Урок выживания

Александр Жгутов
  На фото бабушка,мать и автор, виновник тех событий в лето 1950 года.

         
    Александр Жгутов.


                Урок выживания.            

            
     « ...Я теперь в своем лесу
     Гордо голову несу.
     Знаю, если заплутаю,
     Сам тогда себя спасу."

     Из песни "Загулял" - Олега Газманова


    В очередной свой приезд в родные края я решил посетить те места, где проходили мои  детские годы, где на собственной шкуре учился выживать.
      Самым  излюбленным и заветным местом для меня и сегодня остается лес, который находится в километре от моей деревни и далее тянется на десятки вёрст и в глубь, и в ширь.
   Прогулка в лес моего детства состоялась в солнечный осенний день "бабьего лета". Я взял с собой корзинку, пару  бутербродов, вооружился перочинным ножичком и неспешно углубился в страну своих  детских грез и фантазий.
Десять минут и я уже у знакомой речушки Уломы, которая, так же как и река Вологда, берет свое начало в наших местах.
Километра через три, пробравшись через заросли ивняка и осинника, я вышел на поляну около Левашова хутора. В увиденном на поляне  до глубины души меня  сразило не столько то, что от старого хуторского строения остались только гнилые останки, а то, что, раскинув свои могучие ветви с пожухлой листвой,  умирала  столетняя береза.  спиленная кем-то в похмельном бреду или по скудоумию.
     В детские годы мои под её тенистой кроной и ласковый шелест шелковых листьев в сенокосную страдную пору отдыхали колхозники в обеденное время.
     Мне вспомнилось, как парни на стволе этой самой березы  вырезали свои инициалы. Присмотревшись, я увидел эти письмена далекого прошлого. Шесть минувших десятилетий не успело полностью зарубцевать эти шрамы. Они угадывались на стволе  огрубевшими  наплывами  сквозь обросшую лишайниками бересту.
    Присев  на  могучее тело  умирающей березы, я задумался о былом- минувшем.
   Под теплыми лучами осеннего солнышка меня незаметно сморило и я впал в полудрему с мыслями-воспоминаниями о минувшем, так реально нахлынувшими на
 меня ....

    Мне примерещилось жаркое грозовое лето 1950 года.
 Тогда ещё были живы и Сталин И.В., и моя бабушка Анна, даже моей матери Елизавете Ивановне только 35 лет минуло, а мне всего-то от роду шёл шестой год.
    Мне вспоминалось, как после обеда все колхозники устроились на кратковременный отдых. Парни и девчата разместилась на сене в хуторском срубе и наперебой  обсуждали план на вечерний отдых у костра в ночь на Ивана Купалы. Затем речь между ними зашла о том, как много в этом году уродилось земляники на лесных  полянах  и вырубках. И тут Генка Михайлов, который пас коров в поскотине, собираясь бежать к стаду, вдруг сказал, что на родинских канавах красно от земляники.

 Я примерно знал, где находилось это место.
  За лесом, километрах в четырех к югу от хутора, стояла деревня Родино. Вот там на опушке леса и были эти роденские канавы.
 
   Все деревни в нашей  местности: Шелухино, Дупельнево, Астралиха, Березуги и другие, построенные после польско-литовского разграбления, отстроились заново среди глухих лесов.
  Там, где начинались истоки реки Вологда и Масляной, находилась"казна"- государственный лес, а со стороны Кущубы большой военный полигон, на котором каждое лето постоянно шли стрельбы из артиллерийских орудий. О посещении этих мест нам даже думать запрещалось.

