VII. Арийский берег : - Эпилог…
«Лют будет муж этот, ибо богатством
пренебрегает, а оружие берет.
Плати ему дань.»
Отпустив князя Ивана и гвардейца Кокетэя, хан Узбек отослал всех своих советников прочь и молча разглядывал вечерние дары. Взял в руки меч, переданный итальянцем, как залог его дальнейшей торговли по всему Шелковому пути, и поразился его тяжести и теплоты. Удобная рукоять сама ложилась в ладонь, придавая владельцу уверенность и спокойствие: меч победителя – он не поражал воображение своей опасностью, но убеждал своим всемогуществом. Хан еще раз взглянул на свет через камень диковинного перстня и, аккуратно вложив меч в ножны, подошел к столику, на котором стоял раскрытый ларец.
Повелитель призвал любимую жену Баялун; ибо эту, судя по перстню и, наверняка, такую же чудесную корону должна первой взять в руки волшебная женщина. Евнух Ибн-Баттут знал, что султан боготворит ее за одну свойственную ей особенность, которая состоит в том, что каждую ночь он находит ее как бы девственницей. Баялун – в христианстве Мария Палеологиня, внебрачная дочь константинопольского императора Андроника ІІ, через потайные двери вошла в рабочий кабинет Узбека, благоухая ароматами египетских фараонов. И сразу же почувствовала могучую магию Короны.
Хан поцеловал жены в губы и указал рукой на ларец: женщина зачарованно взяла в руки корону и с улыбкой надела ее на голову, оплетенную пышной косой. Венец с хрустальным звоном воцарился на женской головке, изменив свои очертания и окружив посветлевший лик женщины золотым ореолом.
Еще мгновение и тяжкая корона с глухим стуком покатилась по ковру, а обаятельная Баялун растаяла в воздухе: хан замер в неподвижности, не смея коснуться и поднять кружащее сокровище!
- Посланника Кокетэя ко мне! – взревел он, выскакивая в парадный зал, где по-прежнему звучала музыка и развлекались знатные гости. Охрана метнулась вон из дворца.
Монгол был под руки введен к хану; движением кисти сопровождающие были сметены с очей властителя, а сам он с глазами, полными боли, подошел и обнял соплеменника:
- Она исчезла, исчезла в тот момент, когда это проклятое золото коснулось ее чела! – с отчаянием заговорил влюбленный мужчина.
Арэта поднял корону; тяжелая и массивная на вид, она оказалась легкой и податливой на ощупь. Энергия, исходящая от нее, покалывала кожу и мерцающими искорками мелькала в глубине ее поверхностей. С молчаливого одобрения хана он твердой рукой водрузил царский символ себе на голову и стал ждать.
Некоторое время ничего не происходило, но вдруг корона стала черной и по лицу Кокетэя несколько раз пробежала легкая волна быстро сменяемых чувств и ощущений. Немного погодя он снял с себя корону, вернув ей первоначальный облик, и взволнованно взглянул на хозяина дворца:
- Она вернулась в Царьград, о, великий! Это было ее постоянное и всепоглощающее желание: увидев с помощью вещего венца свое будущее, эта непростая женщина силой души вырвалась из ежедневных витков бытия и канула в свой новый, придуманный ею же, мир безвозвратно;
- Я ее никогда больше не увижу, и даже самый искусный шаман не вырвет ее обратно для меня? - гневаясь, зашептал владыка полу мира;
- Этого не может знать никто, - уверенно ответил Белоголовый Орел; - ты можешь попытаться; одень корону! Но что она выберет из твоих намерений, в чем решит тебе помочь? – искушал он разъяренного хана;
- Хорошо, - ответил тот, остывая; - Кокетэй, будь рядом со мной, выбери себе покои в моем дворце и будь рядом! Будь мне другом!
Монгол вышел, а хан, оставшись один, с глубоким удивлением и тревогой созерцал голубые молнии на гранях и изгибах червонного золота, заключенного в резной ларец. Вглядываясь в их загадочную игру, он все больше утверждался в мысли о том, что его новый соратник теперь знает его будущее до мельчайших подробностей.
Это должно было завораживать и пугать простого смертного; но щекотало нервы, вызывало обостренно-щемящее чувство избранности и проникновения в вечность у великого человека.
_
Боярин-наместник Родион Несторович доносил князю Ивану в Орду, сетуя на огромные языческие гуляния 22 декабря на Москве; праздновавшие славили Коляду, Усеня и «плуг», повсюду гуляли скоморохи и даже церкви в колокола били! В числе районов, охваченных весельем, были им указаны: Кремль, Китай, Белый и Земляной города, то есть практически весь город, стоящий на семи холмах-капищах.
