Посвящается Анри Брэнну
1
У папаши Тай было 3 дочери: Анна, старшая, о которой не говорили в семье, Роза, младшая, которой исполнилось 18, и Клэр, самая младшая, ещё подросток – она только что отметила свою 15-ю весну.
Папаша Тай, вдовец, работал механиком на фабрике пуговиц г-на Лебрумана. Это был славный человек, очень решительный, прямолинейный, трезвый – образцовый рабочий. Он жил на улице Ангульем в Гавре.
Когда Анна получила свободу, как говорится, старик ужасно рассердился и угрожал убить соблазнителя, начальника отдела в большом магазине в городе. Затем ему начали говорить со всех сторон, что Анна остепенилась, что вкладывала деньги в развитие государства и уже не шалила, связавшись с пожилым мужчиной, судьёй коммерческого суда, г-ном Дюбуа, и отец успокоился.
Он даже осведомлялся о том, что она делала, наводя справки у её бывших подруг, которые видели её, и когда ему сказали, что она процветает и что у неё есть коллекция разноцветных вазочек на каминной полке, масляные картины на стенах, позолоченные часы и ковры, его губ касалась довольная улыбка. Он работал 30 лет, чтобы скопить жалкие 5000-6000 франков! Малышка не сглупила!
Однажды утром сын Тушара, бондаря, попросил у него руку Розы, второй дочери. Сердце старика заколотилось. Тушары были богаты и с хорошим положением в обществе – ему решительно везло в судьбе дочерей.
Решено было отметить свадьбу с размахом. Её решили праздновать в Сэнт-Адресс, в ресторане мамаши Жуза. Это стоило дорого, но такой праздник бывает не каждый день.
Но однажды утром, когда старик вернулся домой на обед и сел за стол со своими 2 дочерьми, дверь открылась, и вошла Анна. Она была в великолепном туалете, с перстнями, в шляпке с пером. Она выглядела прекрасно. Она бросилась отцу на шею, когда тот и охнуть не успел, затем с рыданиями упала в объятья сестёр, затем села, вытирая глаза, и попросила тарелку, чтобы поесть супа вместе с семьёй. На этот раз папаша Тай расчувствовался до слёз и повторял: «Всё хорошо, малышка, всё хорошо». Тогда она рассказала, зачем пришла. Она не хотела, чтобы свадьбу Розы праздновали в Сэнт-Адресс. Пусть празднуют у неё дома, это не будет стоить отцу ничего. У неё всё было готово для праздника, она обо всём позаботится!
Старик повторял: «Хорошо, малышка, хорошо». Но на сердце у него было неспокойно. Согласятся ли Тушары? Удивлённая невеста спрашивала: «Почему им возражать? Предоставь это мне, я сама поговорю с Филиппом».
Действительно, она поговорила с женихом в тот же день, и Филипп согласился. Папаша и матушка Тушар были рады, что праздничный обед ничего не будет стоить. Они говорили: «Конечно, это будет хорошо, ведь господин Дюбуа купается в золоте».
И они попросили разрешения пригласить подругу, мадемуазель Флоранс, кухарку. Анна согласилась на всё.
Свадьбу назначили на последний вторник месяца.
2
После формальностей в мэрии и религиозной церемонии свадьба направилась в дом Анны. Семья Тай привела с собой пожилого родственника, г-на Совтанэна, человека с философскими рассуждениями, церемонного и педантичного, от которого ждали наследства, и старую тётушку, мадам Ламондуа.
Г-н Совтанэн решил предложить Анне опереться на его руку. Их посчитали парой, так как они были самыми значительными и важными людьми в обществе.
Когда подошли к двери Анны, она немедленно бросила кавалера и побежала вперёд, говоря: «Я покажу вам дорогу».
Она бегом поднялась по лестнице, тогда как процессия гостей шла медленнее.
Когда Анна открыла дверь, она отодвинулась, пропуская гостей, которые дефилировали мимо неё с круглыми от удивления глазами, глядя по сторонам на эту роскошь.
Стол был накрыт в гостиной, так как столовая была слишком тесна для всех. Ресторатор-сосед одолжил приборы, и графины, наполненные вином, сверкали в луче солнца, падающего из окна.
Дамы прошли в спальню, чтобы освободиться от шалей и шляпок, а папаша Тушар, стоя в дверях, взглядом показывал на низкую широкую кровать и подмигивал мужчинам. Папаша Тай чопорно и с гордостью смотрел на роскошную квартиру своей дочери и ходил из комнаты в комнату, держа в руке шляпу, всё окидывая взглядом, и ходил, словно ризничий в церкви.
Анна бегала туда-сюда, отдавала приказы, руководила угощением.
