Груша. Часть 1

Евгения Серенко
   И сижу я – несчастная-пренесчастная.

   Обречённо смотрю, как синеет мой бедный мизинец на левой руке, и ладно бы только синел-опухал – ведь болит: дёргано, толчками – отчаянно.
   Дотронулась – вскрикнула, пошевелила… лучше б не пробовала.
   И колено саднит: похоже, тоже ударила.

   Но как умудрилась упасть?
   Кто в спину толкнул, если никого рядом не было? 
   
   С трудом встала, поднялась по ступенькам: сорок две, зачем-то считала; вышла на улицу из подземного перехода.
   Доплелась до ближайшей скамейки, смахнула снежинки здоровой рукой, улыбнулась сквозь боль встревоженному –  «Вам помочь?» – взгляду прохожего и сижу, чуть не плача, злая-презлая.
 
   Для полного счастья снег начался.
   А ведь утром смотрела прогноз: «вероятность снегопада десять процентов», и то только после обеда, а до него ещё, как до Луны. Ну и работёнка у этих синоптиков: то ли дождь, то ли снег, то ли будет, то ли нет… и наверняка никакой ответственности.

   Исхитриться бы вытащить телефон: позвонить тем, кто ждёт, объяснить, что случайно упала.

   Случайно упала.
   Случайно? Но был же в спину толчок... 

   А скамейка какая холодная! И дерево над головой свои голые ветви склонило: того и гляди, поцарапают. Интересно, в чью его честь посадили? Металлическая табличка: «Эти скамья и грушевое дерево – память о любимой сестре Ирен *** ».

   Жила когда-то неведомая Ирен, играла в саду под грушевыми деревьями, но что-то случилось, она умерла, а посаженная сестрой или братом груша растёт, цветёт, плодоносит…

   Случилось. Грушевое дерево. Ирен.

   Цепь случайностей, груша, Ирина – история, услышанная несколько лет назад.

   И отступила боль.

***

   Сынишку Ирина растила одна.

   Конечно, без вопроса «А где мой папа?» не обошлось, но что-то придумывать – «Он был лётчиком, космонавтом, капитаном подводной лодки…» – ей не пришлось: муж действительно был военным и погиб в начале афганской войны, когда Юрочке не исполнилось и четырёх.
   
   Помощи ждать было неоткуда: родители умерли один за другим, когда она только закончила школу, а единственная сестра давно жила в далёкой Канаде. Ирина её почти не помнила: ей было пять лет, когда Лена, учившаяся в Москве,  познакомилась на фестивале с канадцем. Как они успели влюбиться друг в друга – непонятно, ведь фестиваль длился всего две недели, но когда сестра призналась родителям, что ждёт ребёнка и собирается выйти за Саймона замуж, было поздно что-то предпринимать. Ира помнила, как плакала мама, стучал кулаком по столу – «Не позволю!» – разъярённый отец, и как торжествующе показала им Лена какой-то конверт: «Вот он –  вызов! Если вы меня не отпустите, Саймон приедет сюда, мы распишемся и уедем к нему. И никто меня не обманет – что вы заладили какую-то глупость?».

   Письма от Лены приходили нечасто. Она присылала фотографии дочки, её и Саймона: вместе и по отдельности; красивого города на берегу океана, двухэтажного дома («Как игрушка» - прокомментировал папа); писала о смешных словечках малышки, частых командировках эколога-мужа, о том, что учится в колледже, чтобы стать медсестрой… Писала, что счастлива, только очень скучает по родителям и сестрёнке («А уж мы как скучаем», - вздыхала мама), и когда-нибудь обязательно их навестит.


 
   У Ирины тоже всё складывалось удачно.
   Она закончила институт, недолго поработала в школе, в которой училась все десять лет; вышла замуж, родился Юрочка, и потянулись такие похожие друг на друга счастливые дни.
   
   А потом началась война.
   Воздушно-десантную дивизию, в которой служил Ирин муж, перебросили в Афганистан. По вечерам, уложив сына спать, она звонила на АТС, и подруга-телефонистка каким-то удивительным образом соединяла Ирину с мужем.

  «Береги сына» – последнее, что слышала Ира от мужа. 

   После его гибели она вернулась в школу, а Юрочку отдала в детский сад.

   И потянулись другие дни.
   Ирине казалось, что в день, когда ей сообщили о гибели мужа, она стиснула зубы и не скоро их разожмёт.
   Если когда-нибудь разожмёт. 

  «Я сегодня не пойду в садик?» –  с надеждой спрашивал утром сынишка. И вздыхал, услышав: «Нет, малыш: нужно идти».

   Юрочка часто болел: казалось, все вирусы липнут к её малышу, и ни одна эпидемия детских болезней не заканчивалась, пока не укладывала его в больницу.
 
   Ирина думала, что черней полосы, в которую загнала её жизнь, трудно найти, но как же часто потом она будет вспоминать надежду в глазах своего малыша («Я сегодня не пойду в садик?») или тихое «Гусю» (так Юрочка называл грушу) в ответ на «Сынок, что вкусного привезти тебе завтра в больницу?»

   А время шло.
   Юра закончил финансовый техникум и устроился бухгалтером в строительный кооператив.

   В самый чёрный декабрьский день они вместе с директором поехали по делам в соседнюю область и не вернулись.

   Искали их долго, но не нашли ни живыми, ни мёртвыми, и даже машина словно провалилась под землю.


                http://www.proza.ru/2017/12/31/304