Тать и Патриарх

Артем Ефимофф
 Патриарх Кирилл в старом штопаном подряснике сидел около полыхающей голландской печки. Ноги патриаха были слегка оголены и вытянуты. Крещёный японец Хидэёси Тоётоми очень аккуратно ставил иглы в больные ноги старца.
 Всё это лечение очень угнетало святейшего. Но послушание доктору и выполнение всех  предписаний оного смиряло душу и делало предстоятеля простым смертным стариком, зависимым от своего врача.
 Раздался стук в покои.
 - Войдите.
 Вошёл келейник Никон.
 - Ваше святейшество, приехал секретарь епархии с докладом.
- Пусти его, да чаю принеси, пожалуйста, ему.
 Келейник скрылся за дверью, и через какое-то время появился секретарь.
 - Благословите, ваше Святейшество?
 - Бог тебя благословит, отец Игнатий. Как дела обстоят в Московской епархии? Вижу, что что- то случилось у тебя, иначе бы так поздно ты бы не приехал.
 Отец Игнатий немного помолчал, а потом достал из своего большого портфеля бумажную папку и протянул патриарху.
 Патриарх взял папку и стал её смотреть.
 - Что это за бумаги?
 - Дело, которое я завел на отца Николая из косинской церкви.
 - А что такое с отцом Николаем?
 - Да вот, поглядите, имеем три доноса от матушки, жены местного благочинного.
 Пишет матушка, что отец Николай прячет беглого у себя на приходе.
 А благочинный, муж её его покрывает и нам ничего не сообщает.
 Боится матушка, что снимут их из-за  этого от занимаемой должности и отправят в медвежий угол на дальний приход.
 А беглого того власти ищут уже очень давно и найти никак не могут.
 - А что сам ты, отец Игнатий, думаешь по этому поводу?
 - Я думаю, что нужно беглого изъять, передать его властям. Отца Николая сослать на дальний приход, а благочинного, хоть он нам и ничего не сообщает, наградить золотым наперсным крестом.
 - Я приму решение по этому поводу завтра, отец Игнатий, а сегодня уже поздно, спать пора.
 Секретарь вышел из покоев, и патриарх окликнул келейника.
 - Никон, войди.
 Никон вошёл с подносом в руках. На подносе стоял чайник чая для секретаря и вазочка с сухофруктами.
 - Я вот, ваше Святейшество, чай принёс!
 - Опоздал ты, Никон, с чаем - отец Игнатий ушёл уже.
 К этому времени Хидэёси Тоётоми закончил ставить иголки, и святейший предложил чай ему и самому Никону.
 - Как думаете, друзья, если очень хороший батюшка, а то, что он хороший я знаю точно, прячет у себя на приходе преступника, то это не просто так? Он наверное знает, что делает, ведь на то он и пастырь.
 Ведь нам важно изменить в человеке не форму его поведения а его душу.
 Отдай сейчас беглого властям и они запрут его. Произойдет метаморфоза его бытия! А произойдет ли изменеие его ума, метаноя, спрашиваю я?
 Нет не произойдет! Человек в заперти лишь временно отлучен от греха. Выпусти его, и он опять пойдет хулиганить.
  Хидэёси Тоётоми согласительно покачал головой, выказывая одобрение словам патриарха.
 Никон привстал и обратился к патриарху.
 - Святейший отец! Все знают, что цель христиан, это спасение души.
 - А как её спасти? Только любовью!
 Как Сам Спаситель учит нас - Да любите друг друга!
 Посему делание отца Николая, настоятеля Косинской церкви с точки зрения высшего закона правильное!
 Но, Святейший отец, разумею я, что есть ещё и земные законы, неисполнение которых грозит большими бедами и хлопотами, поэтому надо съездить аккуратно на этот приход и выведать обстоятельно все подробности этого дела.
 Патриарх глотнул чаю и обратился к Никону.
 - Ты вот, Никон, и поезжай в Косино, да аккуратно изведай всё у отца Николая. Да позови мне водителя моего, Андрея.
 Хидэёси Тоётоми и Никон вышли, через какое-то время в покои вошёл Андрей.
 - Благословите, ваше Святейшество?
 - Бог тебя благословит! Готовь машину, через пятнадцать минут выезжаем.
 Андрей ушёл, а патриарх стал облачать свои ноги в шерстяные носки,  а поверх них широкие кроссовки Адидас.
 Не переменив старый домашний подрясник, предстоятель накинул на себя зелёный пуховик и надел на голову выцветшую малиновую скуфейку.
 Выходя из покоев, он совершил три земных поклона и прихватил с собой мешок, стоящий у печки.
 Машина стояла у крыльца на парах, Андрей открыл дверь и запустил Святейшего в салон.
 - Едем в Медведково, улица Полярная, 28!
 Андрей тронулся, выехал на дорогу и повёз патриарха по сверкающему в огнях городу.
 На Полярной улице патриарх вышел и вошёл в подъезд дома. Поднялся на третий этаж и позвонил в дешевую, обшарпаную дверь.
 - Здравствуйте, я странник, монах из дальнего северного монастыря, вы вдова с тремя детьми?
 - Я год как кормильца схоронила.
 - Меня просил один человек состоятельный вам передать вот это.
 И патриарх вытащил из мешка большое золотое блюдо восточной работы.
 Вдова ахнула, взяла блюдо, стала благодарить, побежала куда-то на кухню к детям.
 Пришла обратно к двери и никого уже там не увидела.
 Патриарх прыгнул в машину и помчал в Тушино.
 Там он повесил на дверь одинокого пенсионера красивый маленький пакетик с пятьюдесятью тысячами рублей, нажал на звонок и, услышав шаги за дверью, поспешил поскорее скрыться.
 Заехал на Ленинградский вокзал к бомжам и немного побыл с ними, утешил многих, раздал подарки.
 Так продолжалось до часу ночи, пока весь мешок не стал пустым.  Только потом Андрей повел машину домой в Переделкино.
 Никон тем временем прогуливался вместе с отцом Николаем вокруг Белого озера в Косино.
 - Говорят, отец, у тебя беглый на приходе живёт?
 - Живёт, только он уже не беглый.
 Он был беглый и нашелся!
 Всю жизнь убегал он от себя, старался отдалиться от Правды.
Жил во тьме хищнической жизни, чураясь света Божия.
 Но милостью Божией стал ясный теперь его ум. Принес он покаяние за свои злодеяния. Ведёт борьбу со своими страстями, смиряет свои желания, накинув узду молитвы на своего внутреннего человека.
 - Хорошо, отец Николай, что так славно вышло, радуюсь я очень спасению сего беглого человека.
 Но как же нам быть? Благочиниха ваша доносы нам пишет, за место своё боится.
 - Да знаю я всё. Отец благочинный меня предупреждал, что матушка его извести меня хочет.
 - Это хорошо, что бумага эта к нам попала! А если бы она в прокуратуру написала! Нельзя беглому быть здесь.
 В это время раздался звонок телефона и Никону сообщили, что скончался  патриарший механик Гаврюша.
 Никон обратился опять к отцу Николаю:
- Привози после завтра к нам беглого в Переделкино вечером.
 Отец Николай подумал и согласился.