Наконец, она появилась на пороге столовой, из которой вынесли мебель, и крикнула: «Зайдите сюда все на минутку!» 12 гостей вошли в столовую и увидели 12 стаканов мадеры на круглом столике.
Роза с мужем обнимались и уже целовались в углах. Г-н Совтанэн не покидал взглядом Анну, увлечённый пылом и ожиданием, которые двигают мужчинами, даже старыми и уродливыми, когда они видят хорошенькую женщину, словно женщина должна отдавать себя понемногу мужчинам лишь потому, что она – женщина.
Затем сели за стол: обед начался. Старики сидели на одном конце стола, молодёжь – на другом. Мамаша Тушар руководила справа, молодая жена – слева. Анна занималась всеми и всем и следила, чтобы стаканы и тарелки всегда были полны. Гостей немного смущала роскошь жилища и торжественность случая. Все ели и пили, но не шутили, как это обычно бывает на свадьбах. Гости чувствовали себя в слишком изысканной атмосфере. Мамаша Тушар, которая любила смеяться, стремясь развеять атмосферу, крикнула за десертом: «Филипп, спой нам что-нибудь!» Её сына считали одним из самых хороших певцов в Гавре.
Молодой муж немедленно встал, улыбнулся и, повернувшись к Анне из вежливости, начал искать в памяти что-то подходящее, серьёзное, что подошло бы к случаю.
Анна сделала довольный вид и откинулась на спинку стула, чтобы послушать. Все лица стали внимательными и немного улыбались.
Певец провозгласил: «Проклятый хлеб» и, округлив правую руку, из-за чего рубашка поднялась к горлу, начал:
Есть хлеб благословенный, который получили
И вырвали из рук заклятого врага,
И есть рабочий хлеб, который заслужили
И вечером детишкам будем предлагать.
Но есть и хлеб другой, и ты его не трогай –
То есть проклятый хлеб, из Ада к нам пришёл! (дважды)
Не трогайте его, это не хлеб от Бога,
Тогда у вас, друзья, всё будет хорошо! (дважды)
Весь стол зааплодировал. Папаша Туше заявил: «Это хорошая песня». Приглашённая кухарка крутила в руках корочку, на которую смотрела с нежностью. Г-н Совтанэн прошептал: «Очень хорошо!» Тётушка Ламондуа вытирала глаза салфеткой.
Молодой муж заявил: «Второй куплет» и запел с возрастающей энергией:
Мы уважаем тех, кто возрастом разбит,
Стоит с рукой протянутой и просит у дороги.
Но как понять того, кто и не инвалид,
Кому и руки служат, кого и носят ноги?
И без нужды просить – это украсть у старых,
Рабочих обокрасть, кто роскошь не нашёл, (дважды)
Позор же тем, кого лишь лень просить заставит –
Не дай им этот хлеб, и будет хорошо! (дважды)
Все, даже слуги, стоящие у стен, начали вместе подпевать. Фальшивые тонкие голоса женщин смешивались с густыми голосами мужчин.
Тётушка и молодая жена рыдали. Папаша Тай сморкался, как труба, а папаша Тушар подвинул хлеб к середине стола. Кухарка роняла слёзы на свою корочку.
Г-н Совтанэн произнёс в этой буре эмоций: «Вот об этом стоит петь, это здраво, это не шуточки».
Смущённая Анна посылала воздушные поцелуи сестре и подмигивала её мужу, словно хотела благословить их.
Молодой человек, опьянённый успехом, продолжил:
В своём простом жилье швея, девица славная,
Ты словно слышишь голос того, кто соблазнит.
Так пусть игла в руке в работе будет главная,
Родителей не брось – у них душа болит.
Ты в роскоши порочной блаженства не найдёшь,
Отец на смертном ложе проклятье даст душой, (дважды)
И ты нечестный хлеб слезами обольёшь,
Не трогай ты его – всё будет хорошо! (дважды)
Теперь лишь двое слуг и папаша Тушар пропели припев. Бледная Анна опустила глаза. Молодой муж осёкся и смотрел, не понимая причины сумятицы и холода. Кухарка бросила корочку, словно та была отравлена.
Г-н Совтанэн провозгласил, чтобы спасти ситуацию: «Последний куплет – это слишком». Папаша Тай, красный до ушей, свирепо вращал глазами.
Тогда Анна, глаза которой были полны слёз, сказала слугам тихим плачущим голосом: «Принесите шампанское».
Гости развеселились. Лица засияли. Папаша Тушар, который ничего не заметил, не почувствовал, не понял, всё еще мял свой хлеб и пел один:
Не трогай ты его – всё будет хорошо!
И все гости, наэлектризованные появившимися бутылками с серебристыми наконечниками, запели громовыми голосами:
Не трогай ты его – всё будет хорошо!
29 мая 1883
(Переведено 5 января 2018)