Стрекоза и Ээй

Виола Тарац
- Эй! Это ты Эй, а я стрекоза. Нет лучше, если ты Э-эй, а я всё-ещё стрекоза. А  ты Э-эй, потому что я тебя зову, а ты далеко, и я кричу: «Э-э-эй!»
 
О! Уже Э-э-эй! Так кто же ты? Ладно, пусть Э-э-эй, если так получилось, а я всё-таки стрекоза, потому что лето красное пропела, а теперь так хочется... А вот что хочется не скажу. Пока не скажу, потому что всем чего-то такого всякого хочется, а мне хочется только одного. Догадайся чего мне хочется, если я стрекоза? А я стрекоза. И лето красное пропела... А почему это лето красное? У меня лето не красное. Жёлтое, наверное. А у тебя какое? Жёлто-красное? А что хочется тебе? Или ты своё лето  не пропел? А моё?
 
Не знаю, пропел ли ты моё лето, и что вообще пропели другие, но мне эти другие надоели, потому что им хочется всякой всячины и от одной меня. А я одна и совсем не всячина, тем более всякая...

Одна дама требует, например, чтобы я заявилась на её концерт. Она, наверное не знает, что я уже стрекоза.  Другая дама  умоляет послушать её в какой-нибудь опере, в «Женщине без тени», например. А зачем мне женщина, когда я стрекоза? Тем более если я стрекоза не призрачная, а с тенью!

Некто мечтает о наших гуляниях по Рейну, а Рейн я люблю, но он сейчас в тумане, а у меня крылья... Некто совсем другой настаивает на создании чего-то такого совместного, а мне этого совместного совсем не хочется, потому что,  хотя  «совместия» и хочется, но хочется его совсем другого. А какого - не скажу. Пока...

А ещё куча других чего-то там требует, мечтает, настаивает, умоляет, а я неумолима. Ну ты догадался, что мне хочется, если я стрекоза и лето жёлтое пропела? Или зелёное? Или, может, лето всякое? В отличие от меня не всякой?
 
А мне хочется .... танцевать! С тобой... Да! Мечтаю о трёх минутах танца с тобой. Чтобы мы, обнявшись, перетаптывались с твоей ноги на мою, а потом с моей на твою, а вокруг нас была музыка. И чтобы она была и внутри нас. А может быть, чтобы мы и сами были музыкой. И чтобы эта музыка перетаптывалась в наших ногах. Вообще в нас. А ещё вокруг. И вообще, нами!
 
Э-эй! Всё-таки лучше, если ты будешь «Э-эй». А то вдруг ты окажешься рядом, и мне не надо будет кричать, а прошептать тебе «Э-эй» будет проще, чем «Э-э-эй». Нет! Лучше я прошепчу тебе протянутое  «эээээй» с бесконечным набором всех «Э» этого и другого мира.  И тогда все эти всякие миры тоже вместятся в этом радостном обнаружении тебя...

Так ты где? И как мне тебя назвать? Кричательным «Э-э-эй!» или шептательным «Эээй...»? Я до тебя уже докричалась? Ну почему я мечтаю о таком нереалистичном танце с тобой? Фантастичном...

А ты сможешь выговорить слово «Стрекоза», если я отпечатаю его на непереключённой клавиатуре? Итак! Печатаю по-русски, а клавиатура непереключённо немецкая. Получается... Cnhtrjpf!  Ты сможешь это «Cnhtrjpf» выговорить? Да ещё восклицая? Выговори! Ты же всё-таки ты, а не стрекоза, хотя и Ээй... Э-э-эй!

- Не кричи. Я рядом. Послушай музыку нашего танца. Такая подойдёт? По-моему подойдёт, если ты встанешь на мои ноги, и я буду пытаться танцевать и тебя, и себя.

- Ну и ну! Это пьянь какая-то! Интонации пытаются сползти в какую-то безинтонационность, а ты всё время их возвращаешь на место. Так тебе придётся возвращать мои ноги на свои, потому что мои ноги уже очень опьянены твоей музыкой и норовят сползти с твоих. Но хорошо, что ты сочинил музыку, в которой мне не надо стоять на своих ногах, потому что я не устояла бы в любом случае. Тем более, когда ты так рядом. Эээй... Ты слышишь мой шёпот?

- Нет. Но ощущаю твои вибрации. Поболтай ещё о чём-нибудь, пока я раздумываю над идеей нового танца, в котором мы будем раздумывать над тем, как тебе удержаться на моих ногах, а мне станцевать и тебя, и себя. Я назову эту музыку «Танец Думающих».

- О! Тогда я помолчу. Не буду мешать своей болтовнёй...

-Не молчи! Говори! Мне нужны вибрации твоего голоса. А то как я найду нужный ритм думающе-танцующих? А вот вникать в твою болтовню мне совсем не обязательно...

-  Хорошо, что ты такой необязательный. А то был бы обязательно муравьём. Потому что труженик. А необязательный  труженик не обязательно муравей. А муравьёв я не люблю. Всё морализуют и морализуют. Скучно как-то. Впрочем, они не любят  меня тоже. Моралисты. Нет – морализаторы... Карбюраторы... Что-то такое техничное, неспособное сочинить «Танец Думающих»...
 
Но может, ты всё-таки муравей, а не Эээй? Ты опять трудишься. Сочиняешь. Может быть, ты  муравей-неморализатор? Но муравей не стал бы танцевать со стрекозой! Вообще бы не стал танцевать! Даже один! А уж удерживать меня на своих ногах ему совсем не по силам! Несмотря на его труженичество...

А может быть, тебе трудно меня удерживать, потому что я могу стрекозно взлететь и выскользнуть из твоих объятий? О нет! Трудись! Обязательно трудись! «Танец Думающих» так важен для моего невзлётного существования. Если я буду думать, то останусь на твоих ногах. И на твоей груди...
 
И как мне могло взбрести в голову, что ты муравей? У тебя же грудь не муравьиная, а очень даже обширная, и на ней помещаюсь вся я со всей своей окрылённой стрекозностью...

О! Я придумала! Мои крылья помогут нам держать баланс. Равновесие. А твоя думающая весомость не позволит крыльям взмыть меня из твоего объятия! Это ты уже додумал «Танец думающих», раз  мне пришла в голову такая спасительная идея? Какой ты всё-таки немуравей! Хотя труженик. А ещё сочинитель моего существования на твоей груди. Этот танец я назову «Экзистанц». Я назову, а ты сочинишь. Немуравьино...

Я стрекочу, а ты молчишь. Сочиняешь. Уже третий танец. А когда сочинишь, я прекращу свой стрёкот и начну уже молчаливо вслушиваться в вибрации твоего молчания, а потом, притворившись нестрекозой, сочиню рассказ или миниатюру, даже не знаю, как назвать то, что сочиню... Может быть, небасню? И назову её «Стрекоза и Ээй».

Или так её назовёшь ты?