Студент Антон

Часть 1

До поезда оставалось три часа. Билет был куплен заранее. Сосчитала деньги, прикинула: хватало на обед и на троллейбус от вокзала до дома или на чай в поезде и такси до дома. «Будем действовать по обстоятельствам», - решила я. Сдала вещи в камеру хранения и налегке отправилась в последний раз погулять по столице.
На душе было хорошо. Поездка удалась: я не только сделала все намеченное, но и получила удовольствие даже больше предполагаемого. И здоровье меня не подвело. Ноги привели меня к художественной галерее. Какая находка!

Из галереи я буквально выскочила за полчаса до отправления поезда. Забрала вещи из камеры хранения, купила в буфете пончики – очень уж есть хотелось! – и села в вагон.  В купе пока я была одна. «Как удачно все сложилось! - думала я. – Сейчас попью чайку, потом пять часов дороги и домой -  на такси!». На такси, потому что самые тяжелые минуты дальней дороги – от вокзала в родном городе и до дома.
В последнюю минуту перед отправлением в купе вошел молодой человек. Буркнул приветствие, порылся в кармане, достал билет (к нему прицепилась какая-то бумажка), стянул кроссовки  и рухнул навзничь на нижнюю полку. «Да, не повезло парнишке:  всю дорогу трястись с бабушкой, - подумала я. – Зато повезло мне: будет тихо спать. Надеюсь, молодые не храпят».

Поезд набирал ход.  Вошла проводница. Парень сел. Проводница забрала билеты, предложила чай. Парень ответил «нет» и остался сидеть. Оставшаяся на столе бумажка оказалась использованным концертным билетом. Цена, проштампованная на нем, повергла меня в изумление.  Вчера я тоже развлекалась в столице. Была в оперном театре, смотрела балет. Билет купила самый дешевый – на последний ряд балкона. Удовольствие получила огромное.

Театр после реконструкции и длительного капитального ремонта словно помолодел. Сверкал хрусталем и позолотой. Вместо пыли занавеса источал свежий запах новых бархатных кресел. С моего места сцену было видно как на ладони. Зрелище было царским, а чувства мои – возвышенными. Но цена билета, лежащего сейчас  на столе, в 15 (!) раз превышала цену моего билета в театр!

Я с изумлением рассматривала парня, сидящего напротив.  С виду – обычный  человек, возможно, студент. Одет неброско;  похоже, кроссовки не фирменные, китайские. Может даже и денег на чай у него нет. А билет такой,  и в купе едет, не в общем вагоне. «Кто эту современную молодежь поймет!» - заключила я. Пончики предлагать ему не стала, вдавила все сама, а их хватило бы и на двоих. Тем более что меня не оставляла мысль, что парень голоден.  Он тупо смотрел в черное окно.
И я не выдержала. Как известно, после хлеба хочется зрелищ.

- На концерте вчера был? – спросила я.
- Да, - односложно ответил он, не меняя позы.
- Понравилось?
- Очень.
Это «очень» открыло ворота шлюза. Я осмелела.
- Я вчера тоже была … в оперном театре, - со значением сказала я.
- Понравилось? – безразлично спросил он, даже не взглянув на меня.
- Очень.
Разговор не клеился. «Какой может быть разговор?  Кому интересно общаться с бабкой? Мы люди разных поколений – между нами не может быть ничего общего. Неужели? – Мы люди одного времени. И хотелось бы понять тех, рядом с которыми живешь».
- Хочется узнать, что же такое показали вам на концерте, что цена за увиденное тобой в 15 раз (!) превышает цену  увиденного мной в оперном театре?
- Каждый сам оценивает свои удовольствия, - ответил он.

«Да, - подумала я. – Оцениваешь ты, а платят, наверняка, родители. Поэтому и цена не имеет значения».
- А в чем состоит твое удовольствие, полученное на концерте?
Парень впервые посмотрел мне в глаза.
- Вы группу (он назвал музыкальную группу) знаете? (Я даже не слышала о такой). Их музыка, их песни СОЗВУЧНЫ МОЕЙ ДУШЕ.
- ???
Парень усмехнулся.
- А в чем Ваше удовольствие от спектакля?
Я задумалась. Парень лег.
… Вчера я смотрела балет Б. Асафьева «Бахчисарайский фонтан». В основе либретто  - одноименная поэма А.С. Пушкина.
… Во время набега хан Гирей убивает Вацлова, возлюбленного Марии. Поражённый красотой Марии, Гирей забирает её в свой гарем. Он  молит Марию принять его любовь и все богатства. Но духовная сила и гордая неприступность хрупкой Марии заставляют его отступить.  Любимая жена хана, Зарема, тщетно пытается вернуть его любовь. Охваченная ревностью, Зарема  убивает Марию кинжалом и гибнет сама. Безутешный хан Гирей страдает  у «Фонтана слёз», воздвигнутого в память Марии в Бахчисарае…

Моя первая любовь оказалась несчастной: любимый предпочел другую. Обида  так опалила меня, что я оказалась не способной полюбить вновь.  Сколько раз вновь и вновь я переживала эту историю! Сколько чувств перемололи меня, пока в сердце не выплавились строки, записанные А.Блоком:

 Счастья не требую. Ласки не надо,
 Лаской ли грубой тебя оскорблю?
 Лишь, как художник, смотрю за ограду,
 Где ты срываешь цветы, — и люблю!

Вера, надежда, любовь ДАЮТСЯ человеку от рождения. Они – неотъемлемая часть души.  До поры любовь дремала во мне; возможно, в виде неясного электронного облачка. При встрече с ним это облачко материализовалось в нем, любимом.  Прошло время и время, целая жизнь прошла. Его черты давно померкли, и моя любовь вновь стала неясным облачком. Но она жива. Она греет меня. Она дает мне силы жить. Недавно видела его, возлюбленного, случайно, в троллейбусе. Не окликнула. Ничего от него не хочу. Но в тот морозный день теплое благодатное облачко окутало мою душу. Жива любовь!

На «Бахчисарайский фонтан» попала случайно. В тот день в театре мог идти и другой спектакль. Не знаю, какое бы я тогда получила удовольствие. Но от «Бахчисарайского фонтана» получила. Почему? – Потому что мотив любви СОЗВУЧЕН МОЕЙ ДУШЕ. Подобное притягивается подобным. Мое облачко встрепенулось, засияло немеркнущим светом, наполнило меня радостью, что придало мне жизненных сил. А ведь именно за этим я и ездила в столицу!
Парень не спал, хотя отчаянно пытался это сделать. Что-то мешало ему, какие-то  недобрые  силы крутили его.  «Что мне до него? Почему он приятен мне? Почему хочется ему помочь?»

- Тебя мучает голод. Давай я куплю тебе чаю, - сказала я.
- У меня есть деньги. И это не голод.
Парень сел. Он смотрел мне в глаза. Я видела в них боль.
- Я почти сутки провел с ней, а счастье почувствовал, лишь когда расстались…
Я опешила.
- Если ты сожалеешь о том, что не высказал девушке своих чувств, не печалься. Если она тебя любит, она все поймет и без слов.
- «Если», «если»… с горечью сказал парень. Никто не может знать, что у другого внутри, каков его ВНУТРЕННИЙ мир. Взаимодействие между людьми происходит в РЕАЛЬНОМ мире. Надо, чтобы оба вышли в реальный мир. Я не вышел.

Какая-то жесткая правда была в его словах – мне не чем было возразить. Но в то же время мне казалось, что я чувствую, как тесно, одиноко и холодно было ему в его внутреннем мире. По-моему, это было неправильно. Вот в чем причина его беды!
Парень достал из рюкзака книжку и углубился в чтение. В удобный момент я прочла заглавие – «Смерть Ивана Ильича». Ужас смутной догадки пронзил меня.
- Нет! – сказала я и вырвала книгу из его рук.

Я пыталась справиться с охватившим меня волнением.
- Прости. Как тебя зовут?
- Антон.
- А меня Ирина Николаевна.  Странно, что в твоем возрасте ты читаешь такие книжки. Я, конечно, понимаю – Лев Толстой! Но почему именно эта книга? Как ты ее нашел?
- А я не искал. Книги сами находят меня, - ответил Антон, не обидевшись на мою выходку.
- И что же ты в ней нашел?
- Истину. Вот послушайте.
Антон открыл книгу и, похоже, наугад прочел:
 
«И образ этого камня, летящего вниз с увеличивающейся быстротой, запал ему в душу. Он ждал этого страшного падения, толчка и разрушения. «Противиться нельзя, - говорил он себе, но хоть бы понять, зачем это?»
- Зачем жить? – обратился он ко мне.
- Погоди, погоди…. А ты, вообще, чем занимаешься?

И вызнала я у Антона его историю. Он вырос в обычной семье в небольшом городе, учился в школе. И там сложилась у них хорошая компания друзей. Была среди них и девочка, может, и не одна, но ОНА была. Все мечтали продолжить учебу в одном институте и сохранить свою дружбу. Написали ЕГЭ (Единый государственный  экзамен),  и оказалось, что только Антон не набрал нужных баллов.  Друзья поступили в столичный политех, она же выбрала  столичный иняз.  Антон оказался не у дел.
Родители уговорили Антона подать документы  на такой же факультет университета в областном городе, куда по баллам он проходил. Здесь Антон получил место в общежитии, и началась студенческая жизнь.
 
