Судьба Стучится в Дверь

Владимир Рабинович
Десять лет она ждала звонка, купила за доллар и поставила на его номер отдельный рингтон, который назывался «Судьба стучится в дверь» - четыре такта Пятой симфонии.  Она знала, что он когда-нибудь обязательно позвонит.
Он позвонил  в пять утра. Она спала в своей комнате одна. Взяла трубку.
- Ты в постели? - спросил он.
- Она сладко потянулась и ответила молодым голосом:
- Да, а что.
- Включи камеру, - сказал он требовательно.
- Зачем?
- Включи, я тебя прошу.
- Я только проснулась, я плохо выгляжу.
- Включи, - сказал он настойчиво.
- Заче-е-ем? – пропела она.
- Мне нужно спросить у тебя что-то важное.
- Спрашивай.
- Я хочу, чтобы ты смотрела мне в глаза.
- Слушай, - сказала она как можно мягче, - прошло много лет, мы с тобой уже давно чужие люди. У каждого своя жизнь, своя семья. Мы живем по разную сторону земного шара. Ты ничего не можешь у меня требовать.
- Хочешь, я встану на колени, - сказал он, сразу же включилась камера и она увидела его в трусах-боксёрах расцветки американский флаг, несвежей майке,  сильно постаревшим, совсем седым,  со старческим гипертоническим румянцем на щеках. Заляпанные пальцами со сломанной дужкой очки, криво, так что все время хотелось поправить, сидели на его лице. Он стоял на коленях со вскинутой для селфи рукой.
- Где твоя жена? – спросила она.
- Не знаю, - сказал он.
- Ты опять остался один?
- Да, - сказал он. - Пожалуйста, включи камеру.
- Что ты хочешь спросить?
- Включи, включи, включи камеру, - сказал он как ребенок просительно.
Она включила камеру в смартфоне и приблизила ее к лицу так, чтобы в кадре были только глаза, он приблизил свои глаза и спросил:
- В тысяча девятьсот восемьдесят седьмом году, летом, ты трахалась с Заиничковским младшим?
- Зачем тебе это знать? – спросила она. Что за фантомная ревность. Зайничковский жил сто лет назад. Мне было девятнадцать. Какая тебе разница. Какое твое собачье дело! - вдруг разозлилась она. 
- Мне нужно, мне нужно, мне нужно знать, - сказал он, и по этим признакам эхолалии (как он сам шутил «ленинской») она поняла, что он сильно волнуется.
- Зачем тебе? - снова спросила она.
- Мне важно, важно, важно, - сказал он.
- Заче-е-е-м, - уже готовая сдаться, протянула она.
- Я пишу роман, - сказал он.