Это произошло, когда мне было одиннадцать. На весенних каникулах меня отправили к бабушке в деревню - всё как обычно, в общем. В этой местности жили двое моих штатных приятелей: Кузьма и Денис. Кузя был на год примерно младше меня, пацан развесёлый, неугомонный, ни дня не было, чтобы не вытворил какой-нибудь штуки - шкод, одним словом. Рогалик напротив всегда спокойный был, рассудительный, беспорядка не терпел. Прозвание это к Денису намертво пристало, в такой степени, что по настоящему имени его, кажется, даже родня редко кликала. А он, собственно, и не обижался: ну Рогалик так Рогалик, с правдой не поспоришь. Нас всех за то в шутку комолыми называл. Как эти два "характера" ладили меж собой в учебное время - без понятия, но когда я приезжал, то не сыскать было во всей деревне банды дружнее.
Хотя, на самом деле, наша дружба держалась на старой клятве. Недалеко от данного населённого пункта была техногенная зона, заброшенное свайное поле. Огромное - там хотели строить то ли больницу, что ли ещё чего, сейчас уже не помню. Но стройка была покинута настолько давно, что насыпь полностью заросла влаголюбивым ивовым лесом. Бетонные сваи разной высоты, стоящие группами по четыре-пять штук, покрытые ржавыми подтёками от выпирающей из них арматуры, хорошо заметные весной и почти полностью скрытые в хитросплетении ветвей летом, были они похожи не то на какие-то недобитые тотемные столбы, не то на вертикальные камни древней обсерватории. Местами там лежали и бетонные плиты, по большей части расколотые. Лежали друг на друге, криво и косо, иные, наполовину врытые в землю, навешивались карнизами, пошатывались и грозили опрокинуться всякий раз, когда кто-нибудь забирался на них.
Мы с друзьями эту техногенную зону очень любили и считали своей территорией. Во-первых, там можно было скрыться от остальных деревенских ребят, малых и доставучих, чтобы спокойно болтать, из дерева что-нибудь выстругивать, в шашки резаться, в конце концов. Во-вторых, вокруг насыпи простиралась болотина, по которой росла осока. Мы её сбирали, чистили и ели с удовольствием, без соли даже - она и так вкусная. Ну и в-третьих, со всей деревни в те края домашние звери уходили умирать. Соответственно, под бетонными столбами, словно под надгробиями, легко можно было отыскать их черепа на дальнейшую обработку и использование в качестве... наверший для посохов, к примеру. Нам тогда это казалось очень примечательным аксессуаром.
Единственная проблема была в ворохе лёгкого мусора, который туда наносился течениями и надувался ветрами с помойки. Пустые пластиковые бутылки и пакеты, развешанные на ветках, согласитесь, никак не вписывались в атмосферу. Поэтому-то мы втроём и обещались хотя бы раз в год проводить генеральную уборку нашей территории.
Дело было - ранняя весна. Время воды. Снег практически полностью сошёл, река разлилась, и все низины окрест деревни были затоплены. Болотина вокруг нашей техногенки была в это время одним большим, живописным озером, глубина которого в некоторых местах была в мне по грудь, а то и больше. Но это не являлось хоть сколько-нибудь существенным препятствием, ибо у нас имелся в распоряжении плот. Ну, на самом деле "плот" - не совсем точное определение: это была большущая деревянная дверь, вынесенная с чьей-то покинутой дачи. Глухая и широкая, она легко держалась на плаву даже под весом нашей банды. Ходили мы на этой двери и по речке, и по озеру, и по любой другой воде. Так и в тот день собрались: на ноги - резиновые сапоги, в руки - инструментарий (Денис по обыкновению брал копьё, Кузя хватал удочку, ну а мне доставался шест и ответственность за управление нашим плавсредством), прыгаем на плот и, в предвкушении приятного плаванья, отчаливаем.
Со всех краёв струится и тихо плещется о дверь холодная талая вода. Изумительно чистая, прозрачная - отчётливо видны на дне обломки бетона, ржавые тросы и арматура, голые кусты. Видно, как колышутся в ленивом течении золотисто-бурые прошлогодние травы и как снуют среди этой непривычной им растительности мелкие рыбки... И мы, будто законные правители этого места, медленно плывём над ушедшей под воду земной поверхностью, маневрируем между стоящих по колено в воде деревьев, любуемся пейзажем, наслаждаемся запахами мокрой соломы и ивовой коры - говорят, ива помогает от всякого рода внутренних болей. Может, именно поэтому в лесу мы чувствовали себя так хорошо.
