Калашников в течение года периодически наведывался в Болдино, нижегородское владение Василия и Сергея Львовичей Пушкиных, можно считать, что уже тогда владельцы Болдино назначили Михайло Калашникова управляющим их имения, и он ездил туда для знакомства с новым хозяйством. Если в Михайловском имении число дворовых и крепостных обоего пола составляло 169 душ, то только в Болдино за Сергеем Львовичем числилась 391 душа «мужеска полу». По «полюбовному разделу» с братом Василием Львовичем отцу Александра Пушкина принадлежала половина села Болдино и расположенные рядом деревни Львово и Кистенево. Перевод Калашникова управляющим в Болдино следует считать как повышение по службе. Дети Михайло были не простыми дворовыми или крепостными, а детьми управляющего довольно крупного имения. Обычно на этом посту были вольные люди, часто из немцев. Осип Абрамович Ганнибал обещал старосте Ивану Калашникову, деду Ольги, дать вольную, но не сложилось.
В следующем послании князь П.А. Вяземский сообщал: «Сей час получил я твое письмо, но живой чреватой грамоты твоей не видал, а доставлено мне оно твоим человеком.< > Твоя грамота едет завтра с отцом своим и семейством в Болдино, куда назначен он твоим отцом управляющим».
Видимо, по дороге в Москву Ольга рассказала о своей беременности и о письме, ее отец решил, что он сам лично передаст его князю и пообщается с ним (у него были свои соображения, как извлечь из создавшейся ситуации выгоду).
Отвечая князю 27 мая 1826 г, Пушкин вынуждено соглашается: «Ты прав, любимец Муз, - воспользуюсь правами блудного зятя и грядущего барина и письмом улажу все дело». Поэт лишь полюбопытствовал, не взял ли помянутый «человек» каких-либо денег. С большой степенью вероятности, можно заявить, что Вяземский дело уладил, вручив «человеку» солидную сумму, оговорив условия.
Князь Петр Андреевич Вяземский в молодости
Князь Петр Андреевич был на семь лет старше Пушкина, сам писал прекрасные стихи, высоко ценил Пушкина, и они были близкими друзьями. Когда Пушкин был в Одессе, князь взял на себя все заботы по подготовке и изданию книги «Бахчисарайский фонтан» и, не дожидаясь появления книги «Бахчисарайский фонтан», прислал поэту 3000 рублей. «Одно меня затрудняет – писал благодарный поэт - ты продал все издание за 3000 р., а сколько ж стоило тебе его напечатать? Ты все-таки даришь меня, бессовестный!».
С таким же успехом он мог помочь своему другу уладить дело с дворовой девкой, не желая следовать по пути, предложенному поэтом, по определенным причинам. Надо помнить, что князь был в это время в опале и находился под тайным надзором, принять чужую крепостную девку, беременную, в свой дом, как просил Пушкин, без объяснений и без согласования с властями он не мог. Какую сумму ему пришлось выложить хорошо ориентирующемуся в ситуации «человеку», князь сообщил поэту позже, при встрече.
Когда Пушкин вернулся в Москву из ссылки, почитатели встретили его с восторгом. Никогда более его имя не произносилось с таким пиететом, как в эти дни. Когда он входил в театр, его встречали овацией, и все лица, бинокли и лорнеты были обращены в его сторону. После прочтения трагедии «Борис Годунов» его друзья провозгласили его несравненным, трагедия вызвала бурю восторгов, слезы и объятия. Все старались его пригласить к себе и просили читать, читать свои стихи. Он был в это время на пике славы. Выйдя на свободу после заточения в селе Михайловском, поэт с восторгом влился в коловорот светской жизни, он жадно впитывал в себя этот великосветский мир: его блеск, мелькание женских фигурок, взрывы шампанского и ночные бдения за карточным столом. Все завертелось, и порой не было времени сесть за стол, чтобы что-то написать.
Все, что было там, в деревне, казалось, ушло куда-то далеко или вообще позабыто. Он был свободен, его окружали молодые, очаровательные, образованные женщины, он блистал и поражал их своим остроумием, своими стихами. В это время ему даже захотелось жениться на одной из них и остаться в этом сверкающем мире роскоши и красоты. Но со временем восторг стих, он втянулся в карточную игру, оказался должен громадные суммы, с женитьбой ничего не получалось. Муза ушла от него, писалось трудно, строки вымучивались,
Беру перо, сижу; насильно вырываю
У музы дремлющей несвязные слова.
Ко звуку звук нейдет... Теряю все права
Над рифмой, над моей прислужницею странной:
Стих вяло тянется, холодный и туманный.
Усталый, с лирою я прекращаю спор,
Зато по девичьим альбомам его перо летало, поражая своей искрометностью.