   Как только Генка Михайлов вышел из сруба  и направился по тропе в сторону роденских канав, я тоже, недолго думая, устремился за ним.
Очень скоро я Генку потерял из виду, но назад  возвращаться намерения не имел, так как очень уж мне захотелось набрать для бабушки и матери земляники.
 Через какое-то время я заметил, что сбился с тропинки, а канавы с земляникой  так  ещё и не нашёл.
 Тогда я начал пробираться наугад в сторону какого-то просвета и вскоре вышел на солнечную вырубку.    Кругом пеньки, а вокруг  каждого из них, красное море крупной земляники.
 Для сбора ягод, кроме как в рот, у меня другой емкости не имелось. Осознав свое упущение, я быстро решил эту проблему.
 Ножичком срезал с березы несколько больших пластин бересты; уложил их крестом  одну на другую и на сгибах сделал дырки и сквозь их продернул тонкие  берестовые полоски.

    В результате моего " народного творчества", замеченного ещё зимой у стариков, которые делали из бересты корзинки и разные туесочки, получилась вполне пригодная небольшая коробочка.

    Дело начало быстро спориться, мой импровизированный туесок наполнялся от минуты к минуте.

    Теперь уже казалось можно бы и домой идти, но вот опять беда. Увлечённый сбором земляники, я не заметил, как во всю ширь неба начала наползать огромная  свинцово-чёрная туча, из которой уже были видны вспышки молний.
     Решение пришло само собой, бежать, ориентируясь на солнце, которое ещё туча не закрыла. Она лишь медленно подбиралась к нему с глухим урчанием и грозным рокотом,.   
  Я бежал в этом направлении какое-то время, но просвета в лесу не видел. Лес всё больше сгущался и становился дремучим и непролазным.

    Меня начало охватывать тревожное беспокойство, по телу пробегала дрожь. Я почувствовал, что стало очень прохладно. Начался резкий ветер, вершины деревьев угрожающе шумели.
 Не прошло и пять минут солнце скрылось, стало совсем темно как ночью.

    И вдруг... по всему лесу, в начале раздался сухой треск, а потом оглушительный грохот, такой, что у меня уши как ватой заложило.
 Началась страшная гроза, такой я в жизни больше никогда не видел.

   Мне казалось, что не прекращающиеся разряды молнии сжигают весь лес. Раскаты грома гремели канонадой со всех сторон все громче и громче, повторяясь вновь и вновь.

Меня одолевал страх и ужас, я не знал, куда спрятаться от этой вселенской грозы. Тут мне вспомнились слова бабушки, что если не буду слушаться её и мать свою, то боженька мне камнем засветит с небес.
Это, наверное, подвигло меня начать повторять часть молитвы, которую моя бабушка каждое утро творила на коленях перед иконкой Николая чудотворца:
"Иже еси на небеси, да святится имя твоё, да будет воля твоя...Спаси и помилуй меня".

    Как я гораздо позже понял, молитвы мы действительно начинаем вспоминать только тогда, когда над нами грянет гром небесный, но вряд ли кому помогают запоздалые мольбы к Всевышнему.   
 
    Вот мне на лицо сначала упала первая крупная капля дождя, потом  вторая, третья и вдруг прорвало; на меня обрушился ливень, целый водопад дождя.

 Молнии бесновались вокруг меня, деревья гудели, скрипели, трещали, некоторые старые ломались и, падали, цеплялись одно за другое.  Со всех еловых веток на меня лились потоки воды и этому казалось не было конца.  Моя рубашонка и штанишки прилипли к телу как кожа.
Я весь был в иголках, березовых листьях, в каких-то ошметках прошлогодней прели.
  Земляника  в коробочке плавала в дождевой воде. Глядя на пропавшие ягоды и осознавая, что вечером ни бабушка, ни мать уже не полакомятся этой душистой ягодой, я заплакал от обиды.

    Пробираясь по дремучему лесу, наткнулся на огромную ель только что вывороченную этим ураганом. Со стороны вырванного из земли корня яма уже успела наполниться грязью и водой, поэтому я попытался  укрыться от дождя с другой стороны, между комлем и стволом дерева.
 Но это укрытие мне ничем не помогло. Я уже и так промок до костей.

