Почти Рождественская история

Виктория Московцева
Она, опустив голову, разглядывала кольцо на исцарапанном пальце.  Ещё недавно – сбивчиво, волнуясь, перебивая себя, и застревая, она рассказала то, что  случилось с ней вчера, когда она возвращалась домой, ранним вечером.   И теперь, полностью вымученная, не ждала ни  приговора, ни вопроса, ни сочувствия – ждала, когда пройдёт только что пережитое напряжение. Ещё немного, и ей захочется уйти, но она притворится, что не услышит этого желания. Будет сидеть, ещё чего-то ожидая – от меня? От себя?

Проблема состояла в том, что когда она начала рассказывать , то говорила на чистейшем русском языке. Когда же начали случаться все главные неприятные события вчерашней истории, она, нервничая,  заговорила на своём родном языке.

И, естественно, я почти ничего не понял; только то, что на неё было совершено нападение. Видимо, местной шпаны, но насколько она пострадала, я не знал. И не знал, что теперь делать, звонить ли в полицию – но что я мог предъявить в этом случае? Когда я сам только на интуитивном уровне понял, что что-то случилось, хорошо – нападение (хотя плохо, конечно), но какой адрес я назову? Ведь я совершенно не знал, где живёт (то есть снимает квартиру) моя помощница.

Лучше бы зарыдала. Тогда у меня появилась бы возможность подойти,  приобнять её за плечи, принести воды. Мы бы задвигались, и ситуация как-то рассеялась.

Я подошёл к балкону. Давно тянуло застоявшейся предгрозовой маетой, где-то погромыхивало. Через мгновение природа разразилась таким обилием ливня, что взвизгнула  сигнализацией чья-то машина.

Обернувшись, я увидел её вопрошающие глаза. Тотчас опустила. Но что-то изменилось. Она откинулась на спинку кресла, и вдруг сказала строго и чётко: «Я ошиблась дверью, а уйти невозможно.» И голос, и слова были так неожиданны, что я почему-то посмотрел на комнатную дверь. И  даже заметил все её мельчайшие трещинки, крошечные сколы краски, и невесть как забившуюся в раме двери  карту с отвёрнутым уголком. На уголке смеялся, и тряс бубенцами  джокер .

Она ещё выглядела  взволнованной, но я чувствовал, как она набирает силу.
Смотрела мимо меня – в окно, руки уже спокойно лежали одна на другой.

Сейчас  выпрямится, придвинет клавиатуру, и достучит незаконченную фразу. А потом поднимет глаза, ожидая диктовки.

               
               
               
«Так. Итак. Тик-так.» Я проснулся глубокой ночью. Оттого, что явственно слышались  чьи-то шаркающие  шаги по квартире. Шаги сопровождались переливчатым звучанием, точно множество стеклянных браслетов на запястьях индианок, танцующих свой ритуальный танец.
- Так. Итак. Тик-так, - продолжал тихонько напевать этот кто-то,  и когда на кухне гулко ударилась о плиты пола чайная ложечка, я окончательно проснулся.

Страшно не было. Было любопытно, и я двинулся в сторону кухни.

За кухонным столиком сидел, спиной ко мне, карлик в причудливых одеждах. Он пил чай, с шумом втягивая его прямо из блюдца. Потянувшись за печенюшкой в вазочке, я услышал тот же звон, какой я принял за стеклянные браслеты индианок – это был бубенец, вшитый в манжету его рукава.

- Что Вы здесь делаете? Это моя квартира! – воскликнул я.
Карлик обернулся, и осмотрев меня с ног до головы, сказал,
- Ваша? Вы уверены?
- Да, я уверен, - начал я бодро-оборонительно, но почему-то смешался, и понёс какую-то чушь о «дарственной, купле-продаже, нотариусе, потолках три шестьсот, даже упомянул о справке из БТИ.» И закончил свою нелепую тираду совсем уже слабо и неуверенно,
- А Вы кто такой?
- Ха, ты меня знаешь! – весело ответил карлик, и заулыбался ярко-розовыми щёчками.
«Действительно, знаю, - думал я, - «Но откуда?»
Весь предыдущий день пронёсся передо мною, как старая фильма, в убыстренном темпе.