23 марта 1828 г. поступили в продажу вторые издания «Руслана и Людмилы» и «Кавказского пленника», за которые Пушкин получил гонорар в 7 тысяч рублей. 21 апреля Пушкин направил письмо Бенкендорфу с просьбой о разрешении выехать на шесть - семь месяцев в Париж. Ответ на письмо поэт не получил. В начале лета 1828 г. в отношении Пушкина велось следственное дело об элегии «Андрей Шенье», запрещенный отрывок которой распространялся в списках с пометкой «На 14 декабря». Пушкину грозили неприятности. Он на допросах отвечал, что элегия написана за полгода до восстания декабристов, поэтому не может иметь к нему отношения. Дело закрыли 28 июня 1828 г., при этом поступило от Бенкендорфа распоряжение - установить за Пушкиным тайный надзор полиции.
В начале августа 1828 г. в отношении Пушкина началось еще одно дело: об авторстве фривольной поэмы «Гавриилиада». Пушкин отрицал на допросах, что «Гавриилиада» была написана им. На свидетельстве Пушкина с отрицанием авторства «Гавриилиады» царь наложил свою резолюцию: «Графу Толстому призвать к себе Пушкина и сказать ему моим именем, что, зная лично Пушкина, я его слову верю. Но желаю, чтобы он помог правительству открыть, кто мог сочинить подобную мерзость и обидеть Пушкина, выпуская под его именем». Пушкин выслушал слова царя, помолчал, потом спросил: «Могу я написать прямо Государю?». Ему разрешили. Он быстро написал письмо, запечатал его и передал графу Толстому. Прочтя письмо, царь приказал прекратить дело. Письмо Пушкина царю до нас не дошло. Считается, что в нем Пушкин признал себя автором «Гавриилиады».
Осенью 1828 г Пушкин взялся за английский язык. Ему давно хотелось овладеть языком Байрона и Шекспира, томик Байрона, подаренный ему перед отъездом из Москвы Мицкевичем, подтолкнул его к изучению языка. Через год английский язык он знал настолько, что мог переводить британских поэтов: Саути, Вильсона, Корнуоля, позднее Шекспира, Байрона, Вордсворта, Кольриджа. Заодно взялся за свое здоровье, делал прогулки пешком из Петербурга в Царское Село. Выходил он из города рано, выпивал стакан вина на Средней Рогатке и к обеду являлся в Царское Село. После прогулки в его садах, он тем же путем возвращался назад. Хандра исчезла.
В декабре 1828 г он увидел Наталью Гончарову и был ею очарован. Год прошел в муках, терзаниях и даже колебаниях. Не получив согласия на предложение руки сердца, Пушкин уехал на Кавказ без разрешения Бенкендорфа. По возвращении из Арзрума граф резко отчитал поэта за самовольную поездку без разрешения, император был недоволен его поведением и объявил ему строгий выговор. Гончаровы продолжали держать его в неведении, казалось поэту, что добиться руки красавицы ему не удастся. С января 1830 г. он снова стал активно посещать сестер Ушаковых. В марте по Москве поползли слухи, что Пушкин женится на Ушаковой, которая действительно в это время дала согласие стать его женой. И все же в начале апреля Пушкин попытался вновь уговорить Гончаровых и вторично сделал предложение Наталье, которое, к его счастью, было принято. С этого момента встречи с Екатериной Ушаковой прекратились.
6 мая состоялась помолвка. Пушкин стал официально женихом. Его отец, Сергей Львович, на радости в качестве подарка к свадьбе передал в собственность сына деревню Кистенево с 200 душами. И все же мать невесты, Наталья Ивановна, не торопилась и пыталась отложить свадьбу, заявляя, что не может отдать дочь без приданого. Ее разговоры с поэтом переходили к пересказам последних сплетен о нем и к оскорблениям. К горькому сожалению поэта, его невеста не пыталась сдерживать свою мать, оставаясь в стороне и не проявляя желания остановить нелепые обвинения. Пушкин был в отчаянии, женитьба уже была не в радость.
20 августа умер дядя поэта, Василий Львович, предстоял сорокадневный траур, свадьба снова откладывалась. Пушкин должен был ехать в Болдино, чтобы оформить перевод на него села Кистенево, выделенного ему перед женитьбой из отцовского имения. Из Москвы выехал 31 августа, путь до Болдина через Муром, Владимир, Арзамас занял около трех дней. «Милый мой, расскажу тебе все, что у меня на душе: грустно, тоска, тоска < > Я должен хлопотать о приданом да о свадьбе, которую сыграем Бог весть когда. Всё это не очень утешно. Еду в деревню, Бог весть, буду ли там иметь время заниматься и душевное спокойствие, без которого ничего не произведешь» - писал он Плетневу перед отъездом.