- Как и Ром, как и Царьград – от селе моя Москва станет Третьим Римом, - размашисто крестясь, явил свою волю Калита, разговарившись за хмельным столом:
- Вот только ужо унять стоило бы древних богов наших пращуров: Род, Велес, Купала, Ярило, Макошь, Перун и Троян – они не только на холмах наших свои требища да гульбища удерживают, но и знич там пылает! И не так на физических возвышенностях, как на духовных горит этот огонь ритуальный старым славянским идолам!
- Иван, свет-Данилович! – смелое слово молвил Мечислав, покосившись на улыбающегося Арэта, - а вот отписать надо срочно боярину Родиону, что самое время сейчас Смоленск воевать!
- Давай, я ему весточку отвезу: вот же в своей челобитной варяг-воевода твоего войска - дани ханской - пишет, что взял он ратников смелых и добрых из войска Смоленского, из войска Гомельского да войска Киевского! Ай, и ловкого иудея итальянец сладил на подряд ратный! Видать, оголодали воины, стоя за Смоленск без дела!
Они же сейчас уже на подходе к Сараю, а крепость-Смоленск стоит с одним ополчением, да и не ждут они тебя: знают, что в Орде; при хорошей навале сами ворота отворят, без сечи бранной!
- Дело говоришь, - немного подумав, вымолвил князь: - и хан доволен будет, что его наказ исполнен, и казну пополнить сумеем! Даже ордынцев брать не будем: своих сил хватит, сладим все ладно и тайно! Ты, Мечислав, дружину поведешь, ты и победу славную одержишь: быть тебе моим воеводою-разумником!
Матерый черный волчище, лежащий рядом с сапогом князя, радостно вскочил, будто это ему предложили кровавую охоту, и ткнулся раскрытой пастью в бедро белокурого богатыря.
Через неделю троица русичей была в Москве с грамотой к боярину, а к ранней и холодной весне над кремлем Смоленским развевался штандарт Ивана Калиты, провожая на восток обоз с кладью драгоценной - данью за гордыню и непокорство!
_
Арэта в своих покоях принимал принцессу Кокетэй со служанкой; ее вольная жизнь в столице протекала легко и весело: замуж она не торопилась, хотя в знатных женихах избытка уже и не было. Хан баловал подарками, а старшая его жена Тайдула хотя и души в ней не чаяла, но сыновьям своим в жены не прочила. Пока они вели светскую беседу за чашечкой чая, в комнату скользнул дряхлый шаман и, холодно взглянув на женщину, поставил перед монголом знакомый резной ларец:
- Великий хан просил меня очистить подарок князя, но я хочу, что бы ты, наш могущественный предок, вместе со мной еще раз взглянул на эту корону, - заговорил он тихим голосом. Пусть дочь славного Хубилая, носительница крови Чингизидов, будет с нами, - попросил он монгола, - она достойна надеть это сокровище!
Кавалер Кокетэй с прищуром взглянул в темные глаза шамана, понимая, что тому абсолютно безразличны жизнь и судьба беспутной кровинушки Кублай-хана!
Но решение, очевидно, было принято самим Узбеком, впрочем, и не без подачи старого шептуна. Монгол открыл ларец: корона под лучами солнца, бившими в окна, заиграла влекущими бликами.
- Какая роскошь! – воскликнула принцесса, - я действительно могу примерить эту прелесть?! И она, зачарованная обаянием злата, взяла в руки и, склонив голову, надела венец поверх шелкового платка. Как только корона коснулась чела Кокетэй, принцесса замерла, ее черты приобрели консистенцию и неподвижность фарфора, и вся она явила собой яркую и изящную статую!
Изменилась и корона: Арэта и шаман внимательно рассмотрели ее при ярком освещении: на узком круглом обруче, теперь уже из черного металла в палец толщиной, были насажены тонкие, закругленные, расширенные на концах черные двураздельные листочки, отогнутые наружу. В трех листках, немного большего размера, сверкали крупные алые рубины.