 Утром после ранней литургии Никон пришел к Святейшему. Патриарх сидел за томом Григория Паламы.
Патриарх отложил чтение и обратился к Никону.
 - Ну, поведай свои соображения по поводу беглого.
 Никон рассказал патриарху о пришедшей ему накануне мысли.
 Патриарх подумал и спросил.
 - А где мы его похороним?
 - Да здесь, в саду!
 - Ну хорошо, да будет так, отец Никон.

 На следующий день отец Николай привез беглого в багажнике своего старенького Ситроена.
 Вылезай, пойдешь к самому Патриарху!
 Беглый испугано шел по каменной, искусно выложенной дорожке. За ним тяжёлой поступью шагал отец Николай, не спуская с него глаз. Наконец, они вышли на поляну, окружённую фруктовыми деревьями. На поляне копошились люди в монашеской одежде.
  Это Патриарх вместе с Никоном и Андреем по очереди копали могилу.
 Завидев Отца Николая с беглым, Святейший отец вылез из могилы и обратился к беглому.
 - Ты беглый?
 - Я, ваше Святейшество!
 - Машину умеешь чинить?
 - Немного!
 - Немецкие моторы и ходовую знаешь?
 - Нет ваше Святейшество!
 - Ничего научишься, примешь иноческий образ в честь архангела Гавриила и станешь механиком Гаврюшей!
 Всё понял?
 - Понял, ваше Святейшество!
Могилу докопали сообща, отец Николай и беглый тоже потрудились.
 Совместно принесли тленое тело покойного механика.
 Погребли и пропели вечную память.
 Покойся с миром в обителях неувядаемых, во блаженном успении вечный покой!
 
 Приехал епархиальный секретарь с докладом.
 Святейший патриарх выслушал доклад, раздал поручения секретарю и между делом попросил наградить золотым наперсным крестом благочинного, а отца Николая из Косинской церкви отправить на дальний очень сложный приход.
 Секретарь уехал, пришел Никон с подносом чая.
 - Опять с чаем опоздал, дурень, но не пропадать же ему, садись сам сюда около Хидэёси Тоётоми, попьём чайку.
 Патриарх разлил чай из чайника по чашкам и предложил гостям, потом открыл прозрачную печную дверцу и швырнул в огонь белую бумажную папку.