Всё началось в Афганистане. Он попал туда санинструктором после учебки. Там-то он и почувствовал жизнь своего сердца. Оно сжималось от страха, дрожало от волнения, разрывалось от тоски по мирной жизни, плакало от боли за раненных и убитых сослуживцев, задыхалось от бессилия помочь умирающим от ран бойцам. Оно злилось на войну, сердилось на собственную глупость: зачем я здесь, в чужой стране? Сердце вспоминало дом, отца и мать... мучилось за их тревожное ожидание. Скорее всего, родители знали, где их сын.
Прошло некоторое время. Однажды убили его близкого товарища. Друг умер у него на руках. Он пытался спасти друга и не смог. Потом, сидел, отупевший от горя, и всё гладил друга по окровавленной голове. Они делили с ним всё: пищу, кров, тайны, любовь к Родине, интернациональный долг. Теперь друга нет. Сердце намокло от слёз. Оно скорбело. Но что такое – сердце девятнадцатилетнего мальчишки? Неопытное и чувствительное. Знавшее только любовь родителей и мирное время. А тут – такое испытание! Он чувствовал, как сердце беззвучно рыдает, сотрясая всё тело, заливает слезами неокрепшую душу.
Затем в сердце пришёл огонь. Горячий и пылкий. Всесожигающее пламя - огонь мести. Молодое, горячее, сердце вспыхнуло, толкнуло на поступок.
Он пришёл к ротному и попросил винтовку друга, который был штатным снайпером. Ротный воевал уже несколько лет. Без замен и отпусков. Без выходных и увольнений. Уже только водка отключала его от этой войны, потерь и переживаний. Ротный посмотрел внимательно, спросил:
– Может не надо? Месть – плохая мотивация!
– А как же наши отцы и деды в Отечественную войну? С какой мотивацией?
Ротный вздохнул и сказал:
— Дурак ты! – но винтовку дал. Только добавил: – Не подведи!
И всё! Больше ничего. Сердце сдавил груз ответственности. Теперь не только санитар, но и снайпер. Сердце билось ритмично, и он ощутил лёгкий холодок, ниточкой пробежавший от сердца к голове.
Потом случился выход на боевые и засада на караван. Был первый убитый лично им. Этого духа он уже никогда не забудет. Было так: он лежал за камнями и наблюдал в прицел. Сердце бешено колотилось. Тело потряхивало от адреналинового мандража. Дыхание было частым-частым. Он вдруг подумал: «Может не надо?». Но тут же отогнал эту предательскую мысль. Затем увидел своего первого. Тот был уже рядом. Метров двести пятьдесят. Шёл, ведя под уздцы животное. Бородатый со злым лицом, дух походил на того, кто убил близкого друга. Сердце взбунтовалось и захотело выпрыгнуть из груди. Как будто закричало, запричитало скороговоркой: «Нет! Нет! Нет! Нет!»
Он сделал глубокий вдох. Медленно выдыхая, волевым усилием послал в сердце образ умирающего друга. Сказал сердцу: «Цыц!». Оно стало успокаиваться. Медленно щёлкнул барабанчиком поправок прицела. Сосредоточился на спуске. Плавно повёл палец со спусковым крючком. Винтовка неожиданно вздрогнула, но он усмирил ее плечом.
Враг упал. Сердце ёкнуло и исчезло. То есть он перестал чувствовать его биение. Только пустота и ледяное спокойствие охватили душу. Он перенёс прицел на другого врага и сосредоточился на спуске... толчок в плечо. Враг упал. Перенёс на следующего. Сосредоточился на спуске… И так он переносил, стрелял, переносил, стрелял, менял позицию, перезаряжал и опять стрелял.
Казалось, прошла вечность. Хлопок по плечу привёл его в чувство. Он увидел лицо ротного, услышал слова «Ну ты брат даёшь! Восемь двухсотых – за 2 минуты!». Ротный, разгорячённый боем, радостный от отсутствия потерь, хлопал его по плечам, обещал представить к награде. А он стоял ошеломлённый, ощущая лёгкую тошноту, и никак не мог понять, куда делось его сердце. Да, оно билось. Да, оно, несомненно, жило. Но стало каким-то другим: более тихим, что ли. Или нет? В сердце появилось лёгкое обледенение. Оно стало тихо шептать, в такт своего ритма: «у-бий-ца-у-бий-ца-у-бий-ца». Он снова волевым усилием вызвал образ умирающего друга – сердце затихло.
Затем были и другие убитые им враги. Вскоре прибыл новый санинструктор, а он стал штатным снайпером. Его несколько раз наградили. Прицельная стрельба по людям стала привычной работой и основной военной специальностью. Он уже никого не перевязывал, не спасал, а только стрелял. И делал это очень хорошо! Даже лучше, чем когда-то спасал. Результативнее. А сердце… оно остыло, высохло и стало послушным. Теперь стало так: глубокий вдох, медленный выдох, сосредоточение на спуске и – попадание. Враг убит. В душе тишина, сердце молчит. Никаких переживаний!
Затем был дембель. Встреча с родителями, младшим братом, сестрой. Сдержанная радость отца. Слезы матери, её понимающие глаза и попытки пробиться к его сердцу. Мамин плач: «Бедный! Бедный, погибший мой сыночек!». Но сыночек был спокоен. Ему не снились кошмары. Он не просыпался в холодном поту и не рыдал беззвучно в подушку. Он вообще забыл, как плакать. Даже когда погиб его младший брат, он только сделал глубокий вдох, медленный выдох и обрёл спокойствие. А мама, глядя ему в глаза, со слезами в голосе всё повторяла: «Бедный! Бедный, погибший мой сыночек!».
