Баня

Александр Лышков
    В это лето на отпуск ставится более основательная задача - строительство бани. Доставленный из Лихославля сруб россыпью и пиломатериалы уже дожидаются нашего приезда.

    Остаток кирпичей уходит на укладку фундаментных опор по углам сруба и в месте установки печки, и вот уже через несколько дней мы начинаем возводить стены. Между брёвен делается прокладка из обильно смоченного серебристого мха, принесённого из болота, каковыми изобилуют местные леса. Как утверждает отец, лучшего утеплителя и влагоизолятора, обладающего к тому же прекрасными и плесне- и бактерицидными свойствами, просто не сыщешь. Современные синтетические материалы он не признаёт. Сейчас такой подход, именуемый «Eco-style», снова завоёвывает широкую популярность, но тогда многие увлеклись использованием современных, плохо проверенные в наших условиях технологий.

    Вскоре сруб с остовом крыши гордо красуется на дальнем конце огорода, дожидаясь установки кровли, внутренних отделочных работ и правильного решения полового вопроса. В том смысле, чтобы не было застойных явлений, приводящих к появлению новых, непрошеных форм жизни.

    На эту ответственную работу в моих планах предусмотрен вызов специалиста, искушенного как непосредственно в этом, так во многих других вопросах – Валерия Эдуардовича. Его послужному списку можно позавидовать. Он буквально прошел огонь, воду и стальные трубы башенных орудий во время срочной, отслужив её в танковых войсках; у него за плечами специальность связиста, опыт педагога, навыки биржевого брокера и талант руководителя среднего звена.
    Ко всему прочему, он неведомо где нахватался всесторонних, поистине исчерпывающих знаний по части деревянного зодчества в условиях ограниченного доступа к современным материалам и технологиям. А в отношении обстоятельности, рассудительности и здорового скепсиса, необходимого в любом серьезном деле, он даст фору любому, поскольку, как и известная математичка из «Семнадцати мгновений весны», в любви ко всему этому он просто Эйнштейн.

   За Валерой приходится ехать в Тверь – он там гостит у своего товарища Виктора Филипповича, в прошлом военного вертолётчика, а ныне неутомимого жизнелюба, азартного охотника и рыбака. С ним они периодически совершают байдарочные переходы по заповедным окрестностям Селигера, совмещая рыбалку с прочими удовольствиями бродячего образа жизни. У Филиппыча практически в каждом мало-мальски значимом селе на маршрутах их переходов есть добрые знакомые и приятели. И не только.

    Прибыв в Тверь, я буквально вырываю своего товарища из объятий Филиппыча, заливаю в бак канистру дефицитного высокооктанового бензина, любезно предоставленного Валериным приятелем. Вспоминая сейчас эти времена, удивляюсь, как получалось, что в нашей нефтеносной и газовыделяющей стране даже с бензином были проблемы. Но для людей типа Филлипыча, коими тоже богата наша страна, с их хваткой, даром общения и умеющием всегда и ввсюду заводить связи, понятия «дефицит» просто не существовало.
    Сдерживая прыть ободренных непривычным кормом лошадиных сил, теснящихся в подкапотном пространстве Волги, мы возвращаемсяь в деревню.

    На месте Валера сразу же приступает к проверке инструмента – без этого разговор о работе даже не стоит затевать.
Первый день уходит на точку топоров, разводку пил и рекогносцировку на местности -  отец, найдя в лице моего приятеля благодатного и отзывчивого слушателя, забирает его на болото за новой порцией мха. Прожорливые щели между бревнами сруба требуют добавки.

      Прибыв на место, Валера сразу же приступает к проверке инструмента – без этого разговор о работе даже не стоит затевать. Первый день уходит на точку топоров, разводку пил и знакомство с местностью – отец, найдя в лице моего приятеля благодатного и отзывчивого слушателя, забирает его на болото за новой порцией мха. Прожорливые щели между брёвнами сруба с аппетитом усвоили предыдущую и требуют добавки.

     Из болота Валера возвращается другим человеком. По его виду этого особо не скажешь, разве что глаза стали чуть больше. О произошедших в нём переменах он сообщает мне несколько позже.
     – Ты просто не представляешь себе, какой у тебя отец, – восторженно говорит мне Валера вечером, раскуривая свою трубку перед отбоем. Глаза его, вернувшиеся было к этому времени в свои орбиты, вновь округляются. – Он мне такие вещи о своём боевом прошлом рассказывал – просто уму непостижимо!

     Ещё бы, я не знал! Слушать рассказы о войне в исполнении отца всегда были моим любимым занятием ещё с раннего детства. Ложась спать, я часто просил его рассказать что-нибудь про войну и немцев. Он редко отказывал мне в этом и с увлечением описывал какое-нибудь захватывающее событие, хранящееся в его памяти. А рассказать ему было о чём, и делал он это превосходно. В его рассказах он с товарищами с честью выходил из любого, даже самого безвыходного положения, и наши, как всегда, побеждали. Я засыпал с чувством удовлетворения.

    С годами в описаниях боевого прошлого у отца стали звучать менее романтичные и, порой, даже трагические подробности. Но что меня всегда поражало и восхищало в его рассказах, это то, что в описании каждого эпизода присутствовала хронологическая точность, подробная картина местности, название населённых пунктов, фамилии и имена участников событий.
     Обычно его рассказ начинался примерно так:
     - Как помню, происходило это 5-го июня сорок третьего. Мы вышли к деревеньке такой-то, - он называл какое-то украинское село и кратко давал хъарактеристику местности. – Солнце нещадно пекло, кругом, насколько хватало глаз, простиралась выжженная степь.
    Далее звучали другие мелкие подробности окружающей обстановки, упоминались имена сослуживцев, находившихся рядом, при этом давались комментарии их внешнего вида и характера – словом, создавалось впечатление, что описываемое им событие произошло буквально накануне.

