Человек с ниткой туласи

Александр Чатур
  Человек с ниткой туласи               
                Нашим учителям.

   Дыхание сразу стало затруднённым. В тумане турецкой сауны было трудно что- либо различить. Притворилась прозрачная дверь. После получасового неспешного заплыва было приятно расслабиться и растечься телом по лавке и стене. Проступили две нечёткие фигуры.
- Вы «Харе Кришна»?
- Что? Ах, да,- и новый посетитель нащупал у себя на шее нить туласи с серебряной капсулой кавачи*. - Да, немного. А вы?
- Когда- то, в «прошлой жизни». У меня сын постоянно путешествует с Вад… Вид…   Махараджей.
- Вигьян- Махараджей? Это русский гуру.
- Да. А я когда- то, в семьдесят восьмом примерно, очень интересовался. У меня умер брат в восемнадцать лет…- Голос человека был не робким, скорее нежно- учтивым.
 Вновь вошедший пловец уставился на своего собеседника немигающим взглядом и словно остолбенел от неожиданности.  В семьдесят восьмом просто «интересоваться» уже означало срок.
- А я в восемьдесят восьмом.                Они, эти двое, и внешне отличались по возрасту примерно на этот же десяток лет.                - Я ни с кем не общаюсь сейчас. Просто следую своим обетам и всё. А у Вас есть учитель?
- Я считал себя недостойным.                Слушатель понимающе- ностальгически как- то кивнул или даже склонился.
Дверь в сауну распахнулась, вошла группа людей, они расположились на противоположной лавке и стали живо обсуждать что- то на каком- то тюркском наречии.
   Прошло уже несколько минут. Назвавшийся кришнаитом не привык подолгу оставаться в парилке, но кажется забыл об этом и сейчас воспринимал всё какими- то другими порами, другой кожей, другим существом:
- Я помню Вигьян- Махараджа, он раньше был Вайдьянатхой и обычно синхронно переводил лекции Шри Вишнупада… После ухода Вишнупада я больше ни с кем не общался.                Тут он оживился, будто вспомнив нечто важное :                - Представляете, на работе у меня была группа сотрудников, и один из них, молодой человек, постоянно читал то Коран, то Библию, то ещё что- то. Я спросил, читал ли он Гиту. И он прочитал, задал мне несколько вопросов, пошёл в Гаудия- матх и принял посвящение. Сам. Я ничего ему не предлагал.
- Так Вы из Матха?
- Нет.
Повисла неловкая пауза. Кроме ИСККОНА и Гаудия- Матха в России кажется не было вайшнавских сампрадай или ученических преемственностей.
- У меня было когда- то это страшное письмо Вишнупада,- вновь заговорил человек с ниткой туласи на шее и как- то изумлённо всплеснул руками. - Но оно куда- то исчезло.
- Да, я читал. Он там пишет обо всех этих вещах.
- Да. Есть две точки зрения относительно этого. Наверное не стоит обсуждать. После Его ухода я больше ни с кем не общался. Хотя, заходил в храм, покупал что- то… Есть ещё одно место…
- Знаю. На Кузнецком мосту.
Как- то собеседники всё- таки оказались вне сауны.
- Сегодня выходной, они раньше заканчивают. - И тот, кто постарше, инициатор беседы, стал продвигаться к душу.
«Харе Кришна!»- донеслось до него, и он ответил: «Харибол!»
   Человек с ниткой туласи на шее взглянул на воду в бассейне, гладкую, оставленную уже всеми воду, на настенные часы, понял, что должен тоже идти в душ. Все процедуры в этом клубе он привык как- то различать по температурному коэффициенту, но сейчас ощущал себя вне этих коэффициентов, вернее, не улавливал ни одного из них, и кажется, потерялся здесь, не понимая, что делать дальше. Было хорошо. Хорошо, как не было уже много лет, а может быть десятков лет, когда вы достигаете желаемого, вы счастливы, удовлетворены и понимаете, что трудились многие годы не напрасно.   
   Там, на ресепшене, супруга как- то неожиданно почтительно, почти испуганно, скажет ему: «О тебе спрашивал в бассейне какой- то человек, очень вежливый, он говорил, что когда- то в «прошлой жизни»…
- Да, да. Мы с ним поговорили.
Подмосковные пейзажи, путь домой, из города в деревенский дом.
- Он из Москвы, как и мы. Временно здесь, не знаю почему, не успел спросить. Говорит, здесь нет храма. - И после минутной паузы почему- то добавил: - У таких людей стоп нужно касаться.
Всю дорогу продолжались какие-то воспоминания, рассказы.
- Я спросил его, помнит ли он нашу радиостанцию и человека по имени Александр в эфире? Сказал, что помнит. Я признался, что это был я.
   Выдалось несколько прохладных, хотя и ясных июльских дней. Солнце висело над горизонтом, золотя поля и оттеняя лесные массивы. Руки лежали на руле, ноги привычно «танцевали» на педалях. Наверное, дорога была небезопасной, водитель, кажется, до сих пор не вполне ориентировался в пространстве- образы и воспоминания казались более реальными, чем даже этот шафранный закат…
   После окончания Православного университета, наш кришнаит обрёл только ещё более усилившуюся жалость к людям, к этой стране, частью которой всегда себя ощущал, жалость к той жертвенной и мятущейся интеллигенции прошлых веков. Он не мог понять, почему прекрасные люди часто не принимают прекрасного. Размышляя над этим, он иногда даже ощущал нечто вроде досады на некие высшие довлеющие силы. А иногда ему казалось: как мало быть хорошим человеком, лучше быть никаким, но знать Истину.
- Я даже не спросил его имени,- подумал он вслух.
Свет фар окрасил ворота дома всё в тот же шафранный цвет. Машина встала. Дверцы распахнулись. Но выходить не хотелось. Что- то завершалось на этом. Что- то уходило в прошлое. Что- то важное. Главное. Приходилось шагать как бы в другой мир, вспомогательный, косвенный, вторичный, который расступается иногда только вот так- внезапно, в нежданном месте, нежданным образом.
   И так обязательно произойдёт вновь, в этой жизни или за её порогом.

          12.07.14