  К счастью ливень стал стихать, гроза полыхала уже где-то в стороне, раскаты грома становились глуше.
  Не желая терять времени, я вылез из этого укрытия и продолжил дальше упорно искать выход из леса.
  Сколько продолжались мои скитания по лесу я не знаю. Мне казалось, что этот ураган с грозой длился вечность.

 "Как же мне найти выход из этой лесной глухомани?" - думал я.

    Продираясь сквозь бурелом, я неожиданно набрел на березу, которую гроза повалила на высоченную ель. Спасительное решение возникло  само собой. Надо залезть на елку и посмотреть, где моя деревня.

    Я аккуратно поставил коробушку с земляничным месивом на землю, а сам по сваленной березе начал карабкаться к елке, но кора березы оказалась такая скользкая, что я раза два упал с неё, но тем не менее настырно и упрямо повторял попытку влезть на ель. Наконец-то мне удалось ухватиться за первый сучок и дело начало спориться.
    Во мне росла уверенность, что я доберусь до самой вершины и увижу направление выходы из этого леса.   Всё выше и выше, но пока ничего не видно.

    Вот я дотянулся до следующего сучка, вот ещё повыше, ухватился за  другой.
И, наконец, с высоты своего положения я увидел под собой почти весь лес.

   До вершины ещё было далековато, но я, исцарапанный сучьями в кровь, упорно лезу, карабкаюсь как могу, выбиваясь из последних сил.  Картина безбрежного леса во все стороны до горизонта так сильно меня напугала, что я отчаялся уже до ночи выйти из этой непролазной глуши. Деревень нигде не было видно, но мне показалось, что вдалеке из-за леса всё-таки вроде бы видны развесистые кроны больших берез, какие обычно растут у деревенских домов.  Не без труда я спустился на землю и опять продолжились мои скитания по лесу через кусты, чепарыжник и топкую болотистую местность.
   Находясь в отчаянном положении, я почему-то всё время думал не столько о себе, а о бабушке, которая находилась одна в нашей маленькой избушке и чувствовал, что она молится перед иконами и просит Богородицу о заступничестве и помощи мне и моей матери. Я почти был уверен, что изображённые на медных иконах  Никола, Богородица и Иисус Христос были не просто лики, а вполне известные бабушке живые святые. Наверное, это и вселяло в меня искры веры ,что я выйду  из леса. 

  Через какое-то время небо стало светлеть, а потом выглянуло солнце. Гроза рокотала уже где-то далеко. Тут на своём пути я увидел толстую ель, её разлапистые ветки почти касались земли. Вскарабкавшись на половину высоты ели, я увидел примерно в километре крыши домов и высокие деревенские березы. Радости моей не было предела. Наверное, не более чем через полчаса я вышел к незнакомой деревне. Деревенские собаки встретили меня дружным, разноголосым лаем.

Из ближайшего дома ко мне навстречу вышла молодая девушка.  Увидев меня, босого,  в изодранной рубашке, со следами крови на грязном лице, она  с испугом в глазах, сбивчиво начала спрашивать меня, кто я и откуда  пришёл к ним в деревню со стороны леса, где на десятки километров нет никакого жилья.

А я, не отвечая на её расспросы, сам начал спрашивать как называется их деревня и как мне вернуться на Ступново. Она мне сказала, что их деревня называется Дупельнево, а где находится моё Ступново  она не знает. Тут из дома вышла старушка. Она мне и сказала, что до Ступнова километров  шесть или семь, если идти по дороге через Родино.

  Женщины сначала меня заставили умыться, а потом провели в дом, дали кусок ржаного хлеба и стакан молока.
Старушка расспросила меня и потом сказала, что знает мою бабушку.
 