3 сентября поэт был в нижегородской деревне. Потеряв надежду, что их свадьба состоится, перед отъездом Пушкин написал письмо невесте: «Я уезжаю в Нижний, не зная, что меня ждет в будущем. Если ваша матушка решила расторгнуть нашу помолвку, а вы решили повиноваться ей, - я подпишусь под всеми предлогами, какие ей угодно будет выставить, даже если они будут так же основательны, как сцена, устроенная ею мне вчера, и как оскорбления, которыми ей угодно меня осыпать. Быть может, она права, а неправ был я, на мгновение поверив, что счастье создано для меня. Во всяком случае, вы совершенно свободны; что же касается меня, то заверяю вас честным словом, что буду принадлежать только вам, или никогда не женюсь».
В Болдино Пушкин увидел Ольгу и узнал, что их ребенок умер через два месяца после рождения. Сотрудница Государственного архива Нижегородской области Н. И. Куприянова, изучая метрическую книгу болдинского Успенского храма за 1826 г., обнаружила важные для истории записи.
1. В графе «У кого кто родился» значится: «Крестьянина Иакова Иванова сын Павел». И следом добавлено: «Молитвование исправлял и крещение совершил иерей Иоанн Матвеев. При совершении онаго крещения в должностях находились диакон Кирилл Симеонов, дьячек Яков Иванов, пономарь Василий Фёдоров. В столбце «Число крещения» сообщено: «4», то есть 4 июля. В графе «Кто восприемники», указано: «Иерей Иоанн Матвеев и г-на Сергия Львовича Пушкина управляющаго Михаила Иванова дочь Ольга».
2. В графе «Кто имянно умерли» 15 сентября 1826 г сказано: «Приходскаго дьячка Якова Иванова сын Павел 2-х м<еся>цов».
Н. И. Куприянова отметила, что «всего в метрической книге, в части первой - о родившихся в 1826 году - 47 записей. Среди них в первой половине года нет записи о рождении сына у приходского дьячка Якова Иванова, того самого, который присутствовал при крещении Павла. Тем не менее, двухмесячный сын у него умер. А главное — крестной матерью младенца Павла, родившегося 1 июля 1826 года, являлась только что приехавшая в Болдино Ольга Калашникова».
«Это и позволяет предположить, - продолжа она - что первая часть, о рождении сына Павла у крестьянина Якова Иванова, и вторая запись — о смерти двухмесячного младенца Павла у дьячка Якова Иванова относятся к ребенку, рожденному Ольгой Калашниковой. Влиятельный в Болдине Михаил Иванович <Калашников> прикрыл грех дочери фиктивной записью в церковной книге, где мать записана как крестная, что давало ей официальное право воспитывать ребенка»
Пушкин ярко представил картину похорон его маленького двухмесячного сына и написал одно «из самых грустных стихотворений» - «Румяный критик мой, насмешник толстопузый», которое датируется 1;10 октября 1830 г.
... На дворе живой собаки нет,
Вот, правда, мужичок, за ним две бабы вслед.
Без шапки он; несет под мышкой гроб ребенка
И кличет издали ленивого попенка,
Чтоб тот отца позвал да церковь отворил.
Скорей! ждать некогда! давно бы схоронил.
Участниками похорон были: отец Михайло Иванов Калашников, Ольга и ее мать Васса (Василиса), а также болдинский иерей Иоанн Матвеев и дьячок Яков Иванов.
Там, в Михайловском, Ольга сообщила поэту, что она беременна перед отъездом, в начале мая. В этой исторической фразе: «она сообщила» много смысла, значит, ее беременность еще была незаметна, то есть, она была на 4-5 месяце беременности. Да и письмо, которое отправил поэт князю Вяземскому с Ольгой, подтверждает эти догадки «Письмо это тебе вручит очень милая и добрая девушка, которую один из твоих друзей неосторожно обрюхатил». Если бы беременность была заметна, то об этом можно было не говорить, и она уже при этом не выглядела бы милой, по суждениям того времени.
1 июля 1826 г. родился сын Пушкина, Павел. Получается, что роды начались на 6-7 месяце, мальчик появился на свет недоношенным, при отсутствии элементарной медицины у мальчика не было шансов выжить. За его жизнь боролась мать, но безуспешно.
Через неделю происходят кардинальные изменения в настроении Пушкина. В письме Плетневу он делится первыми впечатлениями о Болдине: «Ах, мой милый! что за прелесть здешняя деревня! вообрази: степь да степь; соседей ни души; езди верхом сколько душе угодно, пиши дома сколько вздумается, никто не помешает. Уж я тебе наготовлю всячины, и прозы, и стихов». Подавленное настроение и тревоги все рассеялись, а 31 августа, перед отъездом, он писал П. А. Плетневу: «Милый мой, расскажу тебе все, что у меня на душе: грустно, тоска, тоска….. Еду в деревню, бог весть, буду ли там иметь время заниматься и душевное спокойствие, без которого ничего не произведешь».
