1
Мегаполис. Со скоростью света мимо меня пролетают дома, бизнес-центры, вокзал, эстакада, гипермаркет... И все мерещится, что за мной уже гонятся полицейские. Я начинаю слышать сирену, в зеркале мелькает красно-синий огонек, живот скручивает от одной мысли о том, что меня повяжут, и я не успею. Но каждый раз, когда я смотрю в зеркала, я вижу только пустую дорогу, которую оставляю позади. Мне стоило бы посмотреть на спидометр, но боюсь, что, когда увижу, где находится стрелка, начну сбрасывать скорость. А тормозить мне никак нельзя. Однако по моим ощущениям, сейчас, по мосту, я еду под 180 в разгар комендантского часа. Я не знаю, сколько сейчас времени, хотя в машине есть часы. Но мне нельзя на них смотреть. Мне хочется верить, что сейчас не больше двух часов ночи. На нос со лба капает холодный пот. У меня в кровь разбиты костяшки пальцев на обеих руках, так что мне слегка неприятно сжимать руль, однако я сжимаю изо всех сил.
Я оказываюсь на проспекте в центре города. Уличные фонари работают не все, только каждый второй или каждый третий. Светофоры уже давно не функционируют. Скоро все, что окружает, будет напоминать постапокалипсис. Скорость, с которой я мчался до этого, стала чуть ниже, но я все еще нарушаю уйму непреложных правил. Мне снова начинает казаться, что на хвост упали полицейские, я смотрю в зеркала, никого не вижу, и тут же, в этот самый момент, откуда ни возьмись на лобовое стекло машины резко падает женщина. Я машинально уворачиваюсь и жму на тормоза. Когда я поворачиваю голову к разбитому лобовому стеклу, женщины на машине уже нет. Я выскакиваю из машины, нахожу ее без сознания возле передних колес автомобиля и слышу вой сирены, который теперь-то мне точно не мерещится. Мне к тебе не успеть.
2
В дверном проеме небольшого дома появляется девушка, и первое, на что она обращает внимание, — хрипы и легкий стон. Она бросает за дверь фразу рода «Жди здесь» и бежит в зону кухни. Ее друг сидит за столом, но у него приступ удушья. Девушка стаскивает его на пол.
— Мне так жаль, — говорит она, а самой хочется уже пустить слезу.
Он смотрит ей прямо в лицо, собирается с духом и силами и с трудом выговаривает слово, которое в нормальном состоянии непременно произнес бы сквозь зубы:
— Хватит.
Он поднимается с пола и уходит в уборную.
— Думаешь, я не понимаю, что происходит? Ты не готов, Кирилл. Давай мы это отложим? Ну хотя бы на пару дней.
Он выходит из уборной с полотенцем в руках, о которое вытирает мокрое лицо.
— Нет, — уже твердым тоном говорит он. — Я в порядке.
— Врешь.
Но Кирилл не ответил, и тогда девушка, вздохнув, сказала:
— Я привела ее.
Кирилл кивнул и повесил полотенце на спинку стула.
— На площадь сегодня пойдешь?
Это был глупый вопрос, они оба это знали, однако задавала она его каждый раз, когда на площади должны были предать наказанию очередного нарушителя. Неизвестно, почему она задавала этот вопрос, если ответ знала. Однако задавала.
— Кого сегодня? — только и спросил Кирилл.
— Детей.
Он ничего не ответил.
Она поставила перед ним чашку с кипятком и мятой и села за стол, напротив Кирилла.
— Что с машиной? — спросил он.
— Я уже говорила: найди место, где ее спрятать, а с остальным я договорюсь. Ты нашел?
Он кивнул.
— Хорошо. Тогда… — она задумалась. — Тимур будет здесь примерно через неделю, я попрошу его о помощи.
— И как ты ему это объяснишь?
— Что-нибудь придумаю. Я бываю очень находчивой, — сказала она и задрала нос. Она вновь хотела его рассмешить, и снова безуспешно. Кирилл промолчал и абсолютно никак не отреагировал.
— Заводи ее, а сама ступай. Я разберусь, Рит, — сказал он ей чуть погодя.
Рита поднялась из-за стола, распахнула входную дверь и впустила внутрь девушку. Она указала ей на то место, на котором буквально только что сидела сама. Кирилл не обращал на новенькую никакого внимания, он смотрел на Риту, ожидая, когда она закроет за собой дверь. Наконец та помахала ему рукой и вышла из дома.
Кирилл встал из-за стола, налил чашку чая и поставил ее перед девушкой.
— Меня зовут Кирилл. С Ритой, как понимаю, ты уже знакома, — сказал он.
Девушка кивнула.
— В больнице мне сказали, что меня зовут Ассоль.