Он продолжил учёбу в гражданском вузе. Получил диплом специалиста. Сердце редко беспокоило его. Только обычные бытовые волнения. Так, ерунда! Глубокий вдох, медленный выдох, сосредоточение на том, что делаешь, и – порядок.
Потом он встретил её – свою будущую жену. Сердце вдруг кольнуло и забилось громко. Он сначала удивился. Почувствовал, как потеплело в сердце. Жизнь стала наполняться красками. Через некоторое время он почувствовал любовь. Она поглотила, размягчила и разогрела его сердце. Сердце снова стало разговаривать, а он слышать его и внимать ему. Сердце стало петь, страдать и радоваться. Даже могло всплакнуть украдкой. Он вдруг увидел в маминых глазах радость. Ещё заметил, как она постарела. Он стал обнимать при встрече отца. Вновь увидел солнце. Потом была свадьба, радость рождения дочери, переживания за своих близких, свободное, не волевое дыхание полной грудью. Без сосредоточения и концентрации.
В год рождения второй дочери рухнула страна. Жить стало труднее, но радость ещё оставалась. Он уже чувствовал не только своё сердце, но и сердце всей страны, своих родных и близких, своих друзей. Вот тогда его жена совершила ошибку. Она стала упрекать его в том, что он мало зарабатывает по сравнению со своими однокашниками, которые стали торговцами, в том, что они плохо живут; и он должен что-то сделать. Например, тоже стать торговцем. Но он уже стал неплохим специалистом в своём гражданском деле. Только платили за это мало. Однако он честно выполнял свои обязанности. А жена продолжала укорять.
И сердце его сначала заныло, как заболевший зуб, потом стало страдать от бессилия и тоски. Он стал вспоминать войну. Её простоту и понятность. Отсутствие лжи. Её категоричность и прямолинейность. Начал выпивать. К прежним упрёкам приложились новые. Сердце его стало жить в унынии и тоске. Опьянение не приносило радость, а только злобу и раздражение ко всему миру. Мамины глаза опять наполнились слезами и болью. И снова он услышал: «Бедный! Бедный, погибший мой сыночек!».
Потом началась другая война, и объявили службу по контракту. Он ушёл на войну. Это была Чечня. Опять его с восхищением хлопали по плечу: «Ну ты, брат, даёшь!». Он вновь овладел своим сердцем. Давал ему команду: «Тихо!» – и оно умолкало. Затихало, онемевало, как после укола анестезии перед удалением зуба онемевает десна – неприятно, но и не больно. Стало сердце его остывать. Теперь перед работой он чувствовал только лёгкий холодок. Его воля стала железной, а разум спокойным и холодным. Количество наград росло. Количество друзей уменьшалось. До нуля! Да и зачем друзья? Только лишние переживания, которые отвлекают от работы.
Прошло время. Случилось возвращение домой. Чужие глаза жены. Радостно-испуганные глаза детей. Слёзы матери: «Бедный! Бедный, погибший мой сыночек!».
Через некоторое время он встретил своего афганского сослуживца. Тот предложил работу. По специальности. По военной. Только не на войне, а здесь, на гражданке. Хорошо оплачиваемую. Очень хорошо. К сердцу подкатила тошнота. Он возмутился. Резко ответил: «Я солдат, а не убийца!». Сердце забилось сердито. Но друг спокойно сказал: «Везде есть враги! Здесь у нас своя война! Ты же один из лучших в своём деле!».
Тогда он привычно вдохнул, медленно выдохнул, сосредоточился на предложении, принял заказ и взял аванс. Это были такие деньги! Он даже представить себе не мог, что можно столько зарабатывать тем, что он делал столько лет за железки на грудь.
Затем были удивлённо-круглые глаза жены. Вопросительные! Он взглянул на неё пристально, и она всё поняла. И снова совершила ошибку. Она взяла деньги. И они стали жить по-другому. Богато! Можно даже сказать, шикарно! Жена ходила гордая и объясняла наличие денег работой мужа на иностранную компанию. Дети учились в престижных учебных заведениях. Сердце молчало. Только мама при встрече плакала: «Бедный! Бедный, погибший мой сыночек!».
Через некоторое время «заказали» и его. Когда чужая пуля ударила в его сердце, он почувствовал, как сердце громко прозвенело и рассыпалось на множество сухих, стеклянно-ледяных осколков. Затем душа его вырвалась из тяжёлых телесных оков и вспорхнула ввысь, через тёмный тоннель, через пролетевшие вмиг воспоминания всей жизни, прокрутившиеся калейдоскопом образов и чувств, туда, наверх, к тёплому и ласковому свету, яркому и оживляющему, к любви и радости. Его душу вдруг наполнила радость. И чувство облегчения.
Но внезапно душа его затряслась, завибрировала в ритмичном крике так же, как когда-то его сердце, повторяя «у-бий-ца-у-бий-ца-у-бий-ца…». И услышал он всей душой, всем своим существом голос, так похожий на мамин: «Бедный! Погибший, погибший мой сыночек!» …
Николай Брест