Очень скоро Антон понял, что учеба на факультете ему совершенно неинтересна, как и будущая профессия в целом.  Новых друзей он не завел, и все желания  его  сводились лишь на том, чтоб вырваться в столицу к своей прежней компании. Поездки требовали денег и времени. Сначала Антон отдавал им все свое свободное время, потом и учебное. Частые пропуски привели к тому, что физика стала ему абсолютно  непонятна, и он перестал посещать занятия по физике, прекрасно понимая, что этот предмет на предстоящей сессии он не сдаст.
Но вскоре и поездки в столицу перестали приносить прежнее веселье.  Антон понимал, что отдаляется от друзей. Отношения с любимой тоже изменились: он понимал, что теряет и ее. Сейчас в полном смятении Антон возвращался в нелюбимый университет.
Мне хотелось ему как-то помочь, утешить, ободрить. «Неужели я, бабушка, умудренная жизненным опытом, не смогу подсказать мальчишке решения его проблем, наставить его «на путь истинный»?  Оказалось, нет. Какое бы решение я ни предлагала ему, оно его не устраивало.
- Перестал бы ты ездить к друзьям, не пропускал бы лекции. На деньги, которые тратишь на поездки, нанял бы себе репетитора по физике, ты же немного пропустил, быстро наверстаешь упущенное и сессию сдашь.
- Зачем? – спросил он. – Мне не нравится будущая профессия.
- А если бы ты учился с друзьями в столице, нравилась бы?
- Возможно.
- Тогда попробуй перевестись в столицу.
- Это невозможно, - усмехнулся он.
- Тогда целенаправленно готовься и на будущий год попытайся поступить в тот политех. Будешь с друзьями, но на курс младше.
- Не получится поступать: если я брошу университет, весной меня в армию заберут. Да и продолжать учебу в университете и вновь готовиться к поступлению – времени нет. И не факт, что поступил бы, не смотря на все усилия.
- А родители тебе что говорят?
- Ничего. Они ничего не знают.
- Почему бы тебе с ними не посоветоваться?
- Один раз они мне уже посоветовали…
- Что ж, Антон. Будешь ли ты учиться или в армии служить, все как-то образуется, и жизнь не остановится.
- А зачем такая жизнь нужна, над которой ты не властен?
- Ну,  знаешь что, друг, - рассердилась я, – нельзя ничего не делая в рай въехать. Мне кажется, корень всех твоих проблем – в твоем эгоизме. Хочешь изменить жизнь – измени себя.

Тут я ему изложила теорию Фрейда и привела советы,  как вернуть себе радость жизни, которыми пичкал меня психолог. Антон тупо смотрел на меня.
- Я понимаю, что нужно измениться, но не знаю, как это сделать, - отрезал он и взялся за книгу.
- А ты молись, - вдруг сказала я.
Он вскинул на меня глаза, мне показалось, что в них мелькнула искра живого интереса.
- Помнишь, еще Пушкин писал в «Капитанской дочке», что, заблудившись в степи в буран, возницы отпускают поводья,  и конь сам находит дорогу к жилищу?
- Я и плыву по течению.
- Нет, дорогой. Надо не просто плыть, а молиться, чтобы Господь разрешил твои проблемы.

Тут мы начали беседу о Боге. Я горячо убеждала Антона, что Бог всегда готов придти на помощь, надо только открыть Ему дверь, когда он стучится в твое сердце.
- Я согласен, что Бог есть. Но не думаю, что он мне поможет.
Антон снова открыл книгу, желая прекратить беседу.
- Ты неправильно думаешь! И Толстого неправильно понимаешь! – взвилась я. – Разве Толстой писал о смерти, чтобы воспеть СМЕРТЬ? Помнится мне, что перед смертью Иван Ильич увидел СВЕТ, и примирился с Богом, и получил от него утешение.  Иван Ильич умер СЧАСТЛИВЫМ!
- Зачем нужно счастье после смерти? – спросил Антон и лег, показывая, что дальнейший разговор ему неинтересен. Книга Толстого «Смерть Ивана Ильича» осталась лежать на столе.
Так, в молчании, мы доехали до станции назначения. Одеваясь, я виновато сказала Антону:
- Извини, что не дала тебе отдохнуть и утомляла своими разговорами.
- Что Вы! Это я хочу сказать Вам спасибо за интересную беседу.
Мы вышли из вагона. Тихо падал снег. Время приближалось к полуночи.
- Давайте поднесу Вашу сумку, - предложил Антон.
- Спасибо, она легкая. А тебе, в какую сторону?
Оказалось, что нам в разные.

Антон шел со мной, и я постеснялась пойти на стоянку такси. Он провел меня до остановки троллейбуса.  Мы не разговаривали: казалось, говорить было не о чем.
-  У тебя деньги на троллейбус есть? – спросила я.
- Мне не нужен троллейбус, я тут недалеко живу.
Антон все стоял рядом. Я думала: «Чего он ждет? Что я должна сделать? Может, отдать ему деньги, оставленные на такси? – Не возьмет. Может, дать ему номер моего телефона? – Зачем? Кто я ему? – Спонсор? Наставник? У него есть родители».
Подкатил  уставший за день троллейбус.
- Ищи свет, иди к свету, и ты пробьешься сквозь толщу темных вод, - как-то напыщенно сказала я, перед тем, как сесть  в троллейбус.
 Антон долго смотрел вслед уходящему троллейбусу, пока снежная муть не поглотила его.
Чего же хотел от меня  студент Антон?

Часть 2

После встречи с Антоном прошло несколько лет. Наш разговор с ним остался в моей душе открытой раной.  И вот я снова в дороге…

Четыре часа тряски в электричке умотали меня вконец. Особенно досаждала жажда. Все устремления свелись к одному: как можно быстрее выпить горячего чаю!  Выскочив из электрички, я тут же побежала в станционный буфет. И только выпив стакан живительного напитка, стала замечать происходящее вокруг. И тут я увидела его. И сразу узнала. И сразу вспомнила, что его зовут Антон.
 
Мы встретились глазами. Антон подошел к моему столику.
- Ты узнаешь меня, Антон? «Антон», ведь я не ошиблась?
- Нет. Я Вас тоже узнал и рад Вас видеть.
- Присаживайся. Ты не спешишь?
- Нет,… Я что-нибудь перекусить хотел.
Голос Антона звучал неуверенно, да и сам он очень изменился. Был какой-то нервный, испуганный, напряженный. Казалось, он постоянно ожидал нападения и опасался, что его будут бить. «Украсть чего-нибудь в буфете собирался? – почему-то мелькнуло у меня в голове. – Может, у него денег, как всегда,  нет?»
- Пельмени будешь? – поспешила предложить я. – Угощаю!
Антон улыбнулся. Я заказала две порции пельменей и чаю.
Антон немного смущался, но торопливо ел. Я глотками отпивала чай.
-  Мою порцию не съешь?  Чего ей зря пропадать, я сыта.
Антон снова улыбнулся, и я пододвинула к нему свою тарелку с пельменями. В этот раз я заметила, что зубы Антона давно просятся к стоматологу.
- Мы не виделись три года, Антон. Так как твои дела? Как учеба в универе?
Антон отодвинул пустую тарелку и расслабленно откинулся на стуле.
- Я универ бросил. Точнее, меня отчислили: первую сессию не сдал. Да и не сдавал даже…
- Расскажи мне о себе, - попросила я. – Ты мне вроде как близкий человек.
Антон задумался. Мне показалось, что он принял решение «отработать» свой обед.
- Ну, отчислили. Из общежития, естественно,  выселили. … Но домой я не поехал. Не мог, понимаете?
Он посмотрел мне прямо в глаза. Я понимала.
- Нашел работу на большом предприятии… с совместным иностранным капиталом. Там общежитие давали.
- А какая работа?
- Понятно, какая. Самая востребованная – грузчик!
Теперь улыбнулась я.
- Ну, через эту работу многие  достойные люди прошли. А чего  же ты хотел? Специальности у тебя ведь не было никакой. И потом, такая работа  временная.  Зато дает желание расти  дальше.
- Ага, дает. И я хотел. Хотел пойти учиться на водителя электрокара, да не дали: везде блатных продвигают, а я – безродный, без связей.… Работал я на мебельном предприятии, в лакокрасочном цехе, в респираторе весь день. Жара и вонь … как в аду. По три смены. Платили, конечно, хорошо, но в свободное время в общаге мы только спали и пили: ни на что другое сил не оставалось.  А я пить не хотел: у меня здоровье слабое.
- Молодец, что оттуда ушел, - поддержала я.
- Да сам бы, может, и не ушел. Военкомат достал. Я ж в армии не служил.
- Ну, не говорила ли я тебе при первом нашем знакомстве, чтобы ты пошел в армию и отслужил, как полагается, как все делают? – оживилась я. – Неужели ад армии намного страшнее лакокрасочного ада?
- Вам не служить, потому и рассуждать легко, - криво усмехнулся Антон.
Мы молчали, и я чувствовала, как раскалывает льдину, на которой мы дрейфовали, пробежавшая между нами трещина.
- А домой вернуться?
- А дома тоже военкомат сети раскинул.
- Так как же?
Антон уловил в моем дрогнувшем голосе неподдельное сочувствие.
- Да не пропал, не сгинул. Нанялся к одному предпринимателю водителем такси.
- Так у тебя права были?
- Нет. Он мне их купил.
- Ах, Антон, это ведь так опасно!
- Жизнь вообще штука опасная. Ездить я научился и справлялся неплохо.  Квартиру с одним студентом снимал, деньги были…
- …«девочки», - закончила про себя я.
- А как твои одноклассники-друзья, которые в столице учились? 
- Не знаю, я с ними связь потерял.
- А девушка твоя любимая?

