- Моя, твоя не понимает, - решительно заявил туземец в набедренной повязке, зажимая в руке толстую пачку денег, - солнце светит, это хорошо. Ветер горячий, как лепёшка в очаге – это совсем хорошо. Твоя думает, что солнце плохо, ветер – плохо. Натянул рубашка, положил шляпа на башка – весёлый ходит, как банан на дереве. А моя говорит – тряпка на задница хорошо. Твоя человек, моя человек. Почему твоя можно ходить сюда, а моя нет? Почему гоняешь?
- Да поймите, же вы, наконец. Вам никак нельзя сюда. Не потому, что вы мне не нравитесь, а потому, что сюда не принято в таком, пардон, виде, заходить. У нас этикет. А у вас тряпка причинные места едва прикрывает.
Такой разговор проходил около новенького, только открытого ресторана. Маленький, красный, как рак, швейцар, стойко защищал вход в него, проявляя немалую сообразительность, и призывая на помощь всех святых.
- Твоя этикетка мой деньги любит. Бери! – категорически настаивал туземец.
- Да причём тут деньги!? Там столы, скатерти, ножи, вилки, бокалы на тонюсеньких ножках! Что вы будете с этим делать? Зачем это вам?
- С таким я ничего не делать. Я только жрать. Очень жрать люблю, – последовал всё поясняющий ответ.
- Но покушать можно, например, вот там, - швейцар указал на ближайшего торговца сосисками в тесте, расположившегося под пальмой.
Туземец внимательно проследил за указывающей рукой швейцара, потянул ноздрями воздух, словно принюхиваясь к сосиске, но через мгновение опять принялся за своё:
- Твоя человек, моя человек…
- Хорошо! Хорошо! – сдался, окончательно доведённый швейцар. Только придётся немного подождать. Сейчас я вызову главного администратора, и мы решим, как нам всем помочь.
Через некоторое время, в малом банкетном зале была замечена странная процессия. В сопровождении красного, как рак швейцара и бледного администратора, гордо шествовал туземец, облачённый во фрак, явно не по размеру. Поверх штанов на нём виднелась ярко-грязная набедренная повязка, с которой он ни при каких обстоятельствах не пожелал расстаться, а на ногах, вместо ботинок красовались белоснежные носки. Процессия прошла в дальний угол и остановилась около малоприметного столика, накрытого весьма примечательно, ради такого случая.
Через некоторое время тот же швейцар и администратор строгим конвоем проводили туземца обратно. Его лицо, перемазанное до ушей соусом бешамель, выглядело удивлённо-разочарованным, а рука, вместо пачки денег, сжимала обглоданную кость. Распрощавшись с фраком, он вышел из ресторана, и, поправив привычным жестом набедренную повязку, с умилением вдохнул воздух, пропитанный запахом свежеиспечённой сосиски.
- Твоя человек, моя человек, земля общий, деньга общий, этикетка разный. Э!!! – рассудительно пробормотал он.