- Ты Джокер! – воскликнул я, - из карты!
- Но почему же сразу на «ты»? – поморщился Джокер.
- Из карты, говоришь, - продолжил он, – Ну-ну…
- Из колоды карт? – неуверенно предположил я.
- Оставь ты эти колоды! – уже с ноткой  недовольства ответил Джокер.
- Может и оттуда, - сейчас тебе это всё равно не понять.

- Ты лучше  ответь мне, раз уж проснулся. -  Зачем девушку обидел?
- Я..? Обидел?
- Да-да, вот именно. Девушку.
Которая работает на тебя, печатая всё это.., что ты называешь литературой.

- Я не обижал.., -  недоуменно промолвил я.
- Как же, «не обижал» , - глаза Джокера полыхнули зеленовато, недобро.
- Не обижал.., - продолжал он, - а зачем же она тогда плакала на лестничной площадке?
- Я.., я.., не видел, - оправдывался я.

- Мог бы и догадаться, раз писатель, - строго молвил он.

И, услышав звуки открываемой входной двери, спросил,
- А это кто?
- Нюша пришла, домработница.
- Да, заболтались мы с тобой, - Джокер спрыгнул с табурета, и… исчез.
Оставив меня в полнейшем недоумении.
«Может быть, приснилось?» - успел подумать я, укрываясь в своей постели.
Досыпать сладчайший утренний сон.


               
Луч заходящего, оранжевого солнца  бил в самые глаза так, что  зажмуренные веки не спасали.  В самый зрачок, в самую сердцевину. Мне казалось, он доставал до самого мозга, и там плавил, размягчал  предыдущие события.
Вскочив с постели, я увидел, что вся комната полна этими яркими полосками света. Они преломляли привычные предметы, и комната казалась чужой, точно я находился в декорациях неизвестного фильма.

 Я прошёлся по всему дому, заглянул и на кухню – всё, как прежде. За исключением того, что никого не было дома.
С Нюшей всё ясно – отработала своё, и ушла.
«Но почему..?» - недодумал я мысль, так как понял, что не помню даже имени девушки, которая вот уже полгода приходит ко мне работать, печатая и правя мои произведения?
« Как же так?» – вопрошал я себя. 
- Значит, прав Джокер, -  когда говорил, что я обидел девушку.
 
Я сидел и горевал по этому поводу.

И вдруг, вдруг… (не слишком ли много этого «вдруг»?)  И тем не менее – вдруг я точно увидел объёмную книгу в суперобложке, на которой выпуклыми золотыми буквами было написано «Яся». Точно – Яся! Вот имя моей девушки – помощницы!

Тут всё всплыло от самого начала: и как Яся появилась в моём доме, и как поначалу я сомневался в её профессиональных способностях – слишком юной, неопытной казалась она. И как, стоило ей присесть к компьютеру, и начать печатать с листов мои заковыристые, перечёркнутые,  со всеми стрелочками-вставочками, с ужасным (что уж скрывать) почерком,  как легко ориентировалась Яся во всём этом хаосе, где я сам порой запутывался и нервничал.
А лёгкая девушка Яся уже через минут двадцать представила чистейший, объёмный текст, полностью соответствующий содержанию. Как радовался я, найдя столь идеального помощника! То есть помощницу, конечно;  с небрежно заколотыми светло - русыми волосами, пряди которых выбивались, и  щекотали ей шею.

- Ясечка.., - так захотелось назвать её нежно, и я произнёс это имя вслух.  Хотелось перекатывать её имя внутри,  точно держишь вишенку, а прокусить её не хочется, бережёшь драгоценный вкус – Яся, Ясечка, Ясенька,  Яся-Яся-Яся..!


               
И стал вспоминать все мелочи, связанные с Ясей. Вспомнил, как друг позвонил, и порекомендовал Ясю, как хорошую помощницу. Вспомнил её диалог с Нюшей в прихожей, Нюша волновалась, – «Откуда такие исцарапанные руки?»
- Котята, - просто и весело отозвалась Яся. И рассказала, что она подобрала у своего дома троих, и что были они совсем маленькие и беззащитные. Матери-кошки не было рядом  дня два, или три (это сообщили ей старушки-соседки, что всегда сидят на лавочках у подъезда), а это означает, что либо с ней что-то случилось, либо она сама бросила своих детей. Кошки – не люди, они своё потомство не оставляют, пока те не вырастут до сознательно кошачьего возраста. Значит, оставалось второе. И Ясино сердце дрогнуло, взяла всех троих.
Я вспомнил так же, что Яся родом из города Львова. А какими ветрами её занесло в Москву, это уже было неведомо мне – то ли позабыл за суетой дней, то ли информация так и не дошла до меня от моего друга. «Отлично!» - восторжествовал я, - «Замечательный повод начать с ней разговор!»