Антон глубоко вздохнул и перевел взгляд в окно.
- Она с другим.
- Ты так думаешь или знаешь?
Глядя вдаль, Антон неопределенно пожал плечами.
- Какое это имеет значение? Мы расстались.
- Конечно, - с сожалением сказала я, - любить на расстоянии не всем дано.
- Дело не в расстоянии. Даже живя в одном городе и в одной квартире, мы бы не смогли любить друг друга.
Видно было, что Антон озвучивает давно уже вызревшие в нем мысли. От его слов я внезапно ощутила  в себе какую-то большую утрату. Словно меня обокрали до нитки. Такая в них была безысходность.
- Ну, а другие девушки, попроще?  Работа таксиста способствует общению…
- Девушки «попроще» даже не знают, что такое любовь, - сказал Антон, по-прежнему, глядя в окно.
 Я стала смотреть в направлении его невидящего взгляда.  Я видела рельсы запасных железнодорожных путей, пустую электричку, застывший маневровый тепловоз. Цепко всматриваясь в них, я словно хотела увидеть нечто, что могло бы объяснить мне причину их расставания. Антон объяснил сам.
- У нас с ней разные устремления, - вдруг сказал он.
- Я думала, вы любили друг друга.
- Любили. Пока не разобрались в своих устремлениях. Когда разобрались – разошлись.

Может, оттого, что мне было жаль их погибшего чувства, мне казалось, что могила, где Антон похоронил свою любовь,  все еще открыта.
- Ей нравится жить в большом городе, ей нравится носить дорогие вещи, нравится бывать на престижных мероприятиях. Она мечтает об отдыхе в турецком отеле «пять звезд»!  - Антон с яростью посмотрел на меня.
- А что в этом плохого? Для этого она учится, приобретает профессию, чтобы потом  работать  и обеспечить себе достойный уровень жизни.
- Вот-вот, только об уровне жизни она и думает! Она никогда не полюбит мужчину, если у него не будет достойного, по ее мнению,  дохода.
- И что? Что тебе мешает достичь такого  дохода?
- Зачем?! Когда я только смотрю на этих выфранченных топ-менеджеров, на их самоуверенные тупые лица, на резиновые тела с искусственным загаром,  мне бритвой хочется полоснуть себя по горлу от отвращения!
- А чего, чего же ты хочешь, Антон?
- Не знаю.
Его эмоциональный порыв иссяк. Антон тупо уставился в стол.
- У меня одна жизнь, и тратить ее на семейное гнездо, на тряпки для любимой и отдых с услугами аборигенов – это преступление. Я не создан для этого.
- Положим, - сказала я. – Тогда чему ты хочешь посвятить, нет, посвящаешь уже,  свою жизнь? Какая у тебя цель?
- Не знаю,…  я еще не определился.
- То есть, мы вернулись к тому, о чем говорили с тобой в поезде три года назад: ты не знаешь, чего ты хочешь, так?
- Так.
- Прости, Антон, а может, ты просто отстаешь в развитии? Видишь, она уже определилась с устремлениями, а ты нет.
 Антон молчал.

- А помнишь, что я тебе тогда советовала?
- Просить помощи у Бога! – не забыл Антон. Но сказал так, словно бросил мне в лицо жестким снежком.
- Чем же тебе Бог не угодил? – изумилась я.
- Глухим оказался!
Сказано это было со злостью и вызовом. Я молчала. Вести разговор, когда оппонент в состоянии агрессии,  бессмысленно, тем более говорить о Боге. Но Антон хотел продолжения.
- Я полгода был иноком в одном монастыре. Милость Его на своей шкуре познал.
- Как ты там оказался?
Кривая усмешка исказила его лицо.
- Когда был таксистом, в аварию попал. Я не был виновен: меня подрезали, - горячо заверил он. – Обошлось без жертв, но машину я разбил. Хозяин меня, конечно, отмазал, но за машину 2 тыщи зеленых потребовал. А где их взять? На родителей моих наехал, меня на счетчик поставил. Пришлось бежать….  А куда – без документов? Хозяин-то их у себя держал, как цепь от моего ошейника. …. Ну, мыкался я по России, пока не осел в одном монастыре. Работал там на стройке. Вот жизнь монастырскую и увидел. Изнутри, а не как Вы, из окна своей квартиры.
Я молчала. «Не суди, о чем не знаешь», - думала я о себе. – Конечно, представление о монастырской жизни у меня книжное, из хороших книжек. Да и там говорилось о суровости нравов и трудностях быта. Но люди сознательно шли в монастырь, их Сам Господь туда на служение призывал,  как избранных. Значит, предназначение такое у них было  – пройти эти испытания. Зачем? Цель у Него  была в отношении этих людей.
Для тех же, кого насильно ссылали в монастырь, как жен Ивана Грозного или сестру Петра 1, там была настоящая  тюрьма, пожизненное заточение.
Антон же прятался в монастыре. И его прятали! Не милость ли это Божия?
- Полгода каменщиком у них работал по 10 часов в день. Еле ноги унес оттуда.
- И куда?
- Да взяли меня в одну бригаду гастарбайтеры, на строительство подмосковных дач. А что? Специальность каменщика-штукатура я отлично усвоил и ремонт квартиры полностью сделать могу.
- Видишь, - улыбнулась я, - специальность-таки ты приобрел. Не бывает, значит, худа без добра. А сейчас где? Здесь что делаешь? Хозяина-таксиста уже не боишься?
- Уже не боюсь. Сегодня ему 2 тысячи вернул, а он мне – документы.
Антон полез за пазуху и вытащил потертый паспорт.
- Антон, ты свободный человек! – радостно воскликнула я.
- Нет. С учета в военкомате я не снят. Пока возраст не выйдет – свободы не видать.
- Что, так и будешь прятаться?
- Не знаю. Видно, судьба мне такая выпала.
- Судьба? Выпала? Что ты такое говоришь! И кто это такую судьбу тебе выдал?
Антон поднял глаза вверх.

- Ну, нет! Судьба – это твой путь, который ЗА тобой;  это те поступки, которые ты совершил;  тот след, который ты сам за собой оставил.  Только, глядя на ПРОЖИТУЮ жизнь человека, мы можем говорить, какая судьба у него была.  Посмотри, что у тебя позади: был студентом, таксистом, иноком, каменщиком.… Сколько всего построил-нагородил! А счастья нет, потому что все неказисто.
Глаза Антона горели.
- Почему не возразишь против «неказисто»?
- Так оно и есть.
- А почему, знаешь?  Потому что все построено  без прочного фундамента. На лжи все построено, на обмане, как зАмок на болоте. На тебе долг висит. Не перед военкоматом, перед Родиной и даже больше – перед  людьми.  Как ты бился, чтобы долг таксисту отдать! А Родине – не хочешь? Знаю, опять скажешь, что мне легко рассуждать в своей квартире. Но другие ребята ведь служили?  Служили и благополучно вернулись. А почему? Потому что НЕ БОЯЛИСЬ. А может, ты, Антон, просто трус? Боишься боли при удалении зуба и ждешь, когда воспалительный процесс распространится по  всему организму?
Антон молчал.  Но злобы и агрессии от него уже не исходило. Я видела перед собой  человека, почему-то очень близкого мне.  Хотелось его обнять и погладить по голове, как маленького.
- Пойдем отсюда, - предложила я. По улице прогуляемся.
Антон глянул в окно.
- Не хочется светиться.
И опять в его голосе сквознула  нотка страха. «Боится. Может, долг-то и не отдал? Тогда почему сюда вернулся?».  Я смотрела на него и опять, как при первом нашем расставании, во мне шевелилось чувство, что Антон нуждается во мне, что он от меня чего-то ждет…

- Может, кофе закажем, чтобы барменша не нервничала? А то кидает на меня косые взгляды, видно, оттого, что долго сидим.
Антон обернулся, оценил барменшу, но не увидел в ней никакой опасности, потому что сказал:
- Можно и кофе. Или вина, если хотите…
- Ты сказал, что не пьешь?
- Не пью. Для Вас только.
- Я тоже уже не пью: сердце не позволяет.
Мы заказали кофе, и разговор возобновился.

