Мне больно видеть явь с недавних пор -
смущает тяжко совесть, как укор,
несносный, но заслуженный.
Уродством
задавлен мир.
И права первородства
гармонии
нет даже у искусства.
Оно – лишь подстрекает, но не к чувству
глубокому: катарсис - на тщету
разменян.
И паденье в пустоту
бессмыслицы давно уже привычно
законно, часто даже поэтично.
В действительности трудно красоте!
Обещано ей: «Мир спасёт».
Пыталась.
Что сталось с ней?
И в чём она осталась?
В мелодий многозвучьи, в полноте
аккордов,
в стройном голосов звучаньи,
божественных.
Меня не тешишь – ранишь,
о, музыка!
Напевы замолкают,
с греховной тверди в горнюю взлетая,
дразня несбыточным. В пиру чужом
похмелье горькое.
Как по стеклу ножом -
по сердцу безобрАзность.
И ко тьме
её
боюсь привыкнуть.
Страшно мне.
Мы вынуждены жить в уродливом мире, который сами и творим.