Большое Болдино. Поместье Пушкиных, в настоящее время - Музей-заповедник А.С. Пушкина
Пушкин неожиданно испытывает прилив творческих сил, пишется легко и быстро. Начался новый период творческого подъема. Одно за другим появляются произведения различных жанров, в стихах и прозе. Создается давно задуманное, завершается уже начатое, созревают новые замыслы. Он вдохновенно и плодотворно трудится. Муза как будто вернулась к нему и создала для него ту атмосферу, в которой он сосредоточенно и вдохновенно трудится. Стихи рождались и лились, и, казалось, ему надо было лишь держать перо, а оно само выводило непревзойденные шедевры:
И мысли в голове волнуются в отваге,
И рифмы легкие навстречу им бегут,
И пальцы просятся к перу, перо к бумаге,
Минута - и стихи свободно потекут.
Так описал он это удивительное состояние подъема и творчества другой осенью 1833 г., опять же в Болдино.
Перевод в свою собственность земли, которую отец Сергей Львович подарил сыну, оказался непростым делом, так как дарственная распространялась не на отдельное имение, а на часть деревни Кистенево. Кроме того, после процедуры передачи и приобретения Кистенево Пушкин собирался сразу же заложить свою часть имения. Несколько раз ему приходилось съездить в Кистенево и два раза в уездный город Сергач для решения бумажных дел, связанных с переходом в его владение двухсот кистеневских душ и с последующим ходатайством об их закладе. Дела удалось уладить довольно быстро по меркам того времени, но уезжать из Болдино он не торопился.
Еще при выезде из Москвы ему было известно, что с низовьев Волги на центральные районы России надвигается эпидемия холеры. Ею оказалась охвачена и Нижегородская губерния. Границы губернии были оцеплены, на дорогах установлены карантины. Позже, когда он был в Болдино, до поэта дошла информация, что холера добралась и до Москвы. «Въезд в Москву запрещен, и вот я заперт в Болдине» - пишет Пушкин 11 октября как бы в отчаянии, но сам безумно рад, что может задержаться в Болдино, но при этом старается успокоить невесту, что в Болдино холеры нет. – «Мы оцеплены карантинами, но зараза к нам еще не проникла. Болдино имеет вид острова, окруженного скалами». Холера (как пишут пушкинисты) задержала Пушкина в Болдине до самого конца ноября. Вернувшись в Москву, он сообщал Плетневу: «Скажу тебе (за тайну), что я в Болдине писал, как давно уже не писал». Что бы это значили слова «за тайну» в скобках, понял ли Плетнев их смысл? А пушкинисты не предали тайне никакого значения.
В Болдино Пушкиным были написаны последние главы «Евгения Онегина», «Маленькие трагедии», «Повести покойного Ивана Петровича Белкина», «История села Горюхина», «Сказка о попе и о работнике его Балде», шутливая поэма «Домик в Коломне» и около 30 лирических стихотворений. «Болдинская осень» в жизни Пушкина считается самым ярким периодом его творчества. Закончив работу над одним произведением, он переходил к другому, а в ряде случаев работа над разными произведениями шла параллельно. Скорость создания произведений поражает:
• 7 сентября - «Бесы»,
• 8 сентября - «Элегия»,
• 9 сентября - первая из «Повестей Белкина» — «Гробовщик»,
• 13 сентября - «Сказка о попе и о работнике его Балде»,
• 14 сентября — «Станционный смотритель»,
• 18 сентября - «Путешествие Онегина» (первоначальная восьмая глава романа),
• 20 сентября - «Барышня-крестьянка»,
• 25 сентября - заключительная (первоначально девятая) глава «Евгения Онегина»,
• 26 сентября – «Ответ анониму»,
• 5 октября - XII строфа «Домика в Коломне»,
• 9 октября окончена и вся поэма «Домик в Коломне», заключавшая в себе вместе с отброшенными впоследствии Пушкиным строфами около четырехсот пятидесяти стихов,
• 17 октября - «турецкое» стихотворение «Стамбул гяуры нынче славят»,
• 20 октября - «Метель»,
• 23 октября — «Скупой рыцарь»,
• 26 октября — «Моцарт и Сальери»,
• 1 ноября» - «Истории села Горюхина»,
• 4 ноября - «Каменный гость»,
• 8 ноября – «Пир во время чумы»,
• 26 ноября – статья о народной драме и о «Марфе Посаднице» М. П. Полевого,
• 27 ноября – «Для берегов отчизны дальней»,
• 28 ноября – Предисловие к «Евгению Онегину».