- Хорошо, - предложила  я. – Давай оставим пока Бога в покое и сделаем работу над ошибками, которые ты допустил в своей жизни. Может, это поможет тебе лучше понять себя.
- Интересно, какие ошибки Вы увидели,  - ответил Антон.
- Первую ошибку в твоей судьбе совершили твои родители.
- Ошибка в том, что я родился?
- Нет. В том, что ты рос, как сорная трава. Твоим воспитанием родители не занимались – все пустили на самотек.
- С чего Вы это взяли? – обиделся Антон.
- По твоей жизни видно. Тебя не приучили к труду.
-  Почему же? Мы с сестрой помогали маме по хозяйству…
- Раз в неделю убирали свою комнату? И то ты умудрялся всю работу скинуть на сестру.
- Ну…, уборка квартиры – не мужское дело.
- А мужским делом ты занимался? Рубил дрова, носил воду…
- Что Вы! – засмеялся Антон. – Мы в многоэтажке жили, со всеми удобствами.
- Значит, не работал. А не болел ли ты в детстве нехочухой?
- Что это?
- Болезнь такая, когда говорят тебе: сделай это, а ты в ответ: не хочу.
- Да это детская болезнь. Все дети болеют.
- Да, но у некоторых она протекает легко, а у некоторых вызывает тяжелое осложнение – «безответственность» называется.   Вот здесь родители должны были потрудиться. Мало посадить яблоньку, деревце нужно формовать, прививать, чтобы оно плодоносило. Иначе вырастет дичка с кислыми плодами. Понимаешь? Дальше. Что тебе прививали родители? Какие способности они заметили в тебе и развивали их?
Антон замялся.
- А может,  в детстве у меня не было ярко выраженных способностей?
- А водили тебя в разные художественные кружки и секции?  Спорю, что в подростковом возрасте ты и спортом не занимался!
- Почему же! С ребятами во дворе в футбол гонял целыми днями.
- Вот-вот, во дворе. Как сорная трава. И на гитаре в подъезде с ребятами  бренчал, наверное.
Не по вкусу были слова мои для Антона. Сидел он, низко опустив голову.
- И третья ошибка твоих родителей, что твоей профориентацией не занимались.
- Это ж обязанность школы!
- Для школы – обязанность, для родителей – необходимость, для ребенка – жизненная потребность. И здесь родители не дали себе труда, не удосужились.
- Хватит обсуждать моих родителей: что было – то прошло.
- Да, прошло. Но повторится: ты тоже будешь родителем. Отцы и дети цепной реакцией связаны.  Но то, чего не посеяли родители, не взойдет в ребенке. Я говорю о цели в жизни, понимаешь?
Антон молчал, и было видно, что он со мной не согласен.
- Приведу тебе пример с профориентацией. Дочь моей соседки второй раз вышла замуж,  за немца,  и уехала с ребенком от первого брака в Германию. Прижились там, десять лет уже живут. Сюда в гости к маме приезжают. Так вот что я от них узнала.
 
В немецкой школе еще в 6 классе у детей  было задание: один  день провести вместе с отцом на его работе и написать об этом отчет. Отчим мальчика, о котором я говорю,  работает на почте экспедитором по доставке посылок, если можно так сказать; сам водитель, сам грузчик,  сам и почтальон. Набегался с ним мальчик по этажам, ведь все надо доставить в означенное время, за задержку – штраф, вычеты  из зарплаты, и понял мальчик: работать, как папа, он не хочет.
А кем бы хотелось  быть? Думал-думал, между думами ел собственноручно приготовленные бутерброды  и додумался: поваром хочу быть! Что ж в 7 классе в школе предусмотрена практика по профориентации, и отправила его школа отработать неделю в ресторане. Лук там чистил, овощи резал, зелень мыл – весь день на ногах и  у плиты. Понял мальчик: поваром не будет.

В 8 классе схитрил – избрал для положенной двухнедельной практики библиотеку. Инвентаризацию книг проводил. Работа хоть и пыльная, зато легкая. Но заработал копейки, а на других работах школьники хорошие деньги получили. Опять мальчик не угадал!

А тут его мама подсуетилась. Договорилась со своей приятельницей, что сын будет помогать в учебе сыну этой приятельницы, ученику младших классов, за деньги, конечно,  как репетитор.  И оба мальчика будут отлучены от улицы, что в интересах обеих мам. Парень «за деньги» активно взялся за работу – и тут выяснилось, что педагогика – его призвание.  Сейчас с большим желанием готовится к поступлению в университет. Нашел-таки себя!

С интересом выслушав мой рассказ, Антон усмехнулся.
- Предположим, я знаю, ЧЕМ хочу заниматься, но не могу ответить себе, ЗАЧЕМ?  В чем смысл жизни?  В чем  моя цель, предназначение? Прежде я хочу найти себя, чтобы суметь выразить себя, то есть самореализоваться. Иначе я взорвусь изнутри. Все это так сложно.

- Нет, - покачала я головой. -  Все очень просто. Цель жизни – стать человеком, хорошим человеком.  Смысл жизни – сделать что-то хорошее, полезное для людей.  Выразить себя  - значит, без остатка отдать себя людям.  Вот и  все.
И тут Антон взорвался.
- Надо же! И все-то Вы знаете! – в  возбуждении говорил он, размахивая руками. – И истина только у Вас! И Бог с Вами! И вы – наместник Бога на земле!
Неожиданно расхохоталась я.  Антон оторопело уставился на меня. В какой-то миг в голове у меня мелькнула мысль:  адекватна ли я? Барменша улыбалась, встревоженности я в ней не заметила.
- Видишь, друг мой, эта тема задевает тебя за живое. Жива, значит, твоя душа, жива…
Я вытирала слезы.
- Конечно, все мои суждения, Антон, вытекают из моего жизненного опыта, а он, понимаешь, не малый.
- А Вы не допускаете, что у меня – свой опыт? У каждого человека свой опыт!
- Конечно, конечно. Однако все познается в сравнении. Смотри, даже ни в одном институте не изучают какой-нибудь язык изолированно. В каждом вузе есть курс Сравнительного языкознания. Давая чему-нибудь оценку, мы сопоставляем свое мнение с чьим-то другим, сравниваем себя со своим кумиром, идеалом.
- Кумиры бывают ложные.
- Вот-вот, ты смотришь прямо в корень. А ты посмотри на Иисуса Назарянина как на реальную историческую личность. Достоверно нам известны последние три года его жизни. «Достоверно», потому что четыре разных по возрасту, по опыту, по статусу человека – я говорю о Евангелистах – рассказали нам о нем одно и то же. Вот человек, который выразил себя. И выразил так, что уже две тысячи лет привлекает наше внимание. Сколько миллионов людей «перебирали» весь Его опыт, сравнивали себя с Ним. И никто еще опровергнуть Его не смог!  Ты говоришь, что я знаю истину. Не я – Он знает истину. Он есть Истина. Ты хочешь знать истину – сравни себя с Ним, и ты увидишь, и ты узнаешь, и ты найдешь…
- Я был в монастыре, - начал было  Антон, но я его прервала.
- Ой, не сравнивай себя с его обитателями! Я ничего о них не знаю и не хочу бросать в них камень, но ты же понимаешь, что я о другом говорю. Вот есть такой анекдот: преставилась старушка и стоит перед дверями рая, а Петр ее не впускает. «Бабушка, как же в рай, ведь Вы даже в церковь не ходили? – Как же я могла ходить в церковь, если наш священник был пьяница? –  Надо было к Богу ходить, а не к священнику».
- Хм, понимаю…
- Вот и хорошо, вижу: ты человек умный. Значит, понимаешь, какая твоя главная ошибка в жизни была, ошибка, из-за которой жизнь твоя с фальшивого старта началась?
- Одна ошибка? – удивился Антон. – Не считая ошибок в воспитании, допущенных родителями?
- Не считая. Я говорю о твоей ЛИЧНОЙ ошибке.
- Не понимаю. Какая она?
- Лень. Ты пригрел у себя на груди лень. Закутался в нее, словно в ватный кокон, отгородил себя от жизни. Лишившись ориентиров, побежал не в ту сторону.
- Ле-е-нь?
- Да. Не говорили ли в школе учителя твоим родителям:  «Ваш мальчик способный, но такой ленивый»? Да ведь ты и сам про себя знал, что ты ленивый. И НИЧЕГО не делал! А ведь лень – это болезнь.
- ??
- Да, духовная болезнь, которую не вылечить ни одним лекарством. Дух лени может победить только Дух Божий, который есть в самом человеке. Хочешь, расскажу, как?

- Нет, - покачала я головой. -  Все очень просто. Цель жизни – стать человеком, хорошим человеком.  Смысл жизни – сделать что-то хорошее, полезное для людей.  Выразить себя  - значит, без остатка отдать себя людям.  Вот и  все.
И тут Антон взорвался.
- Надо же! И все-то Вы знаете! – в  возбуждении говорил он, размахивая руками. – И истина только у Вас! И Бог с Вами! И вы – наместник Бога на земле!
Неожиданно расхохоталась я.  Антон оторопело уставился на меня. В какой-то миг в голове у меня мелькнула мысль:  адекватна ли я? Барменша улыбалась, встревоженности я в ней не заметила.
- Видишь, друг мой, эта тема задевает тебя за живое. Жива, значит, твоя душа, жива…
Я вытирала слезы.
- Конечно, все мои суждения, Антон, вытекают из моего жизненного опыта, а он, понимаешь, не малый.
- А Вы не допускаете, что у меня – свой опыт? У каждого человека свой опыт!
- Конечно, конечно. Однако все познается в сравнении. Смотри, даже ни в одном институте не изучают какой-нибудь язык изолированно. В каждом вузе есть курс Сравнительного языкознания. Давая чему-нибудь оценку, мы сопоставляем свое мнение с чьим-то другим, сравниваем себя со своим кумиром, идеалом.
- Кумиры бывают ложные.
- Вот-вот, ты смотришь прямо в корень. А ты посмотри на Иисуса Назарянина как на реальную историческую личность. Достоверно нам известны последние три года его жизни. «Достоверно», потому что четыре разных по возрасту, по опыту, по статусу человека – я говорю о Евангелистах – рассказали нам о нем одно и то же. Вот человек, который выразил себя. И выразил так, что уже две тысячи лет привлекает наше внимание. Сколько миллионов людей «перебирали» весь Его опыт, сравнивали себя с Ним. И никто еще опровергнуть Его не смог!  Ты говоришь, что я знаю истину. Не я – Он знает истину. Он есть Истина. Ты хочешь знать истину – сравни себя с Ним, и ты увидишь, и ты узнаешь, и ты найдешь…
- Я был в монастыре, - начал было  Антон, но я его прервала.
- Ой, не сравнивай себя с его обитателями! Я ничего о них не знаю и не хочу бросать в них камень, но ты же понимаешь, что я о другом говорю. Вот есть такой анекдот: преставилась старушка и стоит перед дверями рая, а Петр ее не впускает. «Бабушка, как же в рай, ведь Вы даже в церковь не ходили? – Как же я могла ходить в церковь, если наш священник был пьяница? –  Надо было к Богу ходить, а не к священнику».
- Хм, понимаю…
- Вот и хорошо, вижу: ты человек умный. Значит, понимаешь, какая твоя главная ошибка в жизни была, ошибка, из-за которой жизнь твоя с фальшивого старта началась?
- Одна ошибка? – удивился Антон. – Не считая ошибок в воспитании, допущенных родителями?
- Не считая. Я говорю о твоей ЛИЧНОЙ ошибке.
- Не понимаю. Какая она?
- Лень. Ты пригрел у себя на груди лень. Закутался в нее, словно в ватный кокон, отгородил себя от жизни. Лишившись ориентиров, побежал не в ту сторону.
- Ле-е-нь?
- Да. Не говорили ли в школе учителя твоим родителям:  «Ваш мальчик способный, но такой ленивый»? Да ведь ты и сам про себя знал, что ты ленивый. И НИЧЕГО не делал! А ведь лень – это болезнь.
- ??
- Да, духовная болезнь, которую не вылечить ни одним лекарством. Дух лени может победить только Дух Божий, который есть в самом человеке. Хочешь, расскажу, как?