— Да, мне передали, что ты пока еще не все вспомнила.
— Я ничего не вспомнила, — поправила его она.
Кирилл помолчал, сел за стол и уставился на свои руки. На Ассоль он не смотрел.
— Ты живешь здесь один?
— Да.
— Давно?
— Достаточно. Догадываюсь, у тебя много вопросов.
— Они могут подождать.
Кивок его головы сопровождался тихим, но глубоким вдохом.
— Тебе все показали?
— Нет, — ответила Ассоль. — Только то место, где я буду спать.
— Сама что-нибудь помнишь?
— Помню, что война идет уже много лет.
— А кого-нибудь из близких?
— Нет.
— Что сказали в больнице?
— Об этом? Совсем ничего не сказали.
Кирилл молча кивнул.
— Кем здесь являешься ты? — спросила Ассоль.
— Мой голос здесь не имеет веса, если ты об этом.
— Но ты живешь в отдельном доме, в отличие от остальных.
— Этому есть свои причины, — ответил он задумчиво.
Входная дверь открылась, внутрь вошел конвой.
— Кирилл! Кто разрешал разговаривать с новенькой? — спросил мальчишка, лет на десять младше самого Кирилла.
— Тебе пора, Ассоль, — сказал Кирилл.
— Я смогу еще прийти?
— Дождись Риту, — ответил он.
Ассоль вышла, конвой остался в доме и плотно закрыл входную дверь. Что там происходило дальше, Ассоль не слышала.
3
— У нас все готово. Что будем делать с Ассоль? — спросила Рита.
Кирилл сидел на своем месте, уткнувшись взглядом в поверхность стола. Он явно раздумывал над вопросом.
Рита терпеливо ждала, хотя она терпеть не могла его манеру раздумывать над чем-то часами.
— Приведи ее вечером. И будь осторожнее, вас никто не должен увидеть. Нескольких часов хватит. Ночью уедем.
— Хорошо. — Рита медленно подошла к столу и села напротив друга. — Не хочу, чтобы ты питал иллюзии. Ты понимаешь, что она может отказаться? Как мы тогда поступим?
На этот раз времени на раздумья Кириллу не понадобилось.
— Поедете одни, — сразу ответил он.
— Ни за что! — сказала Рита и вскочила на ноги. — Я без тебя не поеду. Они спустят на тебя всех собак, после нашего побега.
— Повторяю: если Ассоль не едет, вы едете одни. Этот вопрос давно решен. И не прикидывайся, будто ты этого не знала.
Рита всхлипнула, взмахнула руками, выругалась и ушла. Вернулась она только вечером, опоздавши на сорок минут.
— Извини, нас задержал конвой, — сказала она, войдя в дом вместе с Ассоль. — Садись, — указала она Ассоль на место за столом, напротив Кирилла.
Ассоль села молча, ничего не сказав Кириллу. Впрочем, тот словно и вовсе не обратил на нее никакого внимания.
— Ты все помнишь? У тебя есть два с половиной часа. Если через десять минут после того, как время истечет, вас не будет, мы уедем, — сказала она, едва выговорив последние слова.
— Все хорошо, — сказал Кирилл. — Спасибо и удачи.
— И вам удачи.
Рита подошла к столу, поцеловала Кирилла в щеку, подмигнула Ассоль и ушла.
— Что все это значит? — спросила Ассоль.
Кирилл уткнулся глазами в стол.
— Мы намерены бежать отсюда, — сухо ответил он.
— Что? Почему?
— Что ты поняла за эту неделю? Что, по-твоему, происходит вокруг?
— Не знаю. Мы пытаемся выжить?
Кирилл искривил уголок своих губ.
— Это не выживание вовсе, это безумие. Странно, что ты не успела заметить. Это новая эра тоталитарного режима под руководством трусливых людишек.
— Мне сказали, что ты преступник, поэтому тебе нельзя выходить отсюда. Ты заложник собственного дома. Думаю, поэтому ты хочешь бежать. А Рита тебя прикрывает.
Кирилл не реагировал.
— В чем мне соврали?
— Правы во всем. Это правда. Полтора года назад здешний суд вынес мне приговор. Часть наказания привели в действие сразу, а оставшуюся часть ты видишь сейчас. Я действительно заключенный этого дома, но бегу вовсе не поэтому.
— Что ты сделал?
Кирилл сделал тяжелый вдох.
— Отомстил за родного человека.
— Каким было первое наказание?
— Такое же, какому подвергаются все, — двадцать ударов плетью. Еще вопрос?
— Что стало с тем человеком? Ну, за которого ты мстил. Он умер?
— Я не знаю, — сказал он и на какой-то момент затих. Но вскоре, словно приведя себя в чувство, добавил: — Еще вопрос?
