Говорят, что лето не резиновое, всё не вместит. Но сколько оно вместило в себя нашего полкового хозяйства! Опустим для ясности прыжки с парашютом и батальонные учения, стрельбы из любого вида оружия и дежурства по части или роты. А то, о чём здесь пойдёт речь, уже не спрячешь, не переименуешь. Но обо всём по порядку.
В то лето нам иногда в руки попадали газеты, но лучше бы не попадали. Не хотелось их раскрывать и читать - всё об одном и том же. А именно: обсуждение статей новой брежневской конституции. Чаще всего оно сводилось к одному: переливали из пустого в порожнее. И плюс всевозможная атрибутика к ней: гимн, стяг и всё, что с нею связано.
Вот этот гимн, а, вернее, текст его, мы и разучивали тогда - долго и упорно, и не только мы. Если выдавался выходной день, то выпавшее воскресенье наша рота посвящала этому гимну. Времени свободного был вагон - целый день. И поэтому после завтрака собиралась рота под командованием дежурного офицера в ленкомнате. Деды и офицер шли к себе и занимались своими делами, если они, конечно, у них были. А, если не были - изучали потолок над своей кроватью.
Остальные под руководством старшего сержанта с листком в руках в просторах ленкомнаты слушали и повторяли слова бесконечного гимна. Со стен её взирали на нас седовласые старцы из Политбюро, и главный среди них - мудрый бровеносец, еле двигающий своими челюстями. Разве мы могли хулиганить?! Разве мы имели право, глядя на них, петь хором плохо?!
Может, сама по себе мелодия и неплохая была, но, если её слушать и повторять десятки раз, то она, как говорится, начнёт застревать в каждом зубе. Всему есть предел. Так мы до посинения репетировали, испытывая своё терпение. Любого солдата разбуди среди ночи, он, как «Отче наш», споёт тебе гимн семьдесят шестого года:
«В бессмертных победах идей комунизма Мы видим грядущее нашей страны.
И красному знамени нашей Отчизны Мы будем всегда беззаветно верны.
Слався Отечество наше свободное, Дружбы народов надёжный оплот!
Партия Ленина, сила народная, Нас к торжеству коммунизма ведёт!»
Мы отдыхали от него в нарядах по части - что выпадет: караул, столовая или рота. Да и то - репетировали до обеда, после которого готовились к наряду: стирались, гладились и пр. К концу лета мне казалось, что кончились и наши музыкальные мучения. Но они только начались для меня. В один из нарядов по роте - уж не знаю, за какие грехи - деды посадили меня в ленкомнате писать им дембельскую песню.
Мои ровесники, тоже молодые солдаты, не приветствовали мою писанину. А писал я, мне казалось, долго и упорно. С точки зрения литературы она не представляла ценности. Может быть, я в тех строках льстил дедам и своеобразно узаконивал на бумаге ухаживания за ними молодых. Всё писалось на мотив одной блатной мелодии.
«Пускай теперь попашут сыновья. Настала жизнь дедовская моя.
Скорей пришли бы праздники. И дедушки-проказники
Разъедутся шальные по домам».
После обеда, когда я уже написал больше половины песни, испортилась погода, небо нахмурилось, и пошёл дождь. Тем самым время подсказало мне концовку песни, над которой я бился. Да и само место, где мы служили, Белоруссия, не осталось в стороне.
«Прощай страна Бульбония, Лесная, не погодная.
Нас дома наши бабы верно ждут.
Вот новый день кончается. И дембель приближается,
Как до земли доносит парашют».
Так закончил я свой поэтический опус и представил его на суд дедам, думая, что на этом кончаются мои мучения. Но они только начинались. Нашлась для такого дела гитара. Нашёлся в роте и гитарист. Он же к словам песни написал и музыку, если таковую можно назвать музыкой. Но она понравилась - и не только дедам, но и более молодым солдатам.
Мало того, запись песни этого гитариста-виртуоза размножили на магнитофоне семидесятых годов прошлого века. И крутили её буквально с утра до вечера.
По всей видимости был совсем не против этой катавасии ротный. Мало ли что делается у него в роте. От дедов многое зависит в ней - рулят всё-таки они. Как говорится, чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало.
Мало того, что крутили у нас в роте, устроили этот матюгальник над входом в батальон. И теперь всякий входящий знал не понаслышке об этой песне. Видать, что с молчаливого согласия руководства батальона.
Я со страхом ждал, что меня в любой момент арестуют и отведут к дежурному по части или, в лучшем случае, проводят на «губу». Так, как там, в этой песне, было много «солёных» словечек, полуматерных слов, да и таких оборотов, что лучше было бы это на люди не выносить. И гитариста-певца по головке не погладят из-за меня.
Так закончилось лето. Потом пролетели сентябрь и октябрь. Но за мной никто так и не пришёл. Хотя эта дембельская песня звучала на прежнем месте чуть ли не каждый день. А в ноябре под неё стали демобилизовываться деды. А как уехал последний дембель, она и совсем перестала звучать.
А наступившей зимой, в Новом году, поступило недвусмысленное предложение, что мне бы пора уже написать свою дембельскую песню. Понравилось моему призыву она настолько, что захотелось иметь свою.
Первое время я отнекивался, потом искал причины, а затем мне на выручку пришёл в феврале приказ о моём переводе в другую воинскую часть. И я уже не знаю, под какую песню навсегда уходили из роты дембеля моего призыва.
Январь 2018 г.
Боровуха - Москва
Белоруссия - Россия