- Нет, - покачала я головой. -  Все очень просто. Цель жизни – стать человеком, хорошим человеком.  Смысл жизни – сделать что-то хорошее, полезное для людей.  Выразить себя  - значит, без остатка отдать себя людям.  Вот и  все.
И тут Антон взорвался.
- Надо же! И все-то Вы знаете! – в  возбуждении говорил он, размахивая руками. – И истина только у Вас! И Бог с Вами! И вы – наместник Бога на земле!
Неожиданно расхохоталась я.  Антон оторопело уставился на меня. В какой-то миг в голове у меня мелькнула мысль:  адекватна ли я? Барменша улыбалась, встревоженности я в ней не заметила.
- Видишь, друг мой, эта тема задевает тебя за живое. Жива, значит, твоя душа, жива…
Я вытирала слезы.
- Конечно, все мои суждения, Антон, вытекают из моего жизненного опыта, а он, понимаешь, не малый.
- А Вы не допускаете, что у меня – свой опыт? У каждого человека свой опыт!
- Конечно, конечно. Однако все познается в сравнении. Смотри, даже ни в одном институте не изучают какой-нибудь язык изолированно. В каждом вузе есть курс Сравнительного языкознания. Давая чему-нибудь оценку, мы сопоставляем свое мнение с чьим-то другим, сравниваем себя со своим кумиром, идеалом.
- Кумиры бывают ложные.
- Вот-вот, ты смотришь прямо в корень. А ты посмотри на Иисуса Назарянина как на реальную историческую личность. Достоверно нам известны последние три года его жизни. «Достоверно», потому что четыре разных по возрасту, по опыту, по статусу человека – я говорю о Евангелистах – рассказали нам о нем одно и то же. Вот человек, который выразил себя. И выразил так, что уже две тысячи лет привлекает наше внимание. Сколько миллионов людей «перебирали» весь Его опыт, сравнивали себя с Ним. И никто еще опровергнуть Его не смог!  Ты говоришь, что я знаю истину. Не я – Он знает истину. Он есть Истина. Ты хочешь знать истину – сравни себя с Ним, и ты увидишь, и ты узнаешь, и ты найдешь…
- Я был в монастыре, - начал было  Антон, но я его прервала.
- Ой, не сравнивай себя с его обитателями! Я ничего о них не знаю и не хочу бросать в них камень, но ты же понимаешь, что я о другом говорю. Вот есть такой анекдот: преставилась старушка и стоит перед дверями рая, а Петр ее не впускает. «Бабушка, как же в рай, ведь Вы даже в церковь не ходили? – Как же я могла ходить в церковь, если наш священник был пьяница? –  Надо было к Богу ходить, а не к священнику».
- Хм, понимаю…
- Вот и хорошо, вижу: ты человек умный. Значит, понимаешь, какая твоя главная ошибка в жизни была, ошибка, из-за которой жизнь твоя с фальшивого старта началась?
- Одна ошибка? – удивился Антон. – Не считая ошибок в воспитании, допущенных родителями?
- Не считая. Я говорю о твоей ЛИЧНОЙ ошибке.
- Не понимаю. Какая она?
- Лень. Ты пригрел у себя на груди лень. Закутался в нее, словно в ватный кокон, отгородил себя от жизни. Лишившись ориентиров, побежал не в ту сторону.
- Ле-е-нь?
- Да. Не говорили ли в школе учителя твоим родителям:  «Ваш мальчик способный, но такой ленивый»? Да ведь ты и сам про себя знал, что ты ленивый. И НИЧЕГО не делал! А ведь лень – это болезнь.
- ??
- Да, духовная болезнь, которую не вылечить ни одним лекарством. Дух лени может победить только Дух Божий, который есть в самом человеке. Хочешь, расскажу, как?

- Сразу тебе скажу, что это не мои измышления, ибо кто я такая? Приведу тебе слова  авторитетного византийского философа, жившего на Синае спустя 550 лет после рождения Христа. Иоанн Лествичник , высоко образованный человек своего времени, осмыслил духовную сущность христианства и то, что ему открылось в «боговидении»,  изложил в своем труде «Лествица» (  в современном языке – лестница).
Образ лестницы заимствован им из Библии, где описано видение Иаковом лестницы, по которой восходят ангелы к Богу.  Этот образ послужил названию книги. Сама же книга представляет собой руководство к поэтапному нравственному САМОСОВЕРШЕНСТВОВАНИЮ, духовному восхождению,  как по ступенькам, к пониманию Бога. Слышал о такой?
- Никогда.
- Прочти, рекомендую. Одна из глав этой книги так и называется «Об унынии и лености». Кстати, другой авторитетный богослов Ефим Сирин, подобные суждения выразил в конкретной молитве:  «Дух праздности, уныния, любоначалия и празднословия не дай мне, Господи».
Эти страсти греховные, пороки, бесы - назови их, как хочешь -  нападают на человека бездеятельного и безмолвного, находящегося в расслаблении  души, изнеможении ума, в пренебрежении к работе, к молитве, в ненависти к долгу. Эти бесы – «ублажатели мирских наслаждений, оболгатели Бога, будто Он немилосерд и нечеловеколюбив».
Врач посещает больных утром, а лень нападает на человека ночью, пока он, беззащитный, спит.
И если не противиться лени, «прежде смерти она от него не отступит, и до кончины его на всякий день будет бороть его.  Наблюдай и увидишь, что она борет тех, которые стоят на ногах, склоняя их к тому, чтобы сели; а сидящих увещевает приклониться к стене; она заставляет посмотреть в окно келии, побуждает производить стук и топот ногами.
Ставшим на молитву сей лукавый дух напоминает о нужных делах, и употребляет всякое ухищрение, чтобы только отвлечь нас от собеседования с Господом.  В час молитвы  отягощает тело; стоящих на молитве он погружает в сон, и в бесконечных зеваниях похищает стихи из уст.  Когда нет псалмопения, тогда и уныние не является; и глаза, которые закрывались от дремоты, открываются, как только служба кончилась.
Мужественная душа воскрешает и умерший ум; уныние же и леность расточают все человеческие силы. Из  восьми предводителей ЗЛОБЫ  дух уныния есть тягчайший.  Уныние же для инока есть все поражающая смерть».
Таким образом,  можем сделать для себя вывод: дух лени и уныния поражает бездельников и маловеров.  Иоанн вынудил духа сознаться о себе: «Родительницы у меня многие: иногда бесчувствие души, иногда забвение небесных благ, а иногда и чрезмерность трудов. Исчадия мои, со мною пребывающие: перемены местопребываний, пренебрежение повелений отца духовного, непамятование о последнем суде, а иногда и оставление монашеского обета».
- Интересные рассуждения, - заметил Антон – А как же победить этого духа?
- Очень просто, всего три правила.
Первое, как проснулся - немедленно встань с кровати и поди хорошо умойся непременно ХОЛОДНОЙ водой;  смой сети, наброшенные на тебя во сне.
Второе, займись делом и распланируй свой день так, чтобы не оставалось времени на ничегонеделание. Паузы для отдыха заполняй размышлениями о Боге.
Третье, когда ослабеешь в борьбе с ленью, перекрестись, сделай поясной поклон и скажи: «Помоги мне, Господи, побороть лень». И все.
- А если не поможет?- с сомнением спросил Антон.
- Не поможет – сделай три поклона и скажи молитву Ефима Сирина: «Дух целомудрия, смиренномудрия, терпения и любви даруй мне, Господи». Поможет обязательно. Только бороться с ленью надо не один раз, а постоянно.
 Каждая из порочных  страстей упраздняется одною, какою-нибудь противною ей ДОБРОДЕТЕЛЬЮ.
Как открылся сам дух: «Противники мои, которые связывают меня ныне, суть псалмопение с рукоделием (надо понимать, мысли о Боге и физический труд).  Враг мой есть помышление о смерти; умерщвляет же меня молитва с твердою надеждою сподобиться вечных благ».
- Слышь, Антон, ра-бо-тай, делай же что-нибудь, а не проводи время в праздных рассуждениях. Работай! И не жди, чтобы кто-то стоял за тобой с пистолетом. Сам себя понуждай, у Бога стойкости проси.
- Хорошие советы! Но я их с детства знаю, и без трактата Вашего Иоанна Лествичника. Почему  Вы ему так упорно верите?
- Потому что Лествичник – богослов-философ. Чем отличается философ от умничающих обывателей? – спросила я и сама же ответила. – А тем, что философ не отдельные праздные советы дает, а создает законченную, объемную  модель понятия.
Знаешь, чем убедил меня Лествичник? – В главе «Об унынии и лености» он написал:  «Уныние подущает к странноприимству (принятию странников в своем доме); увещевает подавать милостыню от своих трудов; усердно побуждает посещать больных; напоминает о Том, Который сказал:  болен бых, и придосте ко Мне (Матф. 25, 36); увещевает посещать скорбящих и малодушествующих; и, будучи само МАЛОДУШНО, внушает утешать МАЛОДУШНЫХ».
- Видишь, не в бровь, а в глаз сказано именно о нас с тобой – бездельничаем мы тут, тратим время в праздных утешениях, пора работой заняться!
Я решительно встала из-за стола, Антон последовал моему примеру. Сопровождаемые недобрым взглядом барменши, мы вышли на улицу.
На город сползали сумерки. Было как раз такое время, когда люди, идущие с работы, уже зашли в свои дома, а молодые, друзья темноты, еще не вышли на прогулки.  Мы шли вдоль длинной бетонной стены, огораживающей железнодорожные пути, по направлению к троллейбусной остановке.  Вся стена была изрисована агрессивными рисунками граффити.
- Давайте я понесу Вашу сумку, - протянул руку Антон.
Ни минуты не задумываясь, я отдала ему сумку,  в которой были деньги и документы. Я доверяла Антону. 