— Я многого не понимаю, и никто не хочет помочь мне.
— Для этого ты сейчас и здесь. Я намерен рассказать все, но прежде я должен спросить: уверена ли ты, что хочешь это знать?
— Да.
— Хорошо, — сказал Кирилл. Он поднялся из-за стола, ушел к какому-то шкафчику, из которого достал пачку сигарет. — Я расскажу, — добавил он и закурил.
4
— Что ты знаешь о причине своей комы?
— Мне сказали, что меня ранили. Несчастный и, как оказалось, тяжелый случай. Мне не повезло.
Кирилл усмехнулся.
— А они молодцы. В какую короткую фразу они облекли все, что было.
— А что было? — спросила Ассоль.
Но он не расслышал. А может, только сделал вид.
— Мне нельзя выходить из этого дома, даже просто на улицу выглянуть запрещено, однако мне разрешали навещать тебя каждый день. И я приходил. Каждый день, пока ты не очнулась во второй раз, последний.
— Второй? Был пер… — Кирилл прервал Ассоль жестом руки. Однако он, видимо, совсем позабыл ее характер. Разве раньше он мог заставить ее замолчать? Она продолжила: — И почему тебе разрешали выходить из дома?
Кирилл выдержал паузу, убеждаясь в том, что Ассоль вновь начала его слушать.
— Разрешали, потому что твое выздоровление было на руку всем.
— Объясни: почему?
— Потому что другой управы на меня не найти. Они могут окончательно меня укротить только с использованием тебя.
— Не понимаю. Каким образом?
И он впервые за все время решился посмотреть ей в глаза. Его руки тут же затряслись, он сделал затяжку и сказал:
— Ты моя слабость. Больше у меня ничего не осталось, я все уничтожил.
Только после этих слов Ассоль совсем затихла, а Кирилл повернулся к ней спиной.
— В первый раз ты очнулась спустя почти два месяца. Ненадолго, минут на десять. Я тогда в палате был — и ты не узнала меня. — Он докурил сигарету прежде чем продолжить: — Ты и представить себе не можешь, что я тогда чувствовал. Я едва не покончил с собой в тот вечер.
Кирилл вытянул новую сигарету из пачки — уже неизвестно, какую по счету, — и закурил.
— Рита нашла меня на крыше больницы. Не знаю, как я ее услышал и почему послушал, но я вернулся домой, а со следующего дня снова стал навещать тебя. За мной стали пристальнее следить, после того как мы с Ритой заняли одну сторону. Чтобы ты понимала, у нас ничего нет, никогда не было, но все это время нам приписывали бог знает что, лишь бы натравить на нас посторонних шавок.
После затяжной речи он прервался на две сигареты, Ассоль молчала. А Кирилла пугала мысль о том, какой может оказаться ее реакция после всех его слов.
Докурив, он продолжил:
— Ты пробыла в коме больше года и многое прошло мимо тебя. Сейчас у нас две враждующих стороны: мы и западные. Раньше была еще и третья — южные. Однажды у нас завязался с ними конфликт. — Он замялся. — Точнее, зачинщицей была ты, с твоим-то характером. Но ты была моей, а я всегда хотел только одного — быть заодно во всем, так что я только подливал масла в огонь. У многих из-за нынешних условий едет крыша, один из таких схватил тебя, завязалась потасовка. В конечном счете я выхватил пистолет и выстрелил в него. Он успел увернуться, но за ним стояла ты.
Кирилл вытянул сигарету и начал крутить ее между пальцев.
— В те часы, когда тебя пытались вернуть к жизни, я отправился мстить южным. Я был уверен, что вина на них. Со мной был наш общий друг Щенкевич. Мы, конечно, все друг друга потрепали, но ни к чему не пришли. В тот вечер я потерял Щенкевича — погиб. Расплата пришла быстро, я со временем понял, что это была она. А пришла она в тот момент, когда я осознал, что виноват во всем я. Из-за меня ты не приходила в себя один год, шесть месяцев и четыре дня. Все это время я пробыл без тебя. Один. Наедине с собой. С расплатой. — Заканчивал он уже хриплым голосом. — Ты пробыла со мной три года, и за это время стала всем для меня, а я…
Он снова закурил.
— Вскоре сторона южных развалились — большая часть погибла, оставшиеся приняли нашу сторону. Как мне сказали, память будет возвращаться постепенно. Думаю, на этом все.
Кирилл посмотрел на часы. До побега оставалось почти сорок минут. Из них долгих пять минут заняло молчание и грузное дыхание обоих.
— Да уж… — наконец вырвалось у нее.
Кирилл молчал, стоя к Ассоль спиной.
— Откуда мне знать, что все это правда?