В Болдине Пушкин создал около двадцати самых значительных своих произведений.
Пушкинисты убеждают нас, что такой творческий взрыв произошел, благодаря острому чувству одиночества, он целыми днями оставался наедине с самим собой, погруженный в мир переживаний, надежд, разочарований и также окружавшей его осенней природе. При этом биографы ссылаются на письма Пушкина невесте:
11 октября 1830 г. «Я совершенно пал духом и право не знаю, что предпринять. Ясно, что в этом году (будь он проклят) нашей свадьбе не бывать.< >Что до нас, то мы оцеплены карантинами, но зараза к нам еще не проникла. Болдино имеет вид острова, окруженного скалами. Ни соседей, ни книг. Погода ужасная. Я провожу время в том, что мараю бумагу и злюсь. Не знаю, что делается на белом свете и как поживает мой друг Полиньяк. Напишите мне о нем, потому что здесь я газет не читаю. Я так глупею, что это просто прелесть. < > Вот поистине плохие шутки».
18 ноября 1830 г. «В Болдине, всё еще в Болдине! < >. Я совершенно пал духом и так как наступил пост (скажите маменьке, что этого поста я долго не забуду), я не стану больше торопиться; пусть все идет своим чередом, я буду сидеть сложа руки. Отец продолжает писать мне, что свадьба моя расстроилась. На днях он мне, может быть, сообщит, что вы вышли замуж. < > Есть от чего потерять голову».
Сам Пушкин ранее объяснял, что творчество возможно только при наличии вдохновения, которое органически связано с «силой ума» художника и представляет собою «акт художественного мышления». Осенью 1835 г. поэт жаловался жене: «Я все беспокоюсь и ничего не пишу, а время идет. < >Такой бесплодной осени отроду мне не выдавалось. Пишу, через пень-колоду валю. Для вдохновения нужно сердечное спокойствие, а я совсем не спокоен».
В стихотворении «Осень», которое было написано в Болдино в 1833 г, он четко представил процесс творчества:
Огонь опять горит - то яркий свет лиет,
То тлеет медленно - а я пред ним читаю,
Иль думы долгие в душе моей питаю.
И забываю мир — и в сладкой тишине
Я сладко усыплен моим воображеньем,
И пробуждается поэзия во мне:
Душа стесняется лирическим волненьем,
Трепещет и звучит, и ищет, как во сне,
Излиться, наконец, свободным проявленьем.
И тут ко мне идет незримый рой гостей,
Знакомцы давние, плоды мечты моей.
И мысли в голове волнуются в отваге,
И рифмы легкие навстречу им бегут,
И пальцы просятся к перу, перо к бумаге,
Минута - и стихи свободно потекут.
Первое условие, важное для творчества, - сладкая тишина, внешняя и внутренняя, когда думы долгие в душе летают, и только тогда пробуждается поэзия, усыпленная воспоминаниями, мечтами, образами. Второе условие – волнение, при котором душа «трепещет и звучит», пока, наконец, не наступает прозрение, и проливается поток рифм и строк.
Свои произведения Пушкин создавал в уединенной комнате, но, позволяя себе передохнуть, он шел к людям, которые были рядом. В Царском Селе во время медового месяца поэт писал сказки на втором этаже, а жена на первом вышивала. Натали не любила слушать его пробы пера, поэтому вечером он бежал к соседке Александре Россет, с которой обсуждал только что написанное, был рад услышать ее дельный совет. Не была никогда Натали, его жена, его Музой. Она обожал ее, называл Мадонной, восхищался ею, уважал как жену и мать детей, но Музой для него она не была. Не создавала она своим присутствием ту атмосферу, при которой рождается вдохновение. Для творческого человека, погруженного в мысли, важны не только комфортные условия, благодаря которым он не отвлекается на бытовые мелочи и передряги, но важен эмоциональный настрой, который рождается в атмосфере душевного спокойствия, понимания и восхищения.
Нет, не одиночество привело к такому творческому подъему. Нет, не болдинская осень и ее увядающая природа, которая была совсем не похожа на любимую в Михайловском. «Что за прелесть здешняя деревня! Вообрази: степь да степь; соседей ни души; езди верхом сколько душе угодно» - описывал он Плетневу местные окрестности по приезду.
Болдинские места,
Его вдохновляла, как в Михайловском, дворовая девка Ольга, «добрая и милая» сердцу, а значит, любимая. Именно, Муза Ольга создавала в эти дни условия, в которых так легко лились стихи, и рождалась проза, именно благодаря Ольге были созданы шедевры, которые почитает Россия и весь мир. А ее имя остается неизвестным, как говорят: «за кадром». Какими же качествами обладала 24-летняя Ольга, что смогла преобразить поэта, приехавшего в Болдино в состоянии депрессии, в энергичного, счастливого молодого человека?