    Пока  старушка разговаривала со мной, девушка куда-то сходила и,  быстро вернувшись, сказала, что в конторе их колхоза проводил собрание уполномоченный из района, а сейчас он поедет домой и согласен меня довезти до поворота в мою деревню.     Через несколько минут я уже стоял перед районным уполномоченным, прижимая к груди свою  ягодную коробушку. Уполномоченный был в военной форме, но без погон. Его гимнастерку  опоясывал широкий офицерский ремень со сверкающей звездой на пряжке. Он уже восседал в своей таратайке и, приветливо улыбаясь мне, сказал:
- Ну, садись партизан, сейчас отвезу тебя к матке и скажу ей, чтобы  пока не вырастешь не отпускала тебя в лес.

    Услышав такое обещание, я взмолился:
- Дяденька начальник, только маме не говори. Это я сам заблудился из-за грозы. Она думает, что я на сенокосе, на Левашовом хуторе.

- Я чего тебя чёрт дернул в лес перед таким ураганом уйти?
 Вон  погляди крыши с домов снесло,  деревья с корнем вырвало в деревне, - сказал он мне участливо.

- Да я же, дяденька, за земляникой пошел, вот и попал в грозу. Вот видишь, насобирал целый коробок, но размочило все ягоды дождем.

Он заглянул в коробочку, одобрительно погладил меня по голове и сказал:
- Молодец. Всё равно отдай вечером бабушке с матерью, рады будут.

    Я взобрался в его повозку и мы поехали по проселочной дороге размытой ливнем.
 На  развилке дороги от деревни Родино на Назарово он высадил меня и спросил:
- Теперь-то не заблудишься, найдёшь дорогу к дому?

- Найду, дяденька, спаси тебя Господи, - и побежал знакомым перелеском.

    Когда, придя домой, я отдал бабушке свою  ягодную кашу, она  сказала мне:
-Не тужи Шурка, я завтра с этими ягодами напеку рогулек. Сей год земляники в лесу много, наберешь ещё ужо.

    Вечером же, когда мать пришла с работы, она, увидев на столе мою коробочку с ягодной мешаниной, спросила, что это за самоделку  сварганил. Бабушка рассказала ей, как я ходил за земляникой и попал в грозу.

   Мать испугалась и заругалась, что вечно меня  какой-то леший  в лес уведет и при этом сказала, что в родинском поле сегодня в эту грозу  молнией убило молодую женщину.
Обсуждая эту трагедию с бабушкой, матери стало уже не до меня, поэтому она не стала допытываться, где и как я попал под грозу. Пришел домой, значит не далеко в лес заходил.

   Я  же своим детским умишком осознавал на каком волоске висела моя жизнь и в душе  радовался, что всё для меня сегодня закончилось благополучно и даже счастливо.               

    Хвастаться  о своём приключении я  ни перед кем не собирался. Но радость была не долгой. "И тайно грешившая, да явно рожает",- гласит русская пословица.  Так и вышло.    На следующий день  я проснулся  бодрый и, как ни в чём не бывало, опять увязался за матерью на сенокос.
 Во время общего колхозного  обеда, когда все наворачивали наваристый гороховый суп, на дороге к хутору появилась таратайка,т в ней восседал вчерашний уполномоченный.

    Сердечко моё ёкнуло.
 
 - Ну, вот тебе, "едрит твою за ногу", сейчас этот "упалнамоченный" точно  маме расскажет про меня.
Видать не зря он вчера угрожал мне, что нажалуется матери, - молнией пронзили меня насквозь эти размышления.  Я не знал куда притаиться чтобы он меня не заметил.

     Но тут бригадирша-тётя Зоя, подошла к  уполномоченному о чём-то заговорила с ним. Потом всех колхозников собрали около сруба под березами и началось собрание.
Уполномоченный  рассказывал народу о том, что сенокос идет тяжело, из-за гроз  сено часто убирают плохое, не досушенное.
 Дополнительно он установил нашей бригаде  повышенный  план сенозаготовки.

 Народ сразу загалдел и начал возмущаться, но тогда уполномоченный поднялся с пенька, на котором сидел, и громко заявил:

- Вот вы тут галдите, о себе больше думаете, чем о стране, которая от войны ещё не оправилась, раны залечивает. Наше Советское Правительство, ЦК ВКП (б) и лично товарищ Сталин думают о вас. При этом он напомнил колхозникам, что этой весной вышло Постановление о большом снижении цен на продукты и другие товары.