Рогалик стоял, как обычно, на переднем крае и гарпунил по пути куски пенопласта. Всякого подобного мусора вокруг плавало немало: за пару часов мы насобирали почти полный мешок. Рядом Кузька в очередной раз сматывал удочку, так ничего и не поймав. Я же, разместившись сзади, смотрел по сторонам и по мере надобности подталкивал плот туда, где замечал ещё мусор. Это происходило совершенно неосознанно, как бы само собой, потому что мой разум в тот момент витал где-то в облаках. В моём воображении озеро было безграничным морем, наша банда - уцелевшими после кораблекрушения. А мусор представлялся каким-то очень важным ресурсом, который мы обязаны были собрать, чтобы выжить и двигаться дальше в поисках берега...
Но эти все фантазии отошли на второй план, когда я вдруг почувствовал весьма ощутимое движение воды вокруг шеста, как если бы мимо проплывала крупная рыбина. Нагнулся посмотреть, но успел разглядеть только чью-то тяжёлую тень, метнувшуюся влево, под дверь. По той стороне поверхность была засвечена и отражала деревья на фоне редких облаков, так что под водой ничего не было видно. Первая мысль сразу же - щука! Ну и я, разумеется, решил сообщить об этом нашему рыболову, мол, "не зевай, тут что-то значительное плавает." Кузя этой новостью весьма воодушевился и начал по-быстренькому привязывать блесну. Её он вырезал из консервной банки специально на случай большой рыбы.
Прилетел откуда-то со стороны дороги и закружил в небе над нами ворон. Очень большой и, видимо, старый. Солнечные блики играли по угольно-чёрным перьям, покрывавшим всё его тело, кроме горла - оно было седым. Он что-то высматривал тут, внизу. Глухой гортанный клёкот разнёсся по округе сквозь тишину, эхом отражаясь от водной глади.
- Что ты, черна птица, реешь, что ты, врано, голосишь?.. - вдруг затянул Рогалик. Поёт он здорово, да и песен знает немало. В основном старых, народных. Иногда припоминал он такую глухую древность, какой мы, городские, даже от бабушек в парке не слыхивали.
- Кому горе предвещаешь и за чьей судьбой следишь?..
Кузик начал подпевать, и к концу куплета они разошлись в звучное двухголосье. Я бы тоже с удовольствием присоединился, но не мог - по стечению обстоятельств песню эту мне приходилось слышать впервые. Поэтому я уныло молчал.
И тут раздался всплеск. Такой громкий, как если бы, я подумал, рядом в воду рухнул ствол старого дерева. В этот же момент Кузя закричал дурным голосом и повалился с ног, дверь пошатнулась, задний край вместе со мной резко пошёл вверх, так что едва можно было устоять на ногах. В воздухе распространился совершенно чуждый этому месту запах тины. Ещё секунду я тормозил и не мог понять, что вообще происходит, но когда осознал - потерял дар речи: это было чудовище. Огромное: одна голова его, высунувшаяся из воды, была размером с целый комод. Пасть - как пещера, такой пацан как я там бы без труда мог уместиться. Зубы - каждый с мой палец, белые, кривые, острые. В этих зубах тварь сжимала кузькину ногу, готовясь в любой момент утянуть моего друга под воду. Я, со страху совсем не соображая, что творю, чисто инстинктивно выдернул из воды свою палку и ей замахнулся, чтоб долбануть зверя со всей силы, но не успел: Рогалик среагировал быстрее. Удар заставил чудовище ослабить хватку и нырнуть, утаскивая лишь стянутый с ноги сапог.
Всё действо заняло буквально секунды. Освобождённый Кузя дико шарахнулся от края и замер на месте. По его правой ноге проходили два редких ряда кровоточащих дыр - примерно такие бывают, когда на стройке нечаянно наступишь на гвоздь. Боль, должно быть, была жуткая, но пацану в тот момент было не до неё. Огромными перепуганными глазами он поочерёдно таращился на нас двоих, бессловесно вопрошая о случившемся.