И с каждой осенью я расцветаю вновь;
Здоровью моему полезен русской холод;
К привычкам бытия вновь чувствую любовь:
Чредой слетает сон, чредой находит голод;
Легко и радостно играет в сердце кровь,
Желания кипят - я снова счастлив, молод,
Я снова жизни полн - таков мой организм
(Извольте мне простить ненужный прозаизм).
При этом писал невесте о своем одиночестве, своих переживаниях, о депрессии и, вообще, о потере надежды, что их свадьба состоится
11 октября 1830 г. «Я совершенно пал духом и право не знаю, что предпринять. Ясно, что в этом году (будь он проклят) нашей свадьбе не бывать».
Не улучшилось по письмам его настроение и через месяц – он «пал духом», более того, у него закрались ужасные мысли, что невеста его уже «вышла замуж».
18 ноября 1830 г. В Болдине, всё еще в Болдине! < >. Я совершенно пал духом, < > я не стану больше торопиться; пусть все идет своим чередом, я буду сидеть сложа руки. Отец продолжает писать мне, что свадьба моя расстроилась. На днях он мне, может быть, сообщит, что вы вышли замуж. < > Есть от чего потерять голову».
Невеста, в свою очередь, заподозрила что-то неладное, она почувствовала, (женское сердце не обманешь), что ее жениха удерживает в деревне не холера, а женщина - «княгиня Голицына». Пушкину пришлось доказывать, что виною его задержки действительно является холера, и при этом он приложил к письму документ: «22 ноября нижегородский губернатор Бибиков “имел счастие донести“, что холера в губернии более не наблюдается». 29-го ноября поэт расстался с обитателями Болдино.
Мое заявление, что Ольга была для поэта не только доброй и милой, но и Музой, его вдохновлявшей, и тем человеком, которому он был беспредельно благодарен за совместно проведенные дни, убедительно подтверждается неизвестными пушкинистам XIX века документами:
«Просит отпущенная вечно на волю от Господина 10-го класса Александр<а> Сергеевича Пушкина дворовая девка Ольга Михайловна дочь Калашникова.
А о чём тому следуют пункты:
1. 25 число майя месяца сего 1831 года с московскою почтою от означенного господина моего чрез Лукояновскую почтовую Контору прислан на имя отца моего Михайлы Иванова Калашникова конверт со вложением документов отправленной из Москвы как по надписи на том конверте значит 20 того ж майя в котором конверте была домовая отпускная данная мне оным Господином моим и писанная 4 октября прошлого 1830 года, которую прилагая дело в оригинале Всеподцанейше прошу к сему Дабы Высочайшим Вашего Императорского Величества Указом повелено было на мое прошение с отпускною в Лукояновском уездном суде принять и учиня на ней что явлена подлежащую подпись возвратить мне оную поступая в том по праву законов прошения.
Всемилостивейший Государь! Прошу Вашего Императорского Величества о сём своём прошении решение учинить. Июня дня 1831 года. К поданию надлежит в Лукояновский уездный суд. Сие прошение вчерне и набело писал оного суда канцелярист Пётр Андреев сын Попов вместо просительницы Ольги Калашниковой за неумением грамоте и по личной просьбе руку приложил губернский секретарь (подпись)».
На прошение была наложена резолюция: «По слушании приказали прошение в повытье отдать, а представленную при нём отпускную записать в крепостную книгу и по учинении над ней, что явлена надлежащая надписи, просительнице Михайловой возвратить с распиской, а дело после решением к хранению в архив отдать. Подлинное приказание скреплено в журнале. С подлинного читал повытчик Васильев».
Справка: повы;тье - отделение в канцелярии.
В журнал Лукояновского уездного суда 2 июня1831 г. было занесено решение:
«Прошение отпущенницы от господина 10 класса Александр<а> Сергеевича Пушкина дворовой девки Ольги Михайловой Калашниковой, при котором представила отпускную вышеозначенным господином Пушкиным к явке. Приказали: прошение в повытье отдать и, хотя по приложенной отпускной от написания её протекло почти 8 месяцев, но по уважению тому, что она от дателя её господина Пушкина через Лукояновскую почтовую контору к отцу отпущенницы прислана 25 мая 1831 года, то ее записать в книгу и, учиня на ней, что явлена, подлежащую запись с описанием росту и примет отпущенницы[155], выдать оную ей с распиской».
