Глава 5. Жалоба.
Когда Галка окончила курсы и прибыла в распоряжение комбината, её направили работать в аул Тлюстенхабль. Небольшой левобережный аул жил в то время бурной жизнью. Стройка Кубанского моря была в самом разгаре. Железные вагончики на две семьи оккупировали немалую площадь. Энтузиастов, желающих заработать и получить квартиру, понаехало со всей страны!
Сервисная парикмахерская также расположилась в вагончике: справа мужской зал, слева – женский, прямо перед глазами маленький закуток, так называемая подсобка, где на стуле, попирая все правила гигиены, стояло ведро с кипятильником, а на другом стуле большая эмалированная чашка, над которой мыли головы. Воду набирать из уличного крана, выливать использованную, где придётся, чтобы не у самого порога, лучше ближе к автобусной остановке.
Работы полно, план в 180 рублей в месяц выполнить в летнее время дело плёвое, но кто-то очень умный посоветовал вчерашней ученице, мол, ты, как начинающий мастер не старайся делать план, тебе простят. Уже познавшая вкус свежей копейки, Галя так и сделала. Приходит закрывать ведомость, а начальник Ибрагим Юсофович, не подписывает, требует выручку: может, вы зарабатываете и больше, ему лишнего не надо, но то, что положено, будь добр вынь да отдай! Три месяца упрямая Галька жила без зарплаты, пока за дело не взялась Мари Трофимовна. Шестидесяти лет, ещё при здоровье и полная энергии, мать поехала в аул выбивать заработанные дочкой деньги.
Начальник стоял на ступеньках дома Быта, когда к нему подошла Мари Трофимовна, поздоровавшись, и не скрывая удивления, выдаёт прямо в лоб: «Ибрагим, ты вылитый Юсуф! Я хорошо помню твоего отца!» и документы были подписаны.
Жившая до войны в Тахтамукае, мать практически знала весь аул. Не раз Галя была свидетельницей, как пристально рассматривая какого-нибудь молодого адыгейца в Прикубанском, она спрашивала: «А чей ты сын?» Парень объясняет, а Мари Трофимовна кивает головой? «Да, да знаю, знаю…Так ты его сын?!»
И вернувшись домой строго наказала: «Теперь дурака не валяй, чтоб план выполняла!»
Быть ученицей это одно, ты всегда знаешь: чтобы ты не сделал, отвечать будет твой мастер. Очутившись в вагончике, наедине с ответственностью, бывшая практикантка нервничала частенько, особенно заставляли волноваться окраска и химзавивка. Надо сказать, что это очень плохо, когда после курсов не попадаешь в бригаду, какие ни есть парикмахерши неприступные скалы, в совете не откажут.
Тлюстенхабь от Прикубанского находился примерно в пятнадцати километрах. После того, как Галя с запиской от Ибрагима Юсуфовича предстала перед сменщицей Ларисой, и началась её трудовая жизнь. Потянулись за красотой в отдалённый Тлюстен подружки. Они исписали Галке всю книгу жалоб, исключительно благодарностями, и приехавший как-то начальник, просматривая расписанный документ, наверняка был удивлён, что за самородок у него работает! В то же лето наряду с подложными благодарностями, она заработала и первую жалобу.
В вагончике подавальщица не прислуживала, семя льна никто не варил, и при накручивании на бигуди, сдабривались головы обычным пивом, сегодня, когда прилавки уже никого не удивляют изобилием парфюмерии различных фирм, это может быть и смешно, но на тот момент пиво единственный продукт, что давал нужный эффект.
Алкогольный напиток, надо думать, никто не выдавал, его покупали мастера сами, а Галя в эту смену не купила и обходилась водой. Женщина требовала пиво! «Нет пива» отвечала молодая мастерица. «На воду у меня не будет держаться укладка!» заводилась клиентка, Галя пожала плечами, а я мол, что могу сделать? «У вас должно быть!» настаивала посетительница. «Нам его не выдают, я не обязана покупать пиво!» уже начала показывать зубы и хозяйка вагончика. Кончилось тем, что раздёрганная женщина всё-таки сделала укладку на чистую воду, но, сняв бигуди, потребовала книгу жалоб.
С самого детства, попадая в круг незнакомых людей, Галя стеснялась возраста родной матушки. Сорок лет разницы это не двадцать и даже не тридцать, на краснодарском рынке в очереди за картошкой, одна женщина сказала, мол, что это бабушка привела тебя выстаивать здесь, пусть поведёт тебя в цирк. Ребёнок стушевался и опустил молча глаза: ну, вот опять на мамку думают, что бабушка, а Мари Трофимовна издав звук, напоминающий смех, растолковала незнакомке: «Хе-хе, я ни бабушка, я – мама!». «Мама?» не смогла скрыть удивления та.
Разумеется, если бы мать не ходила в фуфайке, да красила губы, она бы не выглядела так старообразно, а то мало того, что не молодая, так ещё и одета бедно и по-деревенски. Короче, Галя страдала оттого, что мамка старая и не модная.
Вернувшись домой мастером третьего класса, она смотрела на свою Мари Трофимовну и думала, что если бы она была и моложе и не относилась бы так наплевательски к своей внешности, Галька бы из неё сделала мадам на весь Прикубанский, но, увы, шестидесятилетней женщине этого ничего было не надо.