- Сом, - отходя от шока, утвердил Рогалик. - Ребята... Надо сматываться.
Я в растерянности протянул ему шест, однако тот знаком дал мне понять, что полностью доверяет мне в вопросе нашей скорейшей эвакуации с затопленной болотины.
- Только очень осторожно. И воду сильно не баламуть: это зверя только привлечёт.
Раненый свернулся в комок и начал активно работать языком. Я же, слушаясь друга, плавно начал движение в сторону берега, и автоматом перешёл в режим повышенного внимания. Это такое тревожное состояние, когда вздрагиваешь от любого шороха, когда каждый звук и каждый запах становится неимоверно важен. Время от времени под водой мелькала гигантская тень чудовища. Сом нарезал круги вокруг нашей двери. Это было хорошо заметно: даже большие деревья покачивались, когда он задевал их хвостом. Изредка он проплывал совсем близко, бросая на нас хищный взгляд своих маленьких серых глаз. От этого взгляда у меня бегали мурашки по спине, но виду я не подавал. Боялся себе тихонечко, да отталкивался ото дна, да плыл дальше.
Скоро преследователь остался позади: скорее всего потому, что здесь для него было слишком мелко. Неясно, какое чрезвычайное положение вынудило огромное животное покинуть привычное место обитания, но здесь оно, считай, оказалось в западне. Голодное. Пик наводнения скоро будет пройден, вода схлынет. И как ему тогда назад в реку перебраться? В какой-то степени мне даже жалко его стало. Тем временем Кузя, кажется, закончил зализывать раны, и ни с того ни с сего выдал, до неприятного громко:
- Серьёзно, Дэн? Ты просто пнул его? Да у тебя копьё в руках! Копьё!
Денис не отреагировал. Он всё также молча стоял на переднем крае, немного присев, дабы лучше держать равновесие, и как-то виновато смотрел под воду.
Я прекрасно понял, почему Рогалик так потерялся. Дело в том, что он всегда по особому относился к обитателям дикого мира. Некоторых из них, выделявшихся из числа прочих необыкновенной мощью и красотой, и вовсе считал едва ли не воплощениями лесных духов. Он называл их Хозяевами. Говорил, что это своего рода звериные короли, которые - как король Англии - не правят, а только царствуют. Правит-то всем Природа. Он менялся, встречая такого зверя: всё внимание его обращалось на встречного, он затихал, прижимал к голове вечно оттопыренные уши и немного опускал голову. Со стороны это казалось чем-то вроде жеста первобытного, звериного уважения.
Он рассказывал мне, что в лесу нет никого главнее медведя, а в реке нет никого главнее сома. Сом - подводный царь, Хозяин реки. Самая могучая рыба, и самая древняя. Уважать его надо хотя бы потому, что он старше денисовых родителей и моей бабушки вместе взятых. А теперь вот над ним нависла нешуточная угроза: Кузька ранен, ранен огромной, опасной рыбой, которая, похоже, застряла в озере. Этот факт не спрятать и не скрыть. Безвыходная ситуация получалась.
Когда наконец дверь с каменным звуком воткнулась в плиту у самого берега и Кузя первым перебрался на сушу, Рогалик словил его за руку и, глядючи прямо в глаза, сказал очень серьёзно:
- О соме ни слова. Скажи родителям, что ты наступил в капкан.
- Чего-чего?
- Скажи родителям, что мы доплыли до самой свалки металлолома и там ты нечаянно наступил в капкан, - повторил он. Видимо, это было лучшее из того, что по пути ему придумалось.
Вместо ответа Кузик вдруг с силой отпихнул плот от берега и рванул к дороге так быстро, как только позволяла его хромоногость. Мы, оставшиеся на борту, полетели прямиком в холоднющую воду. Рогалик-то быстро очухался и пустился вдогонку, хлюпая полными воды сапогами, а я... Вот не ожидал я такого расклада событий. Растерялся вконец. Остался сидеть в луже, как балбес, и смотрел им вслед. Думал ещё, что если Дениска этого шкода несчастного догонит - прибьёт. А потом дошло, как в затылок ударило - и я тоже помчался в деревню.