- Сразу тебе скажу, что это не мои измышления, ибо кто я такая? Приведу тебе слова  авторитетного византийского философа, жившего на Синае спустя 550 лет после рождения Христа. Иоанн Лествичник , высоко образованный человек своего времени, осмыслил духовную сущность христианства и то, что ему открылось в «боговидении»,  изложил в своем труде «Лествица» (  в современном языке – лестница).
Образ лестницы заимствован им из Библии, где описано видение Иаковом лестницы, по которой восходят ангелы к Богу.  Этот образ послужил названию книги. Сама же книга представляет собой руководство к поэтапному нравственному САМОСОВЕРШЕНСТВОВАНИЮ, духовному восхождению,  как по ступенькам, к пониманию Бога. Слышал о такой?
- Никогда.
- Прочти, рекомендую. Одна из глав этой книги так и называется «Об унынии и лености». Кстати, другой авторитетный богослов Ефим Сирин, подобные суждения выразил в конкретной молитве:  «Дух праздности, уныния, любоначалия и празднословия не дай мне, Господи».
Эти страсти греховные, пороки, бесы - назови их, как хочешь -  нападают на человека бездеятельного и безмолвного, находящегося в расслаблении  души, изнеможении ума, в пренебрежении к работе, к молитве, в ненависти к долгу. Эти бесы – «ублажатели мирских наслаждений, оболгатели Бога, будто Он немилосерд и нечеловеколюбив».
Врач посещает больных утром, а лень нападает на человека ночью, пока он, беззащитный, спит.
И если не противиться лени, «прежде смерти она от него не отступит, и до кончины его на всякий день будет бороть его.  Наблюдай и увидишь, что она борет тех, которые стоят на ногах, склоняя их к тому, чтобы сели; а сидящих увещевает приклониться к стене; она заставляет посмотреть в окно келии, побуждает производить стук и топот ногами.
Ставшим на молитву сей лукавый дух напоминает о нужных делах, и употребляет всякое ухищрение, чтобы только отвлечь нас от собеседования с Господом.  В час молитвы  отягощает тело; стоящих на молитве он погружает в сон, и в бесконечных зеваниях похищает стихи из уст.  Когда нет псалмопения, тогда и уныние не является; и глаза, которые закрывались от дремоты, открываются, как только служба кончилась.
Мужественная душа воскрешает и умерший ум; уныние же и леность расточают все человеческие силы. Из  восьми предводителей ЗЛОБЫ  дух уныния есть тягчайший.  Уныние же для инока есть все поражающая смерть».
Таким образом,  можем сделать для себя вывод: дух лени и уныния поражает бездельников и маловеров.  Иоанн вынудил духа сознаться о себе: «Родительницы у меня многие: иногда бесчувствие души, иногда забвение небесных благ, а иногда и чрезмерность трудов. Исчадия мои, со мною пребывающие: перемены местопребываний, пренебрежение повелений отца духовного, непамятование о последнем суде, а иногда и оставление монашеского обета».
- Интересные рассуждения, - заметил Антон – А как же победить этого духа?
- Очень просто, всего три правила.
Первое, как проснулся - немедленно встань с кровати и поди хорошо умойся непременно ХОЛОДНОЙ водой;  смой сети, наброшенные на тебя во сне.
Второе, займись делом и распланируй свой день так, чтобы не оставалось времени на ничегонеделание. Паузы для отдыха заполняй размышлениями о Боге.
Третье, когда ослабеешь в борьбе с ленью, перекрестись, сделай поясной поклон и скажи: «Помоги мне, Господи, побороть лень». И все.
- А если не поможет?- с сомнением спросил Антон.
- Не поможет – сделай три поклона и скажи молитву Ефима Сирина: «Дух целомудрия, смиренномудрия, терпения и любви даруй мне, Господи». Поможет обязательно. Только бороться с ленью надо не один раз, а постоянно.
 Каждая из порочных  страстей упраздняется одною, какою-нибудь противною ей ДОБРОДЕТЕЛЬЮ.
Как открылся сам дух: «Противники мои, которые связывают меня ныне, суть псалмопение с рукоделием (надо понимать, мысли о Боге и физический труд).  Враг мой есть помышление о смерти; умерщвляет же меня молитва с твердою надеждою сподобиться вечных благ».
- Слышь, Антон, ра-бо-тай, делай же что-нибудь, а не проводи время в праздных рассуждениях. Работай! И не жди, чтобы кто-то стоял за тобой с пистолетом. Сам себя понуждай, у Бога стойкости проси.
- Хорошие советы! Но я их с детства знаю, и без трактата Вашего Иоанна Лествичника. Почему  Вы ему так упорно верите?
- Потому что Лествичник – богослов-философ. Чем отличается философ от умничающих обывателей? – спросила я и сама же ответила. – А тем, что философ не отдельные праздные советы дает, а создает законченную, объемную  модель понятия.
Знаешь, чем убедил меня Лествичник? – В главе «Об унынии и лености» он написал:  «Уныние подущает к странноприимству (принятию странников в своем доме); увещевает подавать милостыню от своих трудов; усердно побуждает посещать больных; напоминает о Том, Который сказал:  болен бых, и придосте ко Мне (Матф. 25, 36); увещевает посещать скорбящих и малодушествующих; и, будучи само МАЛОДУШНО, внушает утешать МАЛОДУШНЫХ».
- Видишь, не в бровь, а в глаз сказано именно о нас с тобой – бездельничаем мы тут, тратим время в праздных утешениях, пора работой заняться!
Я решительно встала из-за стола, Антон последовал моему примеру. Сопровождаемые недобрым взглядом барменши, мы вышли на улицу.
На город сползали сумерки. Было как раз такое время, когда люди, идущие с работы, уже зашли в свои дома, а молодые, друзья темноты, еще не вышли на прогулки.  Мы шли вдоль длинной бетонной стены, огораживающей железнодорожные пути, по направлению к троллейбусной остановке.  Вся стена была изрисована агрессивными рисунками граффити.
- Давайте я понесу Вашу сумку, - протянул руку Антон.
Ни минуты не задумываясь, я отдала ему сумку,  в которой были деньги и документы. Я доверяла Антону. 

Меня накрыла волна негодования. «Дура! Какая же я дура!» Маятник моего энтузиазма  пошел в обратную сторону. «Кого ты хотел научить?!  - прорезалась в голове песня Макаревича. – Кого ты хотел научить? Нет, не так.… Там было как-то иначе … «Кого ты хотел удивить!» - да, точно так. Вот и удивила.  Хотела, как лучше…
Из окна отъезжающего  троллейбуса на меня недоуменно смотрел пассажир. Я оглянулась  по сторонам: на остановке осталась лишь я одна. «Эх, чего же я не села в троллейбус? Ах да, денег на билет у меня нет: сумку Антон унес.  Ну, ведь дура  как есть …» И тут передо мной появился Антон.
- Простите. Я идиот, - сказал он. – Еще и сумку Вашу унес.
Я очень ему обрадовалась.
-Нет, это я идиотка: вздумала тебя учить. У нас разный нравственный капитал.