   Эту новость люди  встретили с одобрением, даже поаплодировали "упалнамоченному из района", а кто-то из "партейных" заверил его, что
 бригада выполнит план по заготовке сена, особенно для нужд Красной Армии.

   Прощаясь с людьми, уполномоченный всё-таки заметил меня, когда я опрометчиво высунулся из-за материнской спины.

Он подошел к матери и спросил:
 
- Это ваш "герой"?

Мать удивленно и испуганно взглянула на уполномоченного и стыдливо ответила:
- Мой, конечно, мой "безотцовщина". А он, что? Набезобразничал чего-нибудь?

- Да, нет.  Я вчера с ним в Дупельневе познакомился. Он отчаянный сорванец у тебя.

   Мать схватила меня за ухо и, видимо сразу  поняв, что я, вчера заблудившись в лесу, мог совсем пропасть, охрипшим от испуга голосом почти шепотом спросила:
- Ты, бес, чего туда ушел без спросу?

   Уполномоченный сурово взглянул на мать и сказал, как приказал:

- Полно! Ты его не ругай и не наказывай, Елизавета Ивановна. Отчаянный пацан растёт, добытчик. Угостил вчера, небось вас с бабушкой, земляникой?

- Принес, принёс, а то как же, заулыбалась мать сквозь слёзы. Вот сегодня бабушка с этой земляничной кашей рогулек напекла.
Суетливо достав из  мешочка половинку рогульки, протянула уполномоченному.
 Он поблагодарил, но не взял угощение.

   Потом подошел поближе ко мне, погладил отечески по моей стриженой голове и, дернув на чёлку, улыбнулся и сказал:

 - Ну, ты, партизан, больше не блудись в лесу, - и протянул мне кусок сахара.
 
    В этот момент, от такой доброты уполномоченного ко мне на виду у всех любопытствующих колхозников, по всему моему телу пробежала горячая волна, я покраснел и наполнился необъяснимой гордостью за себя и за то, что я ЖИВОЙ.
 А ещё я подумал: - "Жаль, что этот уполномоченный не мой отец".

    Когда уполномоченный уже сел в таратайку, я подбежал к его коню и, от избытка чувств, протянул ему этот кусочек сахару, только что полученный мною из рук уполномоченного.
 Конь теплыми губами принял угощение и, как мне показалось, с благодарностью поглядел на меня своими большими умными глазами.

Уполномоченный уехал, а меня потом целую неделю колхозники расспрашивали как я блудился в такой глухомани в грозу, от которой даже мыши в норках попрятались.
 Все искренне удивлялись, как  мне повезло, что я всё-таки  углядел  Дупельнево, а не забрался  в чащобу казенного леса, откуда вряд ли бы удалось выбраться...

                Возвращение из леса моего  детства .

...Где-то, совсем рядом, в густом ельнике ухнула какая-то птица, а затем, может быть тетерев или глухарь, тяжело взлетая, захлопал крыльями.

    Эти звуки вернули меня в реальность дня.

    Солнце уже клонилось к закату, когда я возвращался в деревню с пустой корзинкой.
Яркие солнечные стрелы лучей пробивались сквозь багрянец и золото листвы осин и берез. Они слепили меня так, что иногда солнечный диск на голубом небе казался мне чёрным.
 На моём пути всюду, от куста к кусту,  тянулись серебряные нити паутины. Запах грибов и прелых листьев разносился по всему осеннему лесу и щекотал моё обоняние.
Однако, всё это очарование леса и буйная мозаика красок "бабьего лета" не погасили мои воспоминания о тех событиях более шестидесятилетней давности, а напротив разбередили душу и сердце.
В этот момент я как никогда ощутил, что не будь того дня в моей жизни, может быть вся моя судьба пошла бы иным путем.