Но было уже слишком поздно. Видать, не смог он, простой мальчишка, в одиночку переубедить толпу решительно настроенных взрослых. Люди тащили сети, хватали копья, гарпуны, дубинки, даже ружья - и шли к озеру. Я тоже шёл, но вмешаться или хотя бы просто высказаться мне не хватало смелости. На воде развернулась целая облава: сома долго гоняли с деревьев и с плотов, глушили, выматывали. Наконец, спустя час примерно, его загнали на мелководье, опутали сетями и вшестером, с большим усилием, выволокли на берег.
Насколько могущественным и опасным Хозяин был в воде, настолько уязвимым и беспомощным он оказался на суше. Распластавшись на спине под собственным весом, сом судорожно вдыхал непривычную ему среду и раз за разом предпринимал попытки сдвинуться в сторону воды, отчаянные и безуспешные. Он загребал воздух плавниками, больше похожими на округлые многопалые лапы, дёргался, извивался как угорь, но не мог даже перевернуться. От ударов тяжёлого сильного хвоста во все стороны разлетались клочья травы и комки мокрой почвы.
Но постепенно эти удары становились реже и слабее. Всё медленней открывалась и закрывалась огромная рыбья пасть. Не дождавшись мирной смерти чудовища на суше, одна из незнакомых женщин оборвала ивовый прут и начала хлестать им нещадно. К ней присоединилась тётя Вера, а потом ещё несколько человек. Потом кто-то подбежал с кинжалом и вспорол сому брюхо. Хлынула кровь - тёмная такая, практически чёрная. Вытащили желудок, и из желудка достали целую груду изъеденных соками костей. Тонкие птичьи кости вперемешку с толстыми костями собак и копытных животных. Средь них тревожно выделялся человеческий череп. Он был маленьким и, как мне тогда показалось, оплавленным. Кто-то из собравшихся сразу же ахнул:
- Это ведь Светлана...
Та самая девчоночка лет шести-семи, которая осенью бесследно исчезла. Я её не знал практически. Разговоры были: играла во дворе, спустилась к реке "на секундочку" и не вернулась. Искали её и по берегу, искали и на дне, да не нашли - венок из ромашек на воде качается, а Светы нигде нету...
Толпа в скором времени ушла, оставив мёртвого сома лежать на жухлой прошлогодней траве, раскинув плавники и как-то неестественно подогнув хвост. Никто не взял его мяса - принято так, людоедом ведь оказался. Только ворон, тот самый старый ворон с седым горлом спустился к туше и начал расклёвывать обнажённые внутренности. И я, как балбес, остался стоять в стороночке, так ни на что и не решившись. Из кустов совершенно беззвучно вынырнул Рогалик и со скорбным выражением лица встал перед мёртвой рыбой. Оказалось, он подготовил целую речь.
- Я прошу у тебя прощения, Хозяин реки. Я не желал тебе смерти.
Он подошёл чуть ближе и мягко погладил огромную скользкую голову. А потом схватился за один из выпирающих из пасти клыков и с хрустом выдернул его.
- Ты царствовал достойно, - продолжил он. - Чувствую однако, что все в этих краях запомнят тебя как чудовище, как ужасного злодея. Но только не я. Я прекрасно понимаю, что ты не был ни добрым, ни злым. Ты был лишь диким зверем, желающим утолить свой голод. И тебе было всё равно, на кого охотиться: на лебедей, оленей, коз... или на детей. Я сохраню этот зуб и буду помнить о тебе.
Это обращение к чудовищу, помнится, надолго тогда у меня в голове засело.
Казалось бы - это было давно... Но какой-то неприятный осадок с тех событий до сих пор держится. Словно я так и не могу решить, как нужно было поступить правильно. На чьей стороне нужно было остаться. Ведь Кузя с Денисом так и рассорились окончательно после этого случая, врагами стали, да ещё какими... И видеть друг друга без злости не могли! Я пытался их примирить, как же без этого. Вот только один мне в ответ шрамы на ноге показывает, а второй рыбий зуб на цепочке из-за пазухи достаёт. У каждого своё мнение. А у меня что? Говорят, я - "ни рыба ни мясо". Курица, видимо. Трусливая такая, нерешительная...