Мы молча стояли и улыбались, глядя друг на друга. Затем, обессиленные, сели на скамейку.
- Не говорите так. Мне много дал наш разговор. Пусть у меня другое мнение на счет стихов…,  а какой "нравственный капитал" я имею, знать только мне,  – в его голосе по-детски  звучала обида. - Но Вы правы: я не Цой,  и не Сонный Женя, и не Буковски(чему рад) - я это я. А Буковски это Буковски. Поскольку вы понимаете стихи  неправильно и не знаете  меня, то лучше Вам и не слышать  моих стихов. Оставайтесь при своем опыте, его у Вас больше.
- Ты думаешь, мне хочется бронзоветь в своем опыте, как старый памятник? Ну, у нет! Я как раз из тех, которые считают, что яйца учат курицу! Иначе бы никакого прогресса не было.
Сидящая рядом  моего возраста женщина насмешливо хмыкнула.  Мы с Антоном переглянулись.
- Пойдемте пройдемся, - предложил Антон и привычно взял мою сумку.
Мы вновь шли мимо бетонного забора с граффити. Рисунки вызывали у меня отторжение.
- Давай оставим в покое поэзию, - предложила я. – Хочу посмотреть на нее твоими глазами. И не факт, что после этого останусь при своем прежнем мнении. Но вот скажи мне, пожалуйста, зачем тебе нужно самовыражение? И каждый ли человек должен самовыразиться? Я понимаю, что «самореализоваться»?
- А как же! – удивился Антон. – Каждый для чего-то приходит в эту жизнь. Вы же говорили, у Создателя есть план в отношении каждого. Значит, человек должен выполнить этот план и оставить след на земле.
- Даже в виде такой картины? – кивнула я на черно-лиловый рисунок на стене. – И от этого мир станет лучше?
- Мир станет разнообразнее! – убежденно ответил Антон. – А реализовавшийся человек станет лучше. Полнота лучше пустоты. А Вы себя реализовали, выразили стремления Вашей души?
- …. Думаю, нет.
- А счастливы?
- Думаю, да.
- Ха! Как же такое возможно? Вы сами себе противоречите.
- Нет. Это не спонтанный, а давно обдуманный ответ,  долго я  к нему шла…
- Тогда  объясните.
- Так вот. В юности, когда меня обуревали страсти, мне хотелось выразить себя … в любви. Я  читала художественную литературу, слушала классическую музыку, рассматривала картины выдающихся художников. Тогда и поняла, что чувства бывают не только сильные, горячие, страстные, но и глубокие, тонкие, пронзительные, нежные.… В общем, я искала таких, пыталась в себе такие вырастить.
- И что, удалось?
- Нет.
- А откуда тогда счастье?
-  От понимания того, что чувства – это нити, из которых складываются человеческие отношения, ткутся, как ковер. Нет ничего выше и значимее, чем отношения между людьми. Вот где безграничное поле для самосовершенствования!
 Эта дорога привела меня к Богу. Я узнала о пороках и добродетелях. Я увидела многие свои недостатки, о которых даже не подозревала, я узнала о путях их преодоления,  помнишь, мы с тобой говорили о лени и унынии? Я стала лучше понимать окружающих меня людей, замечать в них такие качества, которых по слепоте душевной прежде в упор не видела. Все это начало приоткрывать мне  безграничную  красоту жизни. От этого и счастье: я вижу свет и знаю, куда идти. И я лишь в начале пути.  От этого и радость: сколько всего еще предстоит впереди!
Антон тяжело вздохнул, как после тяжелой работы.
- У Вас опять все сводится к Богу…
- «А зачем нужна дорога, которая не ведет к храму?» - задала вопрос героиня фильма «Покаяние» режиссера Абуладзе.
- Не слышал о таком.
- Ну, а что «все дороги ведут в храм», слышал?
- «в Рим».
- нет, в храм. К Богу, - уверенно сказала я.- Ты пишешь стихи, а разве не знаешь, что все искусство вышло из религии? Из религиозных культов и обрядов.
 Антон задумался.
 - Ну, в общем-то, да...
- Точно, «да». Не случайно сказано: «В начале было Слово, и это Слово было Бог». И высшие достижения искусства возникали тогда, когда оно устремлялось к небу. К Богу.
- Так что теперь – только молиться?
Я рассмеялась.
- Почему «молиться»? – Трудиться! Работать, значит.
- Что-то я не помню, где это сказано.
- Да в первых строках Библии!  Создал Бог землю и населил ее растениями и животными, и в шестой день создал человека по образу и подобию Своему - мужчину и женщину сотворил.  И сказал им: плодитесь и размножайтесь и владычествуйте над землею.
- И где здесь о труде?
- Здесь пока я вижу, что человек был создан Богом как вершина всего животного мира. Вершина – потому что по образу Бога человек получил способность  мыслить и руководить. Так и жили бы люди в раю, если бы не согрешили.  Но они-таки согрешили.
И выслал их Господь Бог из рая, чтобы возделывать землю и в поте лица своего добывать пропитание. «Возделывать» и «добывать» суть трудиться. Способность к труду выделяет человека из  всего животного мира. С этим даже материалисты согласны. У Энгельса есть трактат «Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека».  Слыхал? Интересная вещь.  К чему подвели нас наши  рассуждения? Так в чем смысл человеческой жизни?
- Плодиться и трудиться, - с иронией ответил Антон.
Я проигнорировала его иронию.
- Зачем  же изощряться в поисках смысла жизни? Он ясен: трудись – и будешь человеком. Не будешь трудиться – превратишься в животное или в паразита, глиста какого-нибудь, живущего за счет других. Отсюда вытекает и следствие: выразить себя, реализоваться как личность, можно лишь в любви и в труде. Согласен?
Антон не хотел сдаваться.
- В мире перепроизводство…
- Чего?
- …продуктов потребления.
- Где? В отдельных странах? А в других – недостаток. Перекос, искусственно созданный с помощью границ.  И не переходи на масштаб всего человечества: мы рассуждаем в масштабе отдельной личности. Твоей, кстати.  Ты не знаешь, что тебе делать. А я говорю: работай! Вырази себя в труде – и вся теснота души твоей сама по себе рассосется.
Антон не хотел сдаваться.
- Вы думаете, Ваши рассуждения о Боге правильные? Они  Ваши личные измышления или какая- то сложившаяся теория?
- Это МОИ рассуждения о Боге, и в этом их стопроцентная правда. А что касается теорий … за две тысячи лет существования христианства сколько теорий и сколько толкований его сложилось! Какую бы ты мысль о Боге ни высказал, она уже есть в какой-то теории.
В своем понимании Бога я, наверное, нахожусь в русле духовной практики исихазма. «Исиха;зм» - от греческого «спокойствие». Я думаю, что путем самопознания, нравственного очищения, направляющей молитвы можно приблизиться к пониманию Бога и через Божественную благодать обрести спокойствие, гармонию в душе, уверенность в своих силах, ощутить радость бытия и открыть  в себе способность к любви.  Я думаю, именно в этом состоит наше подобие Богу. Думаю, ключевой цитатой из Священного Писания для меня  является «Царствие Божие внутрь вас есть» (Лк, 17:21). Оттого и целью своей жизни считаю труд  восхождения  по духовной лестнице к достижению Царствия Божьего, которое и есть, в моем понимании, счастье. «Человек создан для счастья, как птица для полета». Согласен?

- А как же Ваша свобода воли?
- Ох, сколько ведется споров  о существовании свободы воли, её верном определении и природе. Даже не будучи знакома с концепцией синергизма, для себя я определяю свободу воли так: человеку невозможно духовное возрастание без Бога и Богу невозможно спасти человека без воли самого человека.
Антон смотрел на меня восхищенными глазами. В них был свет.
Какой-то знакомый образ мелькнул в моем сознании. Я поспешила догнать его, удержать, чтоб рассмотреть и узнать. О да, я узнала его!  Это было видение православной церкви  недалеко от моего дома: стройное белое здание, нежно-зеленая шатровая кровля которого увенчана пятью золотыми луковками. В ночное время электрическая подсветка делает церковь похожей на космический корабль, ковчег, летящий  в черной пустоте космоса. Так сейчас светилось лицо Антона: отраженным светом, идущим снаружи. А вечернее время, когда в церкви шла служба, она светилась теплым, живым светом изнутри. Как прекрасно было бы лицо Антона, если бы его озаряла лампадка веры из его души!
- Чего Вы на меня так смотрите? – спросил Антон.
- Я не хочу тебе ничего навязывать и обращать тебя в свою веру. У каждого ЛИЧНЫЕ отношения с Богом. Я лишь хочу сказать, что нужно искать этих отношений. Человек, как троллейбус: энергетическую подпитку получает сверху. И столь неважно, с помощью какой именно теории мы подключимся к Божественному источнику энергии. Важно быть с Ним. 

Антон молчал, но не сопротивлялся. Молчание было легким, объединяющим. Словно в одной лодке мы легко скользили с ним по водам спокойной широкой реки.
- Вот только не ошибиться бы с теорией… - в задумчивости произнес Антон.
- Так я же и говорю: опирайся на  первоисточник! Читай Библию, Святые Писания -  и у тебя сложится собственное понимание Бога, собственная теория,  конечно же, уже существующая в теологии.  И она будет стопроцентно правильная. Так я думаю.
Теорий и мнений всегда много, - теперь уже,  не напрягаясь,  продолжала рассуждать я. – Вот у нас с тобой разные мнения  об том  злополучном  стихе. Есть разные мнения и о искусстве, и о истории, и о религии…
 
Кстати, о истории. Разные современные толкования истории – пасынки пресловутого плюрализма - привели к тому, что в разных школах одно и то же историческое событие освещается по-разному. Вот раньше мы знали историю Геродота, историю России Ключевского, а теперь  сколько учителей нашлось! И к чему разномненье в обучении  приводит?  - К нетерпимости, к подготовке почвы для гражданской войны?
- Нет, нет, - остановила я Антона, пытающегося мне возразить,  - конечно, могут  быть разные мнения, но при одном условии: что такое хорошо и что такое плохо люди должны понимать ОДИНАКОВО. Нужна единая система отсчета, иначе – хаос. Вот в музыке – сколько есть стилей, течений, направлений, но без метронома ни музыканта, ни музыки нет.  Господь – наш метроном.
Мы продолжали идти вперед, и наконец,  стали замечать окружающее.

