Эта история, дорогой читатель, из тех историй, которым мало верят… Ну что ж, не она первая, не она последняя из этого ряда.
Это был старый, довольно запущенный парк. В нем не было новомодных развлекательных аттракционов, вычурных украшений и кокетливо подстриженных кустов. Старые липы тихо переговаривались своими листьями и вздыхали вдоль аллей, посыпанных по старинке крупным красным песком и обложенных серыми булыжниками. По аллеям были расставлены деревянные незамысловатые парковые скамейки и старинные фонари. Влюбленные, приходившие в парк по вечерам, очень любили скамейки парка – на них так чудесно было обниматься, целоваться и нести милую любовную чушь. И все влюбленные недолюбливали парковые фонари, которые мешали им обниматься, целоваться и нести любовную чушь.
Одна из липовых аллей вела к большой цветочной клумбе, за которой с любовью ухаживал старый-престарый садовник. В двух шагах от клумбы стоял уж много лет фонарь. Многое повидал он на своем веку. Был он когда-то трехгранным фонарем с семилинейной керосиновой лампой внутри и матовым стеклом. Каждый вечер круглый год приходил фонарщик, с кряхтеньем влезал на лесенку и зажигал его, а утром с восходом солнца – гасил. Потом люди придумали какое-то электричество, и фонарщик перестал приходить. Фонарь долго скучал по нему…
Вот-вот, недоверчивый читатель, мы и подошли к самому удивительному. Фонарь-то был почти живой. Ну, как живой… Он слышал, видел, чувствовал, понимал, но был нем. Не знаем мы, как это произошло! Может, пролетающий ангел неудачно пошутил и вдохнул в него часть своей души, может, трепетная душа какой-нибудь парковой дриады вселилась в него…
Но Фонарь (теперь мы можем говорить о нем уважительно и по имени) был очень милым и понимающим фонарем. Семейство с детской коляской с агукающим младенцем освещалось им ярко и радостно, престарелой паре, гуляющей по вечерам в парке, он светил тихо и приветливо, при виде влюбленных, присевших на «его» скамеечку, Фонарь приглушал свой свет и, прислушиваясь к ласковому шепоту человеческой любви, улыбался про себя… Так шли годы, мелькали лица, но ничто не менялось в жизни Фонаря.
Однажды перестал приходить и ухаживать за цветочной клумбой старый садовник. Появился бородатый молодой человек по имени «дизайнер», долго бродил вокруг неприглядной клумбы, что-то вымерял, бормотал себе под нос, и через несколько дней недалеко от Фонаря закипела работа. Рабочие таскали песок, камни, копали землю, «дизайнер» размахивал руками, кричал, заставлял все переделать… Фонарь втихомолку развлекался новыми людьми и событиями.
Наконец дизайнерская мысль воплотилась в жизнь: в центре бывшей клумбы оставалось место, как будто для подиума, а вокруг в художественном беспорядке были разбросаны горные валуны и гранитные булыжники, по которым там и сям лепились куртины и каскады диковинных цветов, мхов и журчали крохотные ручейки и водопадики. «Красиво…» - вздохнул про себя восхищенно Фонарь.
Но это было еще не все. На следующий день рабочие, уже другие, привезли что-то завернутое в мешковину, развернули и бережно установили в центре композиции. Если бы Фонарь был человеком, он мог бы сказать про себя, что он остолбенел и лишился дара речи. Но он и так был нем и неподвижен: прямо на него смотрела дивная белая скульптура девушки. «Дизайнер» объяснял директору парка, явившемуся взглянуть на обновленную клумбу, что это копия древнегреческой статуи работы Скопаса.
Девушка Скопаса была прекрасна. На ее белые округлые древнегреческие плечи была наброшена какая-то древнегреческая накидка, изящными алебастровыми складками струившаяся к земле, ее чудесные древнегреческие волосы были подняты и закреплены неширокой лентой… Глаза ее смотрели прямо на Фонарь, который засветился самым ярким светом. Да что там светом! Пожар электрический и любовный полыхал в его немой груди, в памяти волнами всплывали стихи о любви, которых он наслушался от влюбленных за долгие годы, ноги – нога! – пыталась бежать к предмету своей страсти. Но – увы!
Взгляд древнегреческой красавицы был холоден и неподвижен, прекрасен и равнодушен. Ничто не могло привлечь внимание дивного творения. Отныне Фонарь искренне страдал, забывая о своих обязанностях и пристрастиях. Он ярко и невпопад освещал влюбленную парочку, мешая им разглядывать звезды в полутьме, он тускнел от огорчения и еле светился, а на скамейке сидела мамаша с уснувшим малышом, которая выбрала минутку, чтобы полистать модный журнальчик.
На белые плечи статуи лег желтый лист – посланец осени, затем в свой черед их укутала снеговая накидка. Фонарь от любви и отчаяния уходил в себя, мрачнел, темнел, а этого фонарям никак нельзя делать. Несколько раз приходил электромонтер, кряхтя, влезал на столб, пытался что-то чинить, но провода и лампа были в порядке. Болела и сломалась душа Фонаря, но кто б мог об этом знать…
В начале весны, когда потемнел и осел слежавшийся снег, пришли электрики, демонтировали Фонарь и отвезли его куда-то на свалку. Парк долго был закрыт на реконструкцию, в нем устанавливали современные аттракционы, высаживали модно подстриженные кусты, сменили деревянные скамейки на изящную гнутую парковую мебель, построили множество альпийских горок и установили целый ряд белоснежных скульптур – копий древнегреческих статуй. Новые, нарядные фонари всегда горели ровным ярким светом, освещая уложенные как по линеечке дорожки парка…
Эта история, дорогой читатель, из тех историй, которым мало верят… Ну, что ж, не она первая, не она последняя из этого ряда.