     Особенно своим трагизмом мне запомнился рассказ о двух лейтенантах, прибывших на полуторке в распоряжение их полка из тыла и привезших батареи для радиостанций. Шёл второй год войны, и его часть участвовала в оборонительных боях под Малгобеком, на Кавказе. Отец был мобилизован всего за несколько недель до этого и уже успел побывать в нескольких жарких переделках. Он учился на третьем курсе горного института, и, хотя на него распространялась бронь, эвакуироваться вместе с девчонками счёл малодушным – немцы уже подходили к Владикавказу. Он написал заявление о зачислении в ряды действующей армии, и через день уже был отправлен на передовую.
 
    Полк был выстроен по приказу командира, и перед строем стояли два молоденьких офицера, только что прошедших ускоренное обучение и получивших лейтенантские погоны. В свежих гимнастёрках, в новых глянцевых сапогах, в портупеях, они беспомощно глядели вокруг, не понимая сути происходящего.
Командир полка зачитал приказ, в соответствии с которым за халатность и беспечность, проявленные при исполнении приказа и повлёкшие срыв выполнения боевой задачи, провинившиеся приговаривались к расстрелу. Причина заключалась в том, что все батареи к рациям, которые им было приказано получить в тылу, оказалась незаряженными.

    После зачтения приказа они по команде сняли сапоги, портупеи и тут же, перед строем, приказ был приведён в исполнение. Затем последовала команда:
     - Вольно! Налево. Полк, шагом марш!

    Потрясенные увиденным, бойцы, молча, проследовали мимо расстрелянных.
Такова была жестокая правда войны, и этот случай, судя по глазам отца, крепко запечатлелся в его памяти и памяти остальных свидетелей события, возможно, – как знать – помог спасти другие жизни в суровом горниле войны.

    Для меня это описание тоже, наверное, не прошло бесследно. Чувство ответственности, не позволяющее мне с легкостью следовать столь распространённому наше время поведенческому стереотипу относиться ко всему легче и «не париться», отчасти уходит корнями к этому, пережитому вовсе не мной, но ярко преподанному отцом уроку войны.

    Я думаю, что Валера, как сын фронтовика, тоже генетически унаследовал схожие черты. И когда он говорит о своём преображении в болоте, он немного лукавит. Его моральному стержню деформация уже не грозит, и улучшать здесь тоже особо нечего.

    Зная свой характер, Валера никогда не обещает ничего лишнего. Вот и накануне поездки сюда он не стал обнадеживать меня обязательством пробыть здесь до полной победы над бытовой антисанитарией, знаменуемой запуском бани в эксплуатацию. Три дня - это тот максимум, на который он может себя предоставить в моё распоряжение.
 
    Как я уже упомянул, один день из трёх отведённых уходит на инструмент, поэтому ход событий нужно форсировать.
    На следующее утро, встав пораньше, мы устанавливаем половые доски и шифер на крышу, монтируем печь и дымоход и принимаемся за отделочные работы. Валера берётся за изготовление наиболее важной с эстетической точки зрения конструкции - переборки между парной и моечной, в то время как я обтесываю и шпунтую доски для остальных стен.

    Стоит ли говорить, что класс точности обработки поверхностей наших с ним стен имеет вариации? Валера после каждого прохода рубанком бережно поглаживает доску, проверяя её визуально на скрытые огрехи. Затем он переводит взгляд на рабочую поверхность рубанка и в очередной раз корректирует выступ ножа. Работа движется неспешно, с лирическими отступлениями и перекурами, в которые мой товарищ тоже вкладывает свою душу. Одно удовольствие смотреть на то, как он любовно прочищает свою трубку ёршиком, тщательно продувает её в обоих направлениях и затем набивает душистым табаком.
    Зато по окончании рабочего дня к Валериной стенке хочется прикрепить мемориальную табличку с надписью  «При прохождении банного ритуала эта сторона наименее опасна для соприкосновения с вашей задницей».

    Установка трубы и обшивка её теплоизоляцией доверяются мне, как специалисту в области тепловой маскировки. Валера, оценивая мои труды, недоверчиво покачивает головой и с прищуром констатирует: - Ой, сгоришь ты, Николаич! Ой, сгоришь!

    Я обещаю ему, что буду тщательно наблюдать за состоянием перекрытий как в процессе сдаточных испытаний, так и в период опытной эксплуатации бани. На том и сходимся. Но скепсис всякий раз появляется в его глазах при неосторожном упоминании слова «дымоход» в нашей беседе.На следующий день Валера уезжает в Питер.
 
    Через некоторое время кирпичная кладка вокруг печной амбразуры окончательно высыхает, и баня готова к пробному запуску. На это торжественное мероприятие приглашается наш сосед Александр Иванович, по роду своих занятий тюремный финансист и большой любитель и знаток банного дела.

    Для наблюдения за дымоходом в процессе растопки печи и выхода её на рабочий режим я занимаю пост на чердаке, периодически прощупывая конструкции, смежные с трубой. Время от времени я отлучаюсь в топочную для очередной закладки дров. Как мне представляется, все процессы протекают в пределах допустимых параметров.
 
    Судя по тому, что Александр Иванович остается доволен, а дымоход выдерживает проверку длительной топкой, испытания бани признаются успешными. Людмила по этому поводу накрывает праздничный стол, за которым поднимаются тосты за долгую и безопасную эксплуатацию объекта. Мы испытываем искреннее удовлетворение от проделанной работы.
    Но на поверку всё оказывается несколько прозаичней.

Продолжение - "Равнение на флаг"