Выше листочков шли загнутые внутрь полоски того же черного металла. Впереди, там, где были рубины, полоска заканчивалась торчащими вперед зубцами. В каждой стороне на местах, которые на голове соответствовали бы вискам, в полоски были вделаны золотые диски. В центре каждого диска торчали камни странного серого цвета, в виде коротких столбиков, с плоско отшлифованными концами. Они ослепительно блестели, затмевая угрюмое горение рубинов. Точно такие же камни были вделаны в задние полоски, соединявшиеся двумя дужками над теменной частью украшения. Особый блеск серых кристаллов исходил от распыленных внутри облачков мельчайших крупинок с металлическим зеркальным отливом.
- Это корона Александра Великого, - глухо произнес Кокетэй, - я видел ее в Вавилоне: она еще никому не принесла счастья;
- Для каждого, кто надевал ее, она становится иной: - печально подытожил старый шаман. Увы, никто не может сказать наперед, какой она явится для очередного владельца…
Ты единственный, кто обращается с ней без вреда для себя, - добавил он, глядя прямо в позеленевшие глаза ханского посланника, - слава тебе!
Арэта снял корону с головы принцессы и тщательно запер в ларце. Через несколько минут лицо пригожей женщины заиграло румянцем и она, глубоко вздохнув, открыла глаза:
- Боже, - едва придя в себя, заговорила она, - какие жуткие и великие времена ждут бедную Тайдулу!
Шаман впился в нее пожирающим взглядом: - Говори, что ты увидела, о, несчастная! - прошипел старик и женщина, впадая в транс, заговорила:
- Когда неожиданно умер хан Узбек, регентшей в Сарае стала Тайдула! Старший сын и наследник Узбека Тимур умер еще при жизни отца, а здравствующие дети Тайдулы стали соперничать за право наследования.
Старший сын Тинибек пользовался благосклонностью отца, ему поручались ответственные посты, он стал наместником в Хорезме. Знать Орды провозгласила его ханом. Но Тайдула со своим любимцем, младшим сыном Джанибеком, пока Тинибек направлялся в столицу, убили возможного конкурента – Хызрбека, сына Узбека от другой жены. Это убийство вызвало гнев будущего хана, и он решил наказать своего брата и мать: но в междоусобной борьбе сам погиб при неясных обстоятельствах и великим ханом Улуса Джучи стал Джанибек, последний из великих ханов Золотой Орды.
Когда возвращающийся после завоевания Аррана хан Джанибек серьезно заболел, Тайдула вызвала для его лечения митрополита Московского Алексия под предлогом своей болезни: так как не могла допустить разглашения болезни самого хана. Но чудотворец не смог его излечить. И хан умер, а Тайдула привела к власти его внука – Бирдибека и при нем, как и при отце, участвовала в управлении державой.
Бирдибек, так же убивший двенадцать своих братьев, был свергнут и убит в результате переворота, совершенного Кульпой.
Тайдула вступила с ним в борьбу за власть: Кульпа был свергнут и убит вместе с сыновьями.
Тайдула вступила в брак с ханом Наурузом, чтобы подкрепить права своего ставленника на престол. Однако их совместное правление продолжалось недолго: эмир Хызр смог найти поддержку среди столичной знати, напал на Сарай - Науруз и Тайдула были убиты.
Двадцать лет после смерти великого хана Узбека его старшая жена вершила судьбами в Орде и вместе с ее смертью навсегда исчезла и волшебная мощь монгольской империи.
Сокрушительный удар по которой нанесли Гобийские крысы; и во все земли Улусов пришло наказание божье – чума, - с последним словом, произнесенным принцессой, волосы ее подернулись сединой, а милое лицо привлекательной женщины сморщилось в старушечий лик. Она горестно поднялась и, сгорбившись, вышла через бесшумно затворившиеся двери. Потрясенная служанка молча поплелась следом.
_
Увалень Кианфан с добродушной ухмылкой сидел под вечерним, но все еще незаходящим солнцем, швыряя разноцветные камешки в замшелый валун каменной джонки. Белый горьковатый дымок из натопленной баньки стелился над береговым заливчиком и частично втягивался в разверзнутый вход пещерного мира хранилищ людского генофонда.
Порученец техногенной цивилизации лемурийцев, получающий и передающий конкретные знания о состоянии жизни на поверхности земли, расслаблено валял дурака на краю ойкумены.
Информируя пророков и вождей, воздействующих на человечество, тучный агент даже в этот момент шахматно координировал единую систему параллельной жизни людей и Агарти. Он мысленно пробегал по цепочке событий, объединяющих Тао и Рюу, Бэя и Арэта, включающие в себя элементы активного вмешательства этих идеалистов с шарахающегося по морям и океанам острова, осколка величавой Арктиды, богини Уиндзи и ее пажа Сирона!
