На смартфон пришёл явно придуманный, но весьма трогательный, под авторством некоего Бахтияра Тараза, рассказ с рекомендацией переслать его своим контактам.
“Очень поучительная история о том, как СРАЗУ ОСТРО НЕ РЕАГИРОВАТЬ.
Нужно хорошо подумать прежде, чем действовать, поскольку можно потерять всё за долю секунды, а потом сожалеть об этом всю жизнь. Читайте терпеливо.
Пока отец натирал до блеска свою машину, его шестилетний сын взял камушек и нацарапал на ней несколько линий. В ярости мужчина схватил своего ребенка за руку и стал бить по ней множество раз, не осознавая, что он наносит удары гаечным ключом. В госпитале ребенок лишился всех пальцев из-за множественных переломов. Когда ребенок увидел своего отца... с глазами, полными боли он спросил: "Папа, когда мои пальцы снова вырастут?"
Отец был поражен и лишён дара речи. Он вернулся к своей машине и стал бить по ней очень долго. Ошеломленный от своих собственных действий, сидя перед своей машиной, он посмотрел на царапины, которые сделал ребенок. Сын написал там: "Пап, я люблю тебя." На следующий день мужчина покончил с собой...”
У меня даже слёзы на глаза навернулись, ведь со мной своя история в чём-то похожая случилась, по возможному результату, к счастью, не осуществившемуся. Не только поэтому, конечно, ведь достаточно для этого поставить себя на место отца, хотя не во всём получается, - в той части, где он бьёт гаечным ключом по ручке своего маленького сына, такого себе представить никак не могу.
… Лет двнадцать мне было. Мы тогда с отцом поехали на его грузовике на отделяющие Лениногорск от северных ветров горы, корчевать сухие пни давно спиленных дубов, - для русской печи и круглой голландки, обогревающие две комнаты нашей избы-пятистенки. Отец подъезжал на длину троса, я накидывал его на пенёк, давал отмашку рукой, машина давал задний ход и он, словно гнилой зуб из десны, легко выворачивался из земли: «Назвался пеньком - полезай в кузов». Должен здесь отметить, что, как сейчас понимаю, делалось это с грубым нарушением техники безопасности, поскольку манипуляции с тросом я производил абсолютно голыми руками, даже без рукавиц, которые, впрочем, только бы помешали тогда, наверное.
Кончилось всё тем, что при извлечении очередного пня машина покатилась назад и под уклон прежде, чем я полностью высвободил правую руку из-под троса, выдернув её в самый последний момент, до крови ободрав все пальцы кроме большого. Счёт тогда шёл на ту самую долю секунды, которая могла превратить меня в инвалида, разделив мою ещё пока очень короткую жизнь на «до» и «после», но Бог миловал! К слову сказать, что большого пальца этой же руки я мог лишиться ещё раньше: в гостях у дедушки с бабушкой на своей малой родине, в деревне со странным названием Пушка, его мне чуть было не отхватила сенокосилка, навечно оставив овальный шрам на подушечке.
Вечером того дня потрясённый отец, выпив немного для снятия, видимо, пережитого стресса, не выдержал, и, взяв мою перебинтованную руку в свою, заплакал, он, конечно, лучше меня понимал, чего я избежал отчасти и по его вине.