4 октября 1830 г., возможно, когда Пушкин был в уездном городе Сергач, была подготовлена в соответствии с установленными правилами и заверена отпускная Ольге Калашниковой, которая не была его крепостной. Но став собственником Кистенево, он умудрился переписать Ольгу из крепостных села Болдино, а, возможно, даже Михайловского, в крепостные Кистенево, на которое была подготовлена закладная, но не на 200 душ, а на 199. И только тогда он смог на всех основаниях отпустить свою крепостную на волю. Не приходится сомневаться, что помог провернуть это дело управляющий имения Болдино Михайло Калашников, который доподлинно знал весь чиновничий механизм, начинавший вращаться только после того, как его смазывали.
Ольга в 25 лет стала вольноотпущенной. Следует отметить, что она в это время была неграмотной, и прошение писал под ее диктовку канцелярист Петр Андреев, сын Попов.
Предоставив вольную Ольге, Пушкин совершил беспримерный подвиг, и это надо понимать. Вольную крестьянину помещики давали крайне редко.
Существовали различные варианты получения вольной:
1. По договоренности с помещиком. Здесь все зависело исключительно от взаимоотношений крепостного и помещика. Так, рязанский предводитель дворянства Маслов потребовал за выдачу «вольной» своему крепостному, поэту Сибирякову, 10 тысяч рублей. Маркиз Кюстин записал случай, когда некий граф обещал одному из своих крепостных вольную за непомерную сумму в 60 000 руб., ее принял, но своего крепостного на волю не отпустил. Некоторые помещики распоряжались дать вольную своим любимцам после их смерти и прописывали это в своих завещаниях. Так, знаменитый денщик А.В. Суворова Прохор Дубасов, известный как «камердинер Прошка», после смерти Суворова получил от его наследников не только вольную, но и пять тысяч рублей серебром. Чаще всего вольную получали разбогатевшие крепостные, ставшие даже богаче своих помещиков. Некоторые из этих людей положили начало знаменитым купеческим династиям.
2. Отслужить в армии. Крепостной крестьянин, прошедший службу, становился свободным человеком и имел полное право жить где угодно и заниматься чем ему хотелось. В XVIII веке, когда срок службы был неограничен, это было не очень актуально, но позднее, когда срок службы стал постоянно снижаться, армейская служба стала главным механизмом освобождения от крепостного права. Кроме того, если жена солдата была крепостной, то после начала его службы она также становилась лично свободным человеком и переходила в особую категорию солдатских жен. Аналогично и с его детьми, которые попадали в особую категорию солдатских детей.
За все 25 лет царствования Александра Первого лишь 47 тысяч крестьян (т. е. меньше 0,5% от общего числа крепостных) смогли купить себе свободу - большинство помещиков не помышляли о «раздаче своей собственности».
А вот число тех, кому помещики дарили свободу, исчислялось единицами. Согласно завещанию Н. П. Шереметева, одного из самых богатых людей России, либерала, западника, высокообразованного и культурного человека, было освобождено всего 22 человека, в том числе четыре художника. Между тем, Шереметеву принадлежало 123 тысячи крестьян, в том числе несколько тысяч дворовых. Крепостную актрису Прасковью Ковалеву - Жемчугову он освободил только перед своей с ней свадьбой.
П. И. Жемчугова - в роли Элианы ("Браки Самнитян") неизв. худож. XVIII в.
Судьба В.А. Тропинина может быть ярким примеров отношения помещика к дарению свободы своим крестьянам. Отец Тропинина был крепостным, принадлежал графу А.С. Миниху, работал у него в имении управляющим. За долгую и верную службу он получил вольную, однако дети остались в крепостной зависимости. Позже, в качестве приданого графской дочери Натальи, сын отца Тропинина, Василий, перешел во владение графа И.И. Моркова. Способности к рисованию у Василия проявились еще в детстве, но граф Морков не обратил на это внимание и отдал мальчика учеником кондитера в дом графа Завадовского. В Петербурге Василий втайне от своего барина стал посещать бесплатные рисовальные классы Академии художеств. Когда Морков узнал об этом, то после многочисленных просьб, согласился официально определить юношу в Академию «вольноприходящим». В Академии Василий был награжден медалями, серебряной и золотой. Президент Академии Строганов хлопотал об освобождении талантливого крепостного, но граф Морков отозвал Тропинина из Академии и отправил на Украину в Подолье. Там художника назначили на должность кондитера и лакея. Слухи о необыкновенном таланте крепостного художника разошлись по всей Москве. Многие помещики заказывали ему свои портреты. За него хлопотали А.А. Тучков - генерал, герой 1812 г. и коллекционер, П.П. Свиньин, Н.А. Майков. Однажды в Английском клубе некто Дмитриев, выиграв у графа в карты крупную сумму, публично предложил ему обменять долг на вольную для Тропинина. Лишь только под давлением общественности граф Морков в мае 1823 г. в качестве пасхального подарка вручил 47-летнему Тропинину вольную грамоту. Но при этом граф оставил крепостными его сына и жену. Спустя год, обладая вольной, Тропинин был избран акаде¬миком Академии художеств.