Их странное взаимодействие с продолжительной пробежкой по континенту в разные эпохи существования нескольких видов людей вызывало любопытство и ставило перед фактом проведения интересного опыта. Не случайность выбора мальчишек и взрослых особей была очевидна, но не была понятна ни система их отбора, ни гарантия конечного результата – внедрение в земные сообщества бесспорно харизматических лидеров!
А результат лидерства был сто процентный; в то время, как аналогичное кадровое достижение в Агарти – только максимум каждый седьмой, да и то – с миру по нитке.
Техногенные лемурийцы также периодически входят в пассивное каменно-неподвижное состояние сомати, пополняя генофонд человечества. А из генофонда человечества периодически выходят лемурийцы, пополняя подземную цивилизацию, осуществляя постоянную взаимосвязь и взаимопереходы.
А тут, прямо целая горсть ярких индивидуальностей и одновременно! Да, есть над чем поразмыслить…
Агент Кианфан задремал, убаюканный собственным ритмом размышлений и мерным накатом на береговой галечник холодных волн северной воды.
В баньке скрипнула дверь: в парную с веничком пошел розовощекий Вужоу; его напарник встрепенулся и швырнул в валун очередной голыш. На этот раз камешек не просто цокнул и плюхнулся в море: монолит отозвался звучным и протяжным гулом, будто дальний раскат грома ждущей своего часа грозы, еще только пробуждающейся за горизонтом, но уже неотвратимо приближающейся.
Кианфан и принял этот звук за гром: с последовательностью настоящего естествоиспытателя он подобрал камешек полегче и уже прицельно метнул его в лоб полузатопленной скале. Бас вечевого колокола сокрушил патриархальную тишину острова. Гомон всполошившихся чаек и глухое эхо из подземелья прозвучало ему в ответ.
Теперь уж оба лемурийских разведчика опасливо подошли в плотную к окаменевшему кораблю, обводы которого стали проступать в гранитной тверди все явственнее и зримее.
- Очевидно, в ближайшее время можно ждать гостей на этой арийской Ривьере, - вслух размыслил босс, хотя они друг-друга слышали и без слов;
- Ставлю, что это будет Бэй! – проснулся дух торгаша в его напарнике;
- Или Арэта, - задумчиво вымолвил Вужоу. Сюда ведь можно попасть или на крыльях или по нашим каналам, - и он кивнул на вход у подножия Чудовой горы;
- Ну, если по каналам, так это и Белого Старца можно дождаться! – радостно согласился здоровяк;
- В принципе, они могут собраться здесь и все, - предположил его партнер по шелковому пути. Еще и богиня заявится! – добавил он, взглянув на мечущихся чаек;
- Вот, называется, мы и отдохнули от дел своих праведных! – сокрушался Кианфан, с грустью оббегая взглядом эту отдаленную и безмятежную базу отдыха хлопотливых агентов;
- А как по мне, так лучше здесь с умными людьми встретиться, чем опять по караван-сараям верблюдов гонять, да просвещенным эмирам внушать любовь к духовным ценностям. В перерывах между тем, когда они заняты осадой базаров соседних городов и угоном скота с пограничных пастбищ!
- Ах. а мне нравится Шелковый путь: с его постоянством непостоянства; благородством торга; риском общения – через каждый переход новая страна, новые племена со своими обычаями и товаром!
- Вон! – вдруг вскрикнул старший по разуму партнер и, развернув своего могучего товарища, указал на точку в небе:
- Кружит, это наверняка Арэта! Я заметил, что он уже парит над нами некоторое время, присматривается! Смотри, и судно уже готово к приему!
Плоскодонная джонка, скинув с себя каменную корку, носом въехала на пологую галечную косу, ровно покачивалась у берега на мелкой ряби. Щиты с изображенными на них оскаленными тигриными мордами плотно стояли вдоль бортов, не позволяя быстро проникнуть на палубу и увидеть, что на ней происходит.
Раздавшееся легкое покашливание у них за спиной заставило купцов дружно оглянуться: перед ними стоял Тао в штатном костюме сибирского шамана из выделанных шкур и без ореола Белого старца.
Пока островитяне приветствовали путника, прошедшего через непростой путь в подземелье, раздалось громкое хлопанье крыльев, после чего один из щитов грянул на сушу. Опустивший сходни Арэта дружелюбно пригласил всех зайти на палубу. Впервые он был не вооружен и без доспехов: замшевый костюм всадника облегал его стройную и сильную фигуру.