Мы были в районе частных застроек. Тусклые уличные фонари с трудом рассеивали вечернюю мглу.  Зато приветливо светились окна одноэтажных домов. Словно манили к себе. Остро захотелось домашнего уюта в семейном кругу, тихой радости общения с родными, понимающими тебя людьми.
- Ты скучаешь по дому? – спросила я.
- Бывает, скучаю, - просто ответил Антон.
- Возвращайся домой, Антон! И мама тебя заждалась. Уверена, все будут рады твоему возвращению. И в глазах друзей ты не уронишь себя.
Антон молчал. Я словно уговаривала его.
- Если сбился с пути, никогда не поздно вернуться домой, чтоб потом начать все сначала. И в армию тебя сразу не загребут: призыв только весной. Поживешь дома, подлечишься, окрепнешь, на работу какую-нибудь пойдешь, водительские права получишь. Ну, Антон? – теребила я его за рукав.
- На какую работу? Я, может,  поэтом стать хочу.
- Ах ты, Господи! Ты мужчиной еще не стал – ни мужем, ни отцом, а уже хочешь быть поэтом!  На поэта тоже учиться надо. Что может сказать миру безграмотный человек? Поступай в литературный институт.
- Все поэты как раз из него выходят, - ехидно съязвил Антон.
- Ну, поэзия – искусство строгих форм, - заметила я. – Если в прозе возможны  какие-то  недоработки, которые можно выдать за авторский стиль, то в стихосложении «чуть-чуть неправильно» - это очевидная всем безграмотность, как в музыке – фальшь. Возвращайся и работай!
- Ку-да? – протянул Антон. -  Где работай?
- А все равно, где! Просто честно работай. Попробуй хоть какое-то время пожить по законам общества.
- И что?
- «И будет тебе счастье!» – не сдержалась я.
- Вот я приведу тебе пример. Мой папа, когда вернулся с войны, не имел выбора. Все вокруг было разрушено, а работы – никакой. Пошел на стройку. Работал, поступил заочно в вуз, учился, женился, работал.… И все делал с полной отдачей, на совесть! 25 лет проработал на одном предприятии … в системе энергетики, дослужился до начальника отдела капитального строительства, медаль «Ветеран труда» получил.
- И что?
- А то, что в городе крылатыми стали слова управляющего Стройбанка: «Николаю Петровичу под его честное слово я любую ссуду дам!» Сейчас папы давно с нами нет, но на его могиле мы постоянно находим цветы, не нами принесенные. Значит, помнит кто-то … добром вспоминает… . А недавно в поликлинике подходит ко мне старушка и спрашивает: не родственница ли я Николая Петровича? «Дочь, - отвечаю. – А Вы помните папу?» «А как же? Я как молодой специалист начинала под его руководством. Хороший человек был!». Вот видишь, Антон, папа реализовал себя  как личность и реализовал  именно в честном, добросовестном труде. Хотя никогда не говорил, что строительство  энергообъектов - его призвание.

Тут я споткнулась о какой-то выступ на щербатом тротуаре. Антон подхватил меня и прижал к себе.
- Держитесь за меня, - сказал он. – Тут и ногу сломать недолго.
Он вел меня под руку. Я была в смятении, даже, скорее, в досаде. Я чувствовала, что пример моего отца оставил Антона равнодушным. Не сумела я убедить парня!  Кроме того, меня смущала наша близость: все же Антон молодой мужчина, намного моложе меня. «Веди себя, как если бы он был твой внук, - внушала я сама себе. Хотя мой внук сейчас подросток и стесняется ходить со мной под руку или за руку. И, наверное, в возрасте Антона будет стесняться. А этот - нет. Почему?
- Слышите, как облаивают нас собаки? – вдруг спросил Антон. – Чужаки мы тут. Как по телеграфу передают собаки информацию друг другу. И злобно лают, изгоняя посторонних.
- Ну что ж! Собаки охраняют свой дом. А мы – бездомные. Боятся, что посягнем на их жилище. Так ты едешь домой?
- Нет. Я, пожалуй, останусь свободным художником, - ответил Антон.
Во мне все оборвалось. Мы словно вернулись с Антоном в  исходную точку нашего разговора. Общение оказалось бесполезным.
Я освободила свою руку. Тем более что мы вышли к вокзалу и опять шли вдоль бетонного забора, изрисованного граффити.
- Таким, как эти? – кивнула я на рисунки. – Ты говорил, это самовыражение. Это самоиспражнение! Я навалил – а вы нюхайте! Думаешь, эти художники не знают, что их творчество не нравится людям? А рисуют назло. Впрочем, это не творчество, это проявление психического расстройства.
- Вот как! – удивился Антон.
- Да. Эти люди страдают от недостатка внимания к себе со стороны других. А привлечь внимание нечем: внутри них хаос и пустота. Вот и выплескивают свою агрессию на других: нате, хавайте, гады!

- А какие художники Вам нравятся?
- Хорошие.
-Это какие, например? Рембрандт?
- И Рембрандт, конечно.
- А Ван Гог?
- Честно скажу, не все мне у него нравится.
- А  Вы считаете, что хорошее – это то, что покупается?
Я смутно догадывалась, куда он клонит, но мнение у меня уже было сформировано.
- Я считаю, что в сфере искусства тоже перепроизводство. Столько бездарностей расплодилось, которые просто замусоривают, загрязняют пространство проявлениями своей духовной ущербности.
- А что есть «бездарность»? Кто ее определяет?
Честно говоря, с тог момента, как я почувствовала бесполезность нашего общения, разговор стал меня утомлять. Я смотрела на Антона печальными глазами уставшей собаки. Он что-то почувствовал.
- Вы «Жажду жизни» Ирвинга Стоуна читали?
- Нет.
- Боюсь, что в творчестве Вы чего-то недопонимаете. Прочтите.
Мы смешались с толпой людей, идущих с вечернего поезда к троллейбусной остановке. Это были в основном молодые люди с большими сумками, вернувшиеся в город из родных домов.
- Студенты, - сказала я, кивнув в их сторону. – Не скучаешь?
- Нет.
Антон не стрелял глазами по сторонам, и видно было, что эти молодые девушки его не интересуют.

Три троллейбуса, стоящие на кольце, быстро наполнялись пассажирами. Мой троллейбус стоял последним.
- Куда ты сейчас, Антон? – спросила я.
- Не знаю…
И снова его тоска передалась мне. Снова я чувствовала, что Антон от меня чего-то хочет.
- Мне бы помыться и переночевать. А завтра я что-нибудь придумаю. Не возьмете ли на ночь к себе?
- Нет. Это уже лишнее, - не задумываясь, отрезала я. – Я живу не одна, и у меня нет возможности.
- Понимаю…
Я живу сейчас одна. В той самой отцовской квартире. Дочка с мужем уехали работать по контракту на строительстве АЭС, их дети с ними. Могла бы я предоставить ночлег Антону. Но не хотела. Не хотела дать ему «неправильный шанс».
- Поезжай домой. Успеешь на вечерний поезд, - твердо сказала я.
Я взглянула Антону в глаза.
- Может, у тебя денег на билет нет?
И поняла, что нет.
- Дай-ка мою сумку!
Отсчитав нужную сумму, я протянула деньги Антону. Он помедлил, но взял.
- Я Вам верну…
- Не надо, - перебила я. – Это мой подарок тебе.
- За что?
- … За то, что слушал меня.
Антон сделал какое-то движение. Мне показалось, что он хочет поцеловать мне руку. Слава Богу, показалось.
- Прощай, - сказала я и вошла в троллейбус.

Два передних троллейбуса уже отъехали. Стоял только наш.  Через окно на задней площадке  я все смотрела на Антона. Наши взгляды не разъединялись. Я уже ничего не могла для него сделать: это уже был не тот Антон-студент, с которым мы ехали в поезде три года назад.  Цемент схватывается быстро, и застывшую форму уже не изменишь. Антон уже сформировался – переделать его теперь мог только сам Господь.
Я смотрела на Антона, и в моей голове звучали слова песни:
… И носило меня, 
Как осенний листок,
Я менял города,
И менял имена.
Надышался я пылью
Заморских дорог,
Где не пахли цветы,
Не блестела луна…
Зачеркнуть бы всю жизнь –
И сначала начать,
Улететь к ненаглядной
Певунье своей…
Да узнает ли старая
Родина-мать
Одного из пропавших своих сыновей…?

Но удивительно: Антон не выглядел обреченным и беспомощным. Он думал. А думающий, мыслящий, ищущий человек найдет дорогу к храму.
 
Троллейбус загудел и плавно понес меня к моему дому. Прощай, Антон! Спасибо тебе за встречу, и мне она много дала. Трудно будет тебе, но я уверена, что все у тебя хорошо сложится, и в жизни ты не пропадешь.