- Дааа.., -  продолжал я свой внутренний монолог, - «Отлично-то, отлично. Но вот уже второй день, как она не приходит. Может быть, мы вообще больше никогда не встретимся? Или то, что случилось с ней позапрошлым вечером, столь роковым образом сказалось на судьбе Яси?», - загрустил я.
 - Я найду её, чего бы мне не стоило! - отогнал я от себя тревожные мысли.
 
- И начать надо с тех слов, с той фразы, которую она бросила в тот день, и которая так ошеломила меня. А почему? – всё пытался я докопаться до истины. – Потому, - ответил я сам себе, - Что ни единого лишнего слова, кроме  самых необходимы слов вежливости, или совсем уже  запутанных вопросов по работе, я от неё никогда не слышал.

«Как же она тогда сказала?» -  вспоминал я, - «Я ошиблась дверью, а уйти невозможно» .

- Что это значит? Что? Что?» – Не понимаю. Вот о чём  надо бы спросить Ясю.

Долго я ломал голову, но выплывали лишь какие-то фантазии, которые я одну за другой отметал, как ненужные, фантастические, нереальные.

- А не думаете ли Вы, хм.., молодой человек, - раздался уже знакомый мне голос Джокера, -
  Не думаете ли Вы, что Вы крайне эгоистичный, равнодушный человек? – продолжал Джокер.

  Я обернулся, поскольку Джокер устроился позади меня, прислонясь к самой стеночке моей   
  обширной  тахты.
- Почему вдруг такой интерес к девушке, которую Вы столь долгое время воспринимали, как прикладной предмет? Что сподвигло  Вас так резко поменять отношение к ней? Может быть то, что она единственный раз просила Вас о помощи? – уже с ёрнической интонацией продолжал он.

Я отметил, что Джокер окончательно перешёл на «Вы».
 
 - Ребусы разгадываете? Непонятно, почему она сказала именно эту фразу, а не какую-либо другую?  Хорошо, я объясню Вам, если уж так приспело, -  «Ошиблась дверью?» - Вашей дверью она ошиблась. А то, что «Уйти невозможно» - да, сейчас у Яси такое положение с визой, что если она уедет на родину, то вернуться уже не сможет. Просрочена её виза. Только вот почему она не уехала вовремя? Неужели ей так дорога была работа у Вас? Или что-то другое? – Не пытались рассмотреть ситуацию с такой точки зрения? – продолжал насмешничать Джокер.

Но в его словах была правда, я чувствовал это всем своим существом. И мне стало стыдно. Я даже не представлял, что стыд может быть таким жгучим, таким мучительным.

А Джокер продолжал, - Вы были настолько не любопытны, что даже не дали себе труда раскрыть книгу, да-да, ту самую, на обложке которой написано «Яся», - а ведь это я Вам её незаметно подсунул.

«Ах, вот оно что»… -  думал я. И ещё я понял, что Яся мне нужна.  И не как помощница, а
как дорогой, очень близкий человек. Я вспоминал черты её лица, и каждая чёрточка, ямочка, морщинка напоминали об этом. Лёгкая девушка Яся – да, именно такова она во всём. И я понимал, что именно такого характера лёгкость присуща  людям  умным, цельным и честным.
Я полностью ушёл в свои мысли о Ясе. 

Помню, что в один момент я отвлекся, почувствовав незримую, очень деликатную помощь Джокера. Он точно понимал, что сейчас происходит нечто очень важное, и его первое амплуа шута сейчас сменяет другое, так же присущее ему по статусу – вершителя судеб.

Никогда  не думал, что тишина может быть такой оглушительной.

И в этой звенящей тишине стукнула, распахнувшись, входная дверь. Мы подпрыгнули от неожиданности. Но когда я ринулся к ней, и увидел в дверном проёме силуэт Яси, то уже не было никаких «мы», Джокер исчез, по всей видимости, исполнив свою задачу.
 
Хотя.., когда я обнимал свою любимую Ясю, зарывшись в копну её душистых волос, мне показалось, что из-за угла прихожей показались ярко-розовые щёчки, раздвинутые широкой улыбкой.

И тихонько звякнул бубенец.