- Чай? – радушно предложил Тао, наливая обжигающий бархатный напиток в небольшие чашечки без ручек голубого фарфора;
- Конечно же, - согласился за всех монгол и первым присел за столик, вынесенный на палубу;
Церемониальный процесс чаепития, только начавшись, был прерван вопросительными взглядами лемурийцев:
- Можно попросить вас, все же поведать нам если не о больших секретах вашей миссии на этом замечательном корабле, то хотя бы о причинах, ее породивших?!
- Хотите, я вам расскажу легенду на тему того, что мне теперь известно о своем предназначении? – спросил Тао, - так вот:
- Когда начиналось служение, с Рипейских гор прилетали необозримые по величине тучи лебедей. Облетев кругом храма и как бы очистив его своим полетом, они потом опускались в ограду храма, отличающуюся огромной величиной и необычайной красотой.
В то время, как певцы запоют туземные песни в честь бога, а кифаристы присоединяют к хору чрезвычайно гармоничную игру, тут вместе с ними запевают и лебеди. Они поют очень согласно и никогда нигде не издают ни одного нестройного или несогласованного пением звука, как будто получив такт от регента хора и спевшись с местными творцами священных напевов. Затем, по окончании гимна, они удаляются…
- А храм, надо полагать, находился все в той же Арктиде, если речь идет о Репейских горах? - опередил события Вужоу;
- Я не закончил, - отмахнулся от него Тао и продолжил: - это только легенда такая красивая, но в ней скрыта и историческая реальность, предшествовавшая всей этой лирике:
- Десситы из созвездия Лебедя с белой кожей, голубоглазые, часто с рыжими волосами, высокие создали на земле высококультурную цивилизацию.
Тогда полярной звездой была Вега из созвездия Лиры, а расположенное рядом созвездие Лебедя, имеющее вид вытянутого христианского креста, как бы описывало круги вокруг него, совершало «крестный ход» во время суточного вращения Земли. Совершали его и лебеди во время миграционного сезона, имитируя тем самым небесную картину, существующую в памяти арийских народов;
- Не потому ли жареный лебедь – всегда украшение стола у ордынской знати и русских князей? – усмехнулся помрачневший монгол;
- А к чему ты рассказал нам эту странную легенду, Тао? – спросил шамана тучный Кианфан, утопив в своей ладошке крошечную чашечку чая;
- Потому, что Арэта должен покинуть нас и отправиться к Дессе в созвездие Лебедя, - взволнованно сообщил Тао; - мы знаем это, но не знаем, как это будет происходить!
- Арэта, богиня Уиндзи и остальные твои друзья соберутся тебя проводить в столь дальний путь? – поинтересовался Вужоу;
- Почему ты думаешь, что это дальний путь? – прозвучал вопрос на вопрос: - вот Тао сегодня попал на ваш остров, сделав всего несколько шагов!
- Но это невозможно, тебе же предстоит путь к звездам! Наши предки летели сюда годами! – горячился эрудированный лемуриец;
- Ну, не знаю, - поделился таец своими впечатлениями: - Когда я, услышав зов Арэта, шагнул из своей пещеры ему на встречу - тут же оказался за порогом выхода рядом с банькой, в двух шагах за вашими спинами, прямо перед джонкой!
- Почему они выбрали тебя, Арэта? – не унимался Вужоу, - обычно, они приходили к нам сами, но никогда никого не забирали к себе!
- Если хочешь, я расскажу тебе об этом, когда вернусь! – отрезвил его гвардеец Кокетэй, - думаю, что даже Богам я могу пригодиться только здесь…
Джонка завибрировала мелкой дрожью, ее корпус стал покрываться зеленоватой дымкой, а голова дракона на носу судна налилась изумрудным свечением!
- Быстро с корабля! – скомандовал Арэта деревенеющим языком.
Гости мигом покинули палубу и отбежали на безопасное, на их взгляд, расстояние от берега.
Превращаясь в смыкающийся бутон огромного нераспустившегося цветка, джонка приподнималась из воды на тонком стебле луча плотного густо-зеленого света. Лепестки бортов, кормы и носа, смыкаясь, поглотили неподвижно застывшую человеческую фигуру и, оставив на маковке только горящие глаза дракона, сжались до величины крупной луковицы.
Вспыхнув ослепительным изумрудным свечением, маленькая звезда, затмевая солнце, наискосок перечеркнула горизонт, обнажая на мгновение звездное небо.
_