Александр Сергеевич Пушкин. В.А Тропинин, 1827 г.
А Пушкин сумел, добился и вручил вольную своей Ольге Калашниковой. А подготовил он отпускную в Болдино 4 октября 1830 г. Ольга была для него особо дорогой, особо почитаемой из всех крепостных Михайловского и Болдино, включая няню Арину Родионовну, отца Ольги, ее матери и братьев. Поэт считал, что отпускную заслуживает только она. И он стал пробиваться через чиновничьи барьеры, вынуждено идти на какие-то махинации и давать взятки. И совершил он этот акт, не потому что она ему родила сына, который прожил всего два месяца, не потому что испытывал угрызения совести, за то, что лишил ее девственности, не потому что надо было расплатиться за секс. Нет, для отношений того времени между помещиком и крепостной в его действиях не было ничего безнравственного, постыдного, что осуждалось обществом, даже его высокообразованными друзьями. Все было как у всех, и он вообще должен был забыть о ней. А он ей дал волю, потому что любил ее и был благодарен ей за создаваемые ею обстановку, условия, которые способствовали творчеству. Так легко и вдохновенно он работал только в ее присутствии в Михайловском и в Болдино.
Я думал, сердце позабыло
Способность лёгкую страдать,
Я говорил: тому, что было,
Уж не бывать! уж не бывать!
Прошли восторги, и печали,
И легковерные мечты…
Но вот опять затрепетали
Пред мощной властью красоты.
Через четыре с половиной месяца вольноотпущенная Ольга венчалась с титулярным советником Павлом Ключаревым в болдинском храме Успения Пресвятой Богородицы 18 октября 1831 г. В метрической книге церкви имеется запись:
«Кто именно венчаны. Осьмого на десять число Нижегородской губернии Горбатовской округи села Новинок помещик, а ныне в городе Лукоянове при земском суде член дворянского заседателя, титулярный советник Павел Степанов Ключарев, с вольноотпущенною дочерью девицею Ольгою управляющего и дворового его человека Михайлы Иванова Калашникова, села Болдина г-на Сергия Львовича Пушкина. Жених вторым, а невеста первым браком».
Поручителями были со стороны жениха: титулярный советник Сергий Дмитриев Сапожников и титулярный советник Василий Сергиев Травницкий города Лукьянова, со стороны невесты: управляющий Михайло Иванов Калашников села Болдино и его сын Гаврила Михайлов Калашников. Венчали новобрачных священник Иоанн Матвеев, диакон Кирилл Симеонов, дьячок Андрей Николаев, пономарь В. Федоров
Согласно законам Российской империи, Ольга Клычерева (Калашникова) после венчания стала дворянкой.
Для получения личного дворянства необходимо было дослужиться на гражданской службе до чина 9-го класса. Чин титулярного советника в табели о рангах относился к 9 классу, Клычерев был личным дворянином. Личное дворянство передавалось браком от мужа к жене, но не передавалось детям и потомству. Личные дворяне в родословную книгу не вносились.
Пушкин же был потомственным дворянином. Чин коллежского секретаря, (10 класс в табели о рангах) он получил после поступления в Коллегию иностранных дел по окончании лицея. По службе далее не продвинулся, чин титулярного советника государь пожаловал ему в 1832 г.
Потомственное дворянство передавалось по наследству в результате брака по мужской линии. Каждый дворянин передавал свое дворянское звание жене и детям. Женщина же дворянка, выходя замуж за представителя другого сословия, не могла передать права дворянства мужу и детям, но сама оставалась дворянкой.
Дворянство обладало следующими привилегиями:
• право владения населенными имениями,
• свобода от обязательной службы (в 1762-1874, позже была введена всесословная воинская повинность),
• свобода от земских повинностей,
• право поступления на государственную службу и на получение образования в привилегированных учебных заведениях,
• право корпоративной организации.
Общим для всех дворян был титул «ваше благородие».
Хотя Ольга и стала дворянкой, но по знатности значительно уступала поэту. После свадьбы счастливый отец Михайло Калашников сердечно благодарил Александра Пушкина:
«Милостивый государь Александр Сергеевич,
Зная ваши великие милости, не заме<д>лю как перед Богом я вас благодарить. Слава Богу судьба хотя с великим трудом кончина моей дочери. Сего октября 18 числа повенчали, титулярный советник Ключарев и есть душ 30 крестьян в Горбатовском уезде а ныне служить в Лукоянове в земском суде заседателем дворянским».