— Я хотел рассказать, ты хотела услышать, а верить или нет — решать только тебе. Но если тебе нужна версия с подтверждениями, то с этим уже не ко мне. Большего я дать тебе не смогу.
— Почему ты бежишь?
— Верю, что можно создать новый мир. С помощью тех людей, которые мне верят, мы можем начать все заново.
— Много таких?
— Пока двое, — сказал он и повернулся к ней лицом. — Я позвал тебя не только для того, чтобы все рассказать. Также я хотел предложить: бежим с нами? Бежим со мной?
Она молча смотрела на него.
— Ты здесь всего неделю, тебе еще нечего терять.
Ассоль шумно выдохнула и помотала головой.
— Я не могу, извини, — сказала она, подошла к двери и, задержавшись на мгновение, вышла из дома.
Кирилл закрыл глаза и запрокинул голову, с трудом втягивая воздух через нос и медленно выдыхая ртом. Он изо всех сил старался держаться в спокойном состоянии. Провернув упражнение с дыханием, он глянул на часы, судя по которым, до побега оставалось пятнадцать минут. Он схватил полотенце со спинки стула и скрылся в уборной.
Ему понадобилось десять минут, чтобы освежиться и основательно привести себя в чувства. Кирилл вышел из уборной, держа в руках полотенце, которым неспешно вытирал мокрые волосы. Он хотел было повесить полотенце на спинку стула, но заметив Ассоль, остановился.
— Я думала, ты ушел, — тихо сказала она.
Он молча мотнул головой.
— Почему ты еще здесь?
— Планы изменились, — сухо ответил он и повесил полотенце. — Ты что-то забыла?
Кирилл зажег газовую горелку и поставил на нее чайник с водой.
— Почему ты еще здесь? — повторила она.
Кирилл тяжело выдохнул через нос, отвечать он не хотел.
— Я не планировал уходить, если ты останешься.
— Кирилл, — начала было Ассоль, но Кирилл ее перебил.
— Ассоль, не говори ничего. Ты спросила — я ответил. Что бы ты сейчас ни сказала, это ничего не изменит. Здесь моя жизнь, и ты у меня ее не отнимешь.
Ее лицо как-то странно исказилось — так, словно ей были неприятны его слова.
— Не хочу я у тебя ничего отнимать! Я только лишь хотела спросить, почему ты живешь воспоминаниями? Та я, которую ты помнишь, мешаю твоей настоящей жизни.
Кирилл усмехнулся.
— Я не живу воспоминаниями. Меня, по большому счету, уже давно не волнует, вспомнишь ты меня или нет. Я ничего не жду и ни на что не надеюсь. Я здесь, потому что хочу по возможности быть рядом. Тебе я себя не навязываю, мозолить тебе глаза я не собираюсь и всюду за тобой ходить тоже. Я только нахожусь в том же лагере. Это ты сюда пришла.
— Они же уедут без тебя.
— Пускай едут. Я за них только рад.
Ассоль закрыла лицо руками и повернулась к окну. Ей понадобилось несколько минут, чтобы взять себя в руки, опустить ладони на стол и заговорить.
— Я хотела тебе сегодня все рассказать. А когда ты сказал, что вы хотите бежать, я сразу поняла, что мне надо сделать все для того, чтобы ты ушел с остальными. Я не думала, что ты останешься.
Кирилл молчал.
— Я с первого дня знаю, кто ты.
Чайник засвистел, оповещая о том, что вода закипела. Кирилл не сразу опомнился и задержался с отключением горелки.
— Я не хотела этого говорить, — продолжала Ассоль. — Когда мне сказали, сколько времени меня с тобой не было, я решила, что ты начал новую жизнь. Или, по крайней мере, пытаешься. Я не хотела тебе мешать, понимаешь?
Кирилл на мгновение закрыл лицо руками, а потом скользнул ими вверх, взъерошив волосы пальцами. Единственное, чего ему сейчас хотелось, — это смахнуть все на пол с кухонной стойки и как следует встряхнуть Ассоль. Но он быстро отмел эти мысли в сторону, заставив себя сохранять спокойствие. Кирилл молчал.
— Наверное, ты сейчас думаешь о том, как мне такое вообще могло прийти в голову, — продолжала Ассоль. — Но ты столько из-за меня пережил. Если бы не я, все было бы хорошо. Тебе не надо было бы проходить через все это.
— Я готов к повтору. При условии, что тебя не потеряю, — тихо сказал Кирилл и добавил: — Как же ты этого не поняла.
Входная дверь открылась и в проеме показалась Рита.
— Мне плевать, о чем мы договаривались, — сказала она. — Я без вас не уеду. Тимур ждет нас в машине.
Кирилл посмотрел